Читать интересную книгу Облачный атлас - Дэвид Митчелл

Шо она делала? Ничего, то’ко г’ворила и г’ворила, как вот я сейчас. Но она не была обычной рассказчицей, не, она г’ворила языком Древних, к тому же не сама по себе, но отвечая на вопросы, к’торые приглушенным гол’сом задавал ей какой-то мужчина, хоть лица его никогда видно не было. На каждое слово, к’торое я понимал, приходилос’ пять-шесть непонятных. С губ де’ушки-призрака не сходила горькая улыбка, но кремовые ее глаза были печальными, но и гордыми-сильными. Набравшис’ храбрости, я обратился к ней, пробормотав: Сестрейка, ты кто, заблудившаяся душа? Она не обратила на меня никакого внимания, поэтому я спросил: Сестрейка, ты меня видишь? Наконец я уяснил себе, шо де’ушка-призрак не слышит меня и не видит.

Я попытался коснуться ее облачной кожи и жестких волос, но, вот клянус’ вам, пальцы мои прошли прям’ насквозь, ей, к’буто сквозь отражение на воде. А мотыльки так и порхали сквозь ее мерцающие глаза и рот, туда и сюда, ей, туда и сюда.

Так она была красива и печальна, и таким от нее веяло предвестием беды, шо у меня душа зашлас’ от боли.

Неожиданно де’ушка-призрак снова исчезла в яйце, и ее место занял какой-то мужчина. Это был призрачный Предвидящий, и уж он-то меня видел и обратился ко мне до крайности жестко. Кто ты такой, парень, и где Мероним?

Предвидящий наклонился ближе, и лицо его увеличилос’. Голос у него был раскатистым-угрожающим. Я, парень, задал тебе два вопроса, отвечай на них немедленно, аль я так прокляну твою семью, шо ни один бебень не проживет дольше одной луны, отныне и впредь!

Я весь вспотел и сглотнул п’ресохшим горлом. Закри, сэр, сказал я, а у Мероним все хорошо, ей, она у тетушки Биз, учится вынимать мед из сот.

Предвидящий пронзил мне вз’лядом самую душу, ей, определяя, мож’ ли мне верить аль нет. А Мероним знает, шо ее хозяин роется в вещах своей гостьи в ее отсутствие? Отвечай правду, пот’му шо ложь я всегда могу вычислить.

Я сморщился в предвкушении боли, отрица’льно тряся головой.

Слушай внима’льно. Слова этого человека были такими же внуши’льными, как у любой Аббатиссы. Этот оризон, «яйцо», к’торое ты сейчас вынул, положишь туда, где его нашел. И никому не будешь о нем рассказывать, никому. Иначе, знаешь, шо я сделаю?

Ей, знаю, ответил я. Наложишь на мою семью такое страшное проклятие, шо ни один бебень не сможет выжить.

Ей, ты уловил, сказал этот громоподобный человек. Я прослежу за этим, Закри из жилища Бейли, п’обещал напоследок призрачный Предвидящий, вишь, он, подобно Старому Джорджи, даж’ знал о моем жилище. Он исчез, и с’ребристое яйцо тихонько побулькало и остыло-поблекло. Быстро-резко я упаковал вещи Мероним в ее сумку, к’торую уложил под п’ловицу, сожалея, шо в’обще сунул туда нос. Вишь, то, шо я нашел, не было доказа’льством правильности моих сомнений, к’торое я мог бы показать Аббатиссе, не, то, шо я нашел, было проклятием Смекалки, обрушившимся на мою и без того отяг’щенную камнями судьбу и, как я сам себе признался, грязным пятном на моей чести как хозяина.

Но я никак не мог забыть де’ушки-призрака, не, она являлас’ в мои сновидения и когда я засыпал, и когда просыпался. У меня появилос’ так много чу’с’в, шо они прост’ во мне не помещалис’. Ей, быть молодым непросто, пот’му шо всем, шо тебя озадачивает и тревожит, ты озадачен-встревожен впервые.

Леди Луна полнела, леди Луна худела, и неожиданно оказалос’, шо три из шести лун до того дня, когда К’рабль Предвидящих должен был вернуться за Мероним, уже миновали. Между мной и нашей гостьей установилос’ шо-то вроде п’ремирия. Я не доверял К’рабельщице, но терпел ее присутствие в своем жилище и был доста’чно вежлив, шоб удобнее было за нею шпионить. Потом в один шквалистый день случилос’ первое из происшествий, ей, из тех происшествий, к’торые превратили наше п’ремирие в то, шо п’реплело наши судьбы, как п’реплетаются стебли плюща.

В общем, так: однажды дождливым утром младший сын братея Мунро, Ф’кугли, взобрался по каменистым осыпям вверх по узкому ущелью, где и нашел меня и мое стадо, сбитое в кучу, под зонтичными деревьями на Пастушьей возвышенности. Принес он мне самое шо ни на есть страшное известие. Моя сестрейка Кэткин удила рыбу на берегу Собачьей скалы и наступила на рыбу-скорпиона, а теперь умирала от судорог-жара в жилище Мунро. За ней ухаживала травница, Уимоуэй, ей, ма Розес, а еще Лири из Хило, целитель, исполнял свои песнопения, но жизнь Кэткин угасала, ей. Обычно после укуса рыбы-скорпиона не выживали даж’ рослые-дюжие парни, не, а значит, бедняжка Кэткин умирала, и оставалос’ ей часа два, может, три.

Ф’кугли остался присмотреть за козами, а я, оскальзываяс’, побежал через собачьи деревья вниз, к жилищу Мунро, и, ей, там все было так, как рассказал Ф’кугли. Кэткин горела, задыхалас’ и не узнавала ничьего лица. Уимоуэй удалила пинцетом яд’витые плавники и промыла ужаленные места мякотью пони, а Сусси прижимала к ее лбу прохладные губки, пытаяс’ остудить ей голову. Джонас отправился молиться Сонми в Иконную. Бородатый Лири бормотал свои цели’льные заг’воры и тряс магическими погремушками с хохолками, шоб изгнать злых духов. Не видно было, шоб Лири особо ей помогал, не, Кэткин умирала, это чу’с’вовалос’ в воздухе, но Ма хотелос’, шоб Лири был там, вишь, вы поверите в мильон разных верований, если будете считать, шо всего одно из них сможет вам помочь. Так шо же я мог поделать, кроме как сидеть там, держа в руках пылающие ручки любимой Кэткин и вспоминая о такой же своей неподвижной бесп’лезности, когда наблюдал, как Коны взмахивают своими бычьими кнутами, кружа в’круг Па и Адама? Может, это был голос Па, может, Сонми, может, мой собственный и больш’ ничей, но негромкий голос выдул пузырь прям’ мне в ухо: Мероним, сказал он.

Молва сообщила мне, шо Мероним была в Гусином ущелье, так шо я бросился туда, и, ей, там она под парящимся дождем наполняла маленькие кувшины Смекалки водой из Гусиного ручья, вишь, Уолт прошел мимо нее раньше, чем докладывала молва. Особая сумка Предвидящей была при ней, и я побла’одарил за это Сонми. Добрый день, окликнула меня К’рабельщица, когда увидела, как я, поднимая, брызги, бегу вверх по течению.

Вовсе нет, крикнул я в ответ. Кэткин умирает! Мероним доста’чно горестно выслушала мой рассказ о рыбе-скорпионе, но извинилас’, не, у нее нет исцеляющей Смекалки, да и в любом случае, травные снадобья Уимоуэй и песнопения Лири — таково цели’льство Большого острова, и оно лучше всего помогает больным на Большом острове, ведь так, не?

Дерьмо собачье, сказал я.

Она грустно-грустно покачала головой.

Я стал хитр’умно продолжать: Кэткин зовет тебя тетей, она верит, шо ты ее родственница. И ты, ясный пламень, ведешь себя в нашем жилище, к’буто родственница. Это шо, еще одно притворство, шобы получше нас изучить? Еще одна часть твоей «неполной правды»?

Мероним вздрогнула. Нет, Закри, это совсем не притворство, не.

Тогда, решил я попытать удачи, у тебя наверняка есть особая Смекалка, к’торая поможет твоей родственнице.

Мероним постаралась вложить в свои слова как мож’ больш’ колкости. Поч’му бы тебе снова не покопаться в моих вещах и не украсть Смекалку Предвидящих самому?

Ей, она знала обо мне и с’ребристом яйце. Притворялас’, шо не знает, но знала. Отпираться не было смысла, вот я и не стал. Моя сестрейка умирает, а мы стоим здесь и ругаемся.

Мимо нас, казалос’, протекло оч’ много речной и дождевой воды. Наконец Мероним сказала, шо пойдет-посмотрит Кэткин, но яд рыбы-скорпиона, он действует быстро-яро, и она, вероятно, не сможет ничего сделать, шоб спасти мою маленькую сестрейку, и будет лучше, если я пойму это теперь. Я ничего не сказал, просто быстро-резко повел ее вниз, к жилищу Мунро. Когда Предвидящая вошла, Уимоуэй объяснила ей, шо она сделала, а вот бородатый Лири пробубнил: У-у-у… сюда подбирается дьяволица… она все ближе… у-у-у, я чую ее своим особым чутьем…

Кэткин теперь была без сознания, ей, она лежала жестко-неподвижно, шо икона, и то’ко слабеющее дыхание слегка скреблос’ у нее в горле. Горестное лицо Мероним г’ворило то’ко одно: Не, она уже слишком далеко, я ничего не могу сделать, и она прощально поцеловала мою сестрейку в лоб, затем печально вышла под дождь. Э, вот и вся она, Предвидящая, прокаркал Лири, их Смекалка может двигать магические К’рабли из стали, но то’ко Святые Песнопения Ангела Лаз’руса могут привлечь ’братно душу этой девочки с б’лот отчаянья между жизнью и смертью. Ей, эт’ я чу’с’вовал себя повергнутым в отчаяние, сестрейка моя умирала, б’рабанил дождь, но все тот же голос не умолкал у меня в ухе. Мероним.

Я не понимал, зачем это делаю, но последовал за ней наружу. Укрывшис’ в дверном проеме гончарной мастерской Мунро, она неподвижно смотрела на розги дождя. У меня нет никаких прав просить тебя об одолжении, я не был хорошим хозяином, не, я был прост’ никуда не годным… У меня иссякли слова.