Забившись в коробках, как муха в паутине, я всё же вырвался из пыльной западни и успел заскочить за старый, со снятыми колёсами автомобильный прицеп, поставленный на попа у стены амбара, и выхватить «таурус» из кобуры, положив его на ржавое железо и направив на вход. С улицы заурчали моторы, скрипнули ржавые тормоза, послышался гомон голосов. Сколько их там? В пикапе, что гнался за мной, было трое. А в том, что пытался перегородить дорогу… Не разглядел, но, кажется, всё же двое. Пятеро против меня, в западне сидящего. И что делать будем?
Решение пришло в голову сразу, едва я представил, как после первых моих выстрелов по входу бандиты просто зайдут сбоку и изрешетят тонкие стены, а заодно и меня, прячущегося за ними. Какие у меня преимущества перед противником есть сейчас? Вообще никаких. Вот этим и надо пользоваться. Потому что активности от меня не ждут наверняка. И не хрен ждать.
Выбравшись из-за прицепа и морщась от боли в ушибленном колене, я быстро и вполне бесшумно пошёл вперёд, пистолет у груди, ствол вверх и от себя, указательный на рамке. Всё как учили — носки повыше, чтобы не споткнуться, на полусогнутых. И успел. К тому моменту, как голоса зазвучали совсем близко, я стоял прямо у самого входа в амбар, за полутораметровым простенком, в тёмном углу. Вот моё преимущество! У меня глаза к темноте уже привыкли, а те на аризонском дневном солнце стоят, морщатся. Им время нужно будет, чтобы меня просто разглядеть.
Но их пятеро. А я один. Почему не боюсь? Боюсь как раз, просто руки с коленками не трясутся. А боюсь так, что дыхание спирает. Но как будто не боюсь. Не боюсь, не боюсь, не боюсь… мантра у меня такая. Ну, где они, сволочи?
Всё равно не боюсь… вот они, двое сразу! Оба сразу! И смотрят в глубь амбара, оружие туда нацелено — не думают, что я — вот, что вот он я, что рядом совсем, что у меня ствол с метра ближнему в висок направлен. Неправильно! Дальнему надо! Ближнего я всегда достану.
Я перевёл пистолет в висок мужику с подковообразными усами и в клетчатой рубашке без рукавов, выбрал усилие самовзвода и выстрелил. И сразу же второй выстрел — в лицо ближнему, который даже не среагировал, лишь дёрнулся с испугу, и сразу — быстро-быстро мимо него, ещё падающего, на улицу, не уклоняясь, не маневрируя (пауза — смерть), где с винтовкой в руках голый по пояс толстяк в грязной бейсболке и со слипшейся от пота бородой и волосами на груди, глаза сумасшедшие и испуганные, словно смерть свою увидел, а так и есть: выстрел в лицо — кто-то дёргается и кричит в кабине пикапа, непонятно что делая, что его так колбасит, раз-два-три в него, сыплется закалённое стекло, гильзы струйкой из затвора, — где ещё один?
Глаз улавливает какое-то движение слева, и я просто валюсь животом в пыль, перекатываюсь на бок, уходя от выстрела, взбившего пучком дроби пыль облаком и швырнувшего мне её в лицо, в очки, и начинаю жать на такой податливый спуск тяжёлого пистолета, пуская пулю за пулей в чёрный на фоне солнца и белой стены дома силуэт, чувствуя, как подпрыгивает в руках оружие, и уже после второго выстрела человек заваливается набок, схватившись за живот и роняя ружьё, и начинает корчиться в пыли, в быстро увеличивающемся кровавом пятне, загребая ногами пыль.
А я вскакиваю на ноги, пригнувшись, изо всех сил бегу обратно к амбару, на ходу меняя магазин и роняя опустевший в пыль, и приседаю за воротным столбом, прижав к нему оружие. Тихо.
Кругом тихо, только мотор пикапа, где человек уронил окровавленную голову на руль, работает. Два трупа возле самых ног — у обоих головы прострелены. Не встанут. У водителя пикапа дыра во лбу. Тоже не зомби. Ещё двое остались. «Борода» ещё мелко подергивается: пуля попала в лицо, но не убила. Последнему я несколько раз попал в живот, он тоже ещё жив.
