Читать интересную книгу Подвиг - Петр Краснов

— Мама!.. Папочка!.. Князь!.. — пробѣгая по двору, крикнула она. — Все такъ отлично … Ну такъ отлично… Очень даже хорошо все вышло. Лучше, право и не надо …

— Ты башмаки-то переодѣнь раньше … Простудишься, — сказала Любовь Димитрiевна.

— Ну, мамулечка, — удивительно мило протянула Галина. — Переодѣнусь послѣ, раньше все разскажу.

— Да вѣдь ты ничего еще и не ѣла.

— Ничего и не ѣла, — точно сама на себя удивилась Галина.

— Ну такъ ѣшь раньше.

— Нѣтъ … Послѣ, папа … Это всегда успѣю. Раньше все по порядку.

Она не безъ гордости поставила корзинку съ грибами на столъ, сама сѣла подлѣ печки, гдѣ кипѣлъ и свистѣлъ чайникъ, вдругъ вообразившiй себя заправскимъ самоваромъ, протянула ножки къ огню и начала.

— Ну-съ … Вышла я, и бѣгомъ, бѣгомъ, въ лѣсъ и къ отцу Ѳеодосiю. Заперто … Ну, да знаю я его уловки. Стучу … Слышу, говоритъ: — «Господи, спаси Россiю» … Я ему сейчасъ: «Коммунизмъ умретъ — Россiя не умретъ» … Ну и открылась мнѣ его келiйка. Мы скоренько за уборку. Моторъ … Еле стащили … Ну и тяжелый!.. Въ лабораторiю, гдѣ нѣмецкая обезьяна была. Работали, хоть въ кинематографъ насъ снимай … Полъ заложили. Ковриками покрыли, травки набросали. Мачта была уже снята … Мы ее на цѣлую версту отнесли въ лѣсъ и спрятали въ папоротникахъ. Ни за что не найти! И только кончили, глядимъ — ѣдутъ. И тотъ типъ съ ними … На велосипедѣ … Я въ лѣсъ и по грибы. Да какъ долго же они были! Я цѣлое лукошко набрать успѣла. Наконецъ, слава Богу, уѣхали. Я сейчасъ, мамочка, къ отцу Ѳеодосiю. Разспросить же его надо. И какъ же онъ хорошо все устроилъ … Такой хитрый. Дверь, значитъ, оставилъ открытой: входи, молъ, ничего запретнаго нѣтъ. Ну, тѣ и входятъ … Видятъ иконы … Лампадки затеплены … Свѣчи зажжены у налоя, книга раскрытая, лежитъ. Отецъ Ѳеодосiй ихъ монастырскимъ поклономъ встрѣчаетъ, какъ самыхъ дорогихъ гостей. Жандармы шапки сняли, тотъ типъ такъ въ шапкѣ и расхаживаетъ. Отецъ Ѳеодосiй, — онъ, мамочка, такъ все это забавно разсказывалъ, — на своемъ французскомъ языкѣ и говоритъ ему: — «снимите вашу каскеточку, тутъ домъ молитвы» … Снялъ … Ну что же, папа, разсказывать, ты самъ знаешь, если не знать всего устройства, можно годъ искать, ни до чего не доискаться. Однако, полѣзли наверхъ, ходили, нюхали, смотрѣли сверху на лѣсъ. По деревьямъ глазами шарили … Тотъ типъ все свою карту свѣрялъ, потомъ поѣхали къ лѣсникамъ. А я скорѣе домой, къ вамъ, съ докладомъ. Вѣдь далеко, мамулечка, да и дорога какая!.. Ужасъ …

Князь Ардаганскiй съ такимъ откровеннымъ восхищенiемъ и обожанiемъ смотрѣлъ на Галину, что та смутилась.

Князя оставили ужинать. Да и поѣзда раньше не было. Уже ночью, всею семьею вышли его проводить. Все время разговоръ былъ о Галинѣ, объ удачно отбытомъ обыскѣ и всѣ жители фермы казались героями, хотя, вотъ онъ — подлинный герой — шелъ вмѣстѣ съ ними! Но Ардаганскiй ни слова не говорилъ о томъ, чта всего два дня тому назадъ онъ на громадной вышинѣ мчался на аэропланѣ надъ Атлантическимъ океаномъ, что страшный, совсѣмъ на земной, не похожiй холодъ забирался въ ихъ особо приспособленную каюту, что днемъ лучи солнца слѣпили глаза, а ночью по-иному, чѣмъ привыкъ видѣть ихъ князь, свѣтили звѣзды и безшумно несся аэропланъ надъ землею, чтобы спуститься въ дикомъ, не посѣщаемомъ людьми мѣстѣ. По своей скромности князь объ этомъ