— Думается мне, Миггет, что тысячи долларов за это представление будет маловато, — сказал я китайцу.
Поднялась пальба, у воды собиралась растущая толпа, а по всей улице уже раздавался топот бегущих ног: сотни американских граждан уже стремились установить место нахождения такого большого количества пороха и шума.
Мимо бойко промчался полисмен (судя по внешности — рослый ирландец), в белом шлеме и великолепном летнем мундире. Я увидел, как он начал ретиво оделять ударами своей дубинки по головам и плечам (в основном по головам) заинтересованных происходящим и совсем ни в чем неповинных граждан, которые, тем не менее, воспринимали подобные знаки внимания как нечто вполне естественное.
Пальба у воды не умолкала, но шлюпка, насколько я мог видеть, уже вылетела на просторы бухты и находилась в полумиле или даже более от причала.
В конце улицы грохотали конские копыта, взвод конной полиции как раз огибал угол. Они проскакали мимо лавки — в основном рослые ирландцы, уже веселые и в приятном ожидании державшие оружие наизготовку.
— Сколько шума, Хуал Миггет, — проговорил я, — и все из-за единственной китайской косички!
Толпа возле воды уже исчезала, что там, таяла на глазах, ибо здешняя конная полиция славилась своей приветливой эффективностью. В конце концов, пуля, выпущенная с улыбкой… как бы в шутку, если так можно сказать, столь же смертоносна, как отправленная в цель при более серьезном расположении духа.
Поглядев на Хуала Миггета, я попытался догадаться, о чем он думал в это мгновение: возможно, в равной мере о вызвавшем всю катавасию желтом божке и о вялой и неприветливой «даме», находившейся рядом со мной.
— На мой взгляд, пора уходить… пока не улеглась сумятица, — сказал я. — Пойдемте, милая девушка.
И мы вышли из лавки в приятном отсутствии посторонних глаз, и через какие-то две ничем не примечательные минуты оказались на борту моего корабля.
1 ноября
Сегодня вечером мы отплываем, и я отправился на противоположную сторону улицы навестить Хуала Миггета. С моей точки зрения, я заслуживал достойной награды и питал неподдельный интерес к изваянию Козлобога. Но сколь низменны эти полукровки!
Я нашел Миггета в мрачном настроении, однако не стал жалеть его.
— Сколько просишь за него? — спросил я, похлопав Козлобога по могучему бронзовому плечу.
— Тыщу долларов, брат кэп, — ответил он.
— Тысячу центов, — ответил я, поворачиваясь к двери.
— Восемь сотен долларов, брат кэп, — предложил он. — Я с радостью потеряю много долларов из благодарности к тебе, за твою великую доброту, брат кэп.
— Я не хочу, чтобы ты терял, — сказал я. — И оставим все разговоры о том, что я сделал или не сделал. Ты не в состоянии заплатить мне, даже если я позволю тебе. Я дам тебе твою тысячу долларов только потому, что хочу этого, и не позволю, чтобы хлопал себя по своей траченной молью тощей заднице, и думал, что оказал мне любезность. Эта штуковина стоит не больше пяти или шести сотен. Вот деньги. И напиши расписку, иначе в следующий раз будешь клясться, что я не заплатил тебе. И не надо никаких слов. Меня уже тошнит от тебя!
Он попытался извиниться, но я просто протянул деньги и дождался расписки. А потом, не падая к нему на шею и не прощаясь, вышел из лавки, взяв пол мышку старинного бронзового Козла.
«Во всяком случае, — подумал я, — останется памятка об этом небольшом приключении».
Спустившись в свою каюту и заперев дверь, я открыл потайное отверстие в основании фигуры божка, а потом аккуратно и ласково извлек из полого нутра янтарного идола Куха, которого взял из футляра мумии и спрятал внутри Козлобога в то самое время, пока Хуал Миггет ходил за одеждой для своего сына.