Ладно, до них далеко — что эти двое, что рядом? Я быстро убираю пистолет в кобуру и подхватываю с земли чёрный «Хеклер-Кох МП5» — популярный у американской полиции немецкий пистолет-пулемёт, с выдвижным плечевым упором. Быстро осматриваю — с виду почти новый, рожок… рожок полный. Патрон в патроннике. Ещё три рожка в чёрном подсумке, который носится через плечо. Не полицейский подсумок, больше похоже, что с какого-то частного секьюрити оружие сняли. Самому убитому такой ствол не по карману, да и не продал бы никто — «фулл ауто»[48], понимаешь.
Ну и ладно, откуда бы он его ни взял, а мне пригодится. Что у нас второй? У второго дробовик, «Ремингтон 1100», самозарядный, с длинным стволом в двадцать восемь дюймов, охотничий, тоже новый с виду. Наверняка ведь не его — такое ружьё сотен девять стоит, больше, чем сам его обладатель. Ремня нет, зато на убитом пояс-патронташ, набитый патронами двенадцатого калибра. Не бросать же!
Пояс вытащил из-под трупа с усилием, поморщился от запаха пота, идущего от влажной кожи. Но всё же повесил его себе через плечо на манер «бандольеро». И туда же «хеклер». Пока. Ружьё взял в руки, заранее впав в тоску от мысли: «Как же я его на мотоцикле повезу, да ещё без ремня»? А может, на чём другом ремень есть?
Я направился к «бороде», всё же затихшему. Встанет ведь, как пить дать — встанет. А у него возле ног СКС с длинным магазином лежит, «китаец», судя по всему. И разгрузка явно патронами набита. Что делать? Шмонать трупы, пока из их посёлка не приедет подкрепление? А если не приедет?
Прицелился в голову лежащему из дробовика да и нажал на спуск. Грохнуло, ударом труп даже слегка развернуло в пыли, а мозги его разлетелись на несколько метров мелкими брызгами. А меня немедленно согнуло пополам и опять вывернуло. Тяжело, с судорогами, прямо на СКС, изгадив оружие. По телу прокатила волна холодной потной слабости, ноги подкосились, и я, чтобы не упасть, подбежал к пикапу с трупом и опёрся на капот. Ох, не хватает у меня тренировки. А думал, что привык.
Инстинктивно, чтобы чем-то занять себя, вытащил один патрон из патронташа, глянул на маркировку. Дробь «четыре ноля», то что надо — вот так по котелкам стрелять. Воткнул его в приёмник ружья. А что там в машине? Зашел на водительскую сторону и тут же согнулся в повторном приступе мучительной, судорожной рвоты. Видать, всеми тремя пулями я сидевшему за рулём в голову попал, вот мозги багровой слизью выплеснулись на панель и боковое стекло, вывалившись из раскроенного черепа.
Отскочил назад, опять согнулся, дёргаясь и сплевывая вонючую слюну. Круги перед глазами, ноги трясутся, ледяной пот по всему телу. Желудок сжался, и уже никогда в жизни я не смогу съесть что-нибудь. Трясущейся рукой нащупал флягу, вытащил, припал к ней. Прополоскал рот, выплюнул, затем напился. Вроде стало легче. Немного.
Зашёл с другой стороны. Аккуратно подёргал ручку двери. Не заперто. Дверь открылась, и я увидел, почему так странно дёргался водитель перед тем, как я его убил. На правом сиденье лежал армейский М-4. Свесившийся вниз ремень зацепился за рычаг продольной регулировки сиденья. Когда я целился в водителя, он силился схватить оружие и не мог. Кстати, водитель явно военный, в форме, хоть и расхристанный. Дезертир? Тогда… точно. И кобура с «Береттой М9», близнецом моего «тауруса», на месте. И разгрузка хорошая, только я её снимать не буду, потому как сразу сблюю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});