Когда я отправился готовить свой чемодан, то увидел лодку, подошедшую к берегу и причалившую к пирсу, принадлежащему вилле. Процедура не была из легких. Было темная, ветреная ночь и на море штормило.
Я был довольно сильно встревожен, когда мы собирались идти на пирс. Ахмед бей сказал мне, что он ничего не знает, за исключением того, что нам приказали сесть на корабль. Куда мы направляемся? Почему вся эта секретность? Я знал, что на Босфоре причалил советский сухогруз. Едут ли они, чтобы доставить меня Советам или утопить меня в море? По крайней мере, они не стали меня разоружать. Я пощупал мой браунинг в своем кармане. Я скорее застрелюсь, чем позволю отдать себя в руки НКВД.
На пирсе Kaymakam, должно быть, заметил, что я нервничаю. Он сказал, что он не может обвинять меня за мое волнение, вызванное неопределенностью, но он клянется младотурками и Ататюрком, что никакого мне вреда не будет причинено.
Когда турок приносит такую двойную клятву, то его слова стоят многого. Я успокоился, достаточно для того, чтобы сердечно попрощаться и поблагодарить Kaymakam, его жену и моих телохранителей. Kaymakam ответил с пожеланиями, чтобы мы встретились вновь, когда я стану свободным человеком и гражданином его страны. Затем я отправился на корабль в сопровождении Ахмед бея и Халит бея. Поднявшись на борт, меня пригласили в кабину и предложили кофе. Пунктом нашего назначения был Стамбул.
В ранний час следующего дня мы причалились на пирсе перед Долма Бахчи Сарай, великолепной резиденцией турецких султанов. Меня повели через множество залов этого крупного дворца в богато украшенную государственную комнату. Здесь меня ожидал Камран бей, начальник полиции.
Он поприветствовал меня от имени губернатора Стамбула, делая тем самым официальным то, что он будет говорить. С улыбкой, он сказал, что после тщательной проверки обстоятельств, при которых я бежал от Советов, после тщательного изучения моего происхождения турецкое правительство решило предоставить мне политическое убежище и необходимую защиту.
На этом официальная часть церемонии закончилась. Затем после кофе и сигарет я услышал, что безопасность является его проблемой. Он сказал:
«Исмаил бей, ваше точное местопребывание еще не выбрано. Временно мы передвинем вас в другую виллу на азиатской части Босфора. Ваши передвижения там будут строго ограничены и вы будете находиться под постоянной охраной.
Советы ищут вас повсюду. Некоторые из их агентов ищут вас в Бурсе и Измире. Имеют место признаки чрезвычайной нервозности, даже паники в советских учреждениях в Анкаре и Стамбуле. Некоторые из ваших друзей и коллег поспешно покинули Турцию. Пожалуйста, будьте осторожны и терпеливы. Вас ожидают много ограничений по вашим передвижениям, даже по части общественной жизни. Это может причинить вам много неудобств. Однако, вы представляете, разумеется, что все это делается для вашего блага, для вашей безопасности. Ваше дело слишком горячее!»
Я от всей души поблагодарил его. Затем я ушел в сопровождении Ахмед бея и Халит бея.
Было уже темно, когда мы возвратились на стоянку корабля. Скоро мы поднялись на палубу и отплыли, направляясь в Босфор. Мы прошли мимо советского сухогруза, но мои опасения уже полностью исчезли. Я был доволен и счастлив. Далеко от нас едва различался силуэт советского военного корабля.
В пределах часа мы вошли в район восточного побережья и пристали к небольшому причалу. Там нас ожидало новое трио телохранителей. Через несколько минут плавания до берега мы сошли на берег и направились в лесной район по извилистой дороге к большой вилле, находящейся в долине и окруженной большими садами, выглядевшими как крупный парк.
Я провел около шести недель в этом приятном укрытии, прогуливаясь по моему небольшому имению, состоящему из холм и лесов. Затем меня переводили вновь и вновь под сильной охраной в нескончаемой череде переселений, где я был подобен человеку, за которым охотятся, по территории Турции в течение долгих восьми лет.
Это был длинный перегон на дороге по потери жизни и в конечном счете свободы, но я не мог жаловаться, а только был бесконечно благодарен моим турецким хозяевам и телохранителям. В конце концов, я попытался же связаться с американцами, но ничего из этого не вышло. И на поезде, идущем на побережье, я рассказывал англичанину о своем положении и получил в ответ пожелание получить помощь лишь от самого господа бога.
Когда турки оказали мне помощь в тяжелую минуту, их народ находился в нелегком положении нейтралитета, окруженный воюющими странами. Это положение не стало более легким из-за запоздалого перехода на сторону союзников буквально за несколько месяцев до конца войны. В самом конце войны в Европе Советский Союз односторонне расторг договор с 1925 года о дружбе с Турцией и потребовал совместного контроля Дарданеллами и уступку огромных районов восточной Турции вдоль советской границы. Эти требования не были форсированы, но и не отменены. Дважды за эти годы моей ссылки Советы также требовали у турков моей сдачи. Оба раза им было отказано. Хотя и не публично, но это было актом смелости и честности. Более слабая нация, возможно, сторговалась бы по поводу меня. Тем более, что сделать это не представляло особой трудности. Никто ничего не знал о моем деле, за исключением Советов, нескольких турков и меня самого.
Пунктом моего первого переселения была Испарата, красивый маленький городок высоко в горах к юго-западу. За ней последовали другие.
После завтрака в вилле на Босфоре меня посадили в автомобиль. Полицейский инспектор в гражданской одежде сел сзади меня, его заместитель в такой же одежде сидел впереди с водителем. Шторы на окнах были спущены и мы быстро, но безопасно, ехали по окольным дорогам к Хайдар Паше, железнодорожному терминалу на азиатском побережье Босфора.
На станции все уже было подготовлено заранее. Как только носильщик потащил наши вещи, трио зашагало быстро, обходя пункты билетного контроля, на платформу, где стоял поезд. Мы вошли в купе, которое было зарезервировано для нас. Были предприняты все меры, чтобы обойти толпу людей, где могли скрываться советские агенты.
Почти одновременно с нашей погрузкой поезд тронулся в путь. Шторы нашего купе были спущены, поскольку в вагоне были также и другие пассажиры. Все трое нас были вооружены и не покидали купе. На каждой станции начальник местной полиции был представлен на платформе для осмотра нашего купе и последующего сообщения в стамбульские штаб-квартиры о том, что все идет согласно заранее установленного порядка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});