Я не без удовольствия размышляю о том, что мог подумать этот низменный полукровка, обнаружив исчезновение своего желтого бога. Возможно, суеверие, не смягчаемое более лекарством алчности, помогло ему придумать какое-нибудь немыслимое и фантастическое объяснение. В любом случае у него не было особых оснований возлагать вину на меня — после великолепной басни о косичке президента. Его вчерашняя и сегодняшняя угрюмость, поэтому кажутся мне вполне понятными. Кража янтарного божка не оправдала затраченного времени и труда, не говоря уже о том, что не принесла дохода.
И рассматривая изумительный образчик воплощенной в янтаре свирепости, я не могу не ощущать огромного удовлетворения своими действиями в этой истории. Хуал Миггет заслужил наказание за недостойное поведение. А кроме того, как и Хуал Миггет, я тоже знаю коллекционера, который охотно заплатит внушительную сумму за маленькое желтое чудище.
Обходной маневр
Пароход «Калипсо»,
10 августа
Мы причалили сегодня утром, и таможня постаралась задать нам перцу, однако ничего найти им не удалось.
— Однажды мы все-таки застукаем вас, капитан Голт, — сказал мне главный среди досматривавших корабль таможенников. — Мы обыскали все ваше судно, однако я недоволен. Мы располагаем самой достоверной информации, однако, признаюсь, что нахожусь в полном недоумении относительно того, где вы спрятали зелье.
— Незачем крестить пса сквернавцем, а затем, добавляя несправедливость к облыжному обвинению, пытаться его повесить, — ответил я. — Как вам известно, я еще ни разу не попадался на провозе контрабанды.
Начальник смотровой бригады расхохотался.
— Не вешайте мне лапшу на уши, капитан, — проговорил он. — Принимайте как должное! Возьмем только последнее ваше достижение, аферу с голубями, на которой вы заработали дважды, как на курочках, так и на алмазах… не будем забывать и о прочих ваших дьявольских штучках. Наглости вам всегда хватало! Полагаю, что вы уже давно заработали на то, чтобы уйти от дел.
— Боюсь, что мне всегда не хватало той удачи и ума, который вы приписываете мне, мистер Андерсон, — сказал я ему. — У вас не было права убивать моих куриц, и я заставил вашего человека извиниться за это отвратительное предположение относительно голубей!
— Все это так, кэп, — проговорил он. — Но мы еще схватим вас за руку. И я готов съесть собственную шляпу, если вы пронесете через ворота что-нибудь такое, чего мы не смогли отыскать сейчас. Должны же вы наконец попасться. До свидания, капитан.
— До свидания, мистер Андерсон, — ответил я.
И он отправился на берег. Итак, поймите мое положение. На борту у меня — в очаровательном укромном местечке — было припрятано жемчуга на шесть тысяч долларов; и об этом каким-то образом прознали в таможне, что делало доставку товара на берег чертовски трудной задачей, требовавшей особенного планирования. Все мои прошлые методы им известны. К тому же, если это возможно, я никогда не прибегаю дважды к одной и той же методике, поскольку это слишком рискованно. Вместе с тем мои идеи нередко оказываются не столь практичными, как это может показаться на первый взгляд. Идея с голубями, например, оказалась сразу и хорошей, и не очень, так как мы с мистером Брауном потеряли камней почти на тысячу фунтов: дело в том, что на свете существует некая разновидность олухов, которые, получив ружье в руки, готовы палить во все, что движется… даже в родную тещу, если та станет на крыло и пролетит мимо. Быть может, в таких обстоятельствах подобного олуха и не следует винить, однако он решительным образом виноват, если стреляет в почтаря. Ибо всякий стрелок обязан отличать почтовых голубей от уличных или садовых. Впрочем, на мой взгляд, упомянутый олух превосходно различает обе разновидности птиц и, тем не менее, палит вовсю. Некоторые из джентльменов подобной разновидности, бесспорно, получают некоторый доход от своих выстрелов! Поэтому-то мы никогда не выпускали голубей до прихода в порт. Не следует доверять свои ценности воздуху — разве что, не имея другого выхода.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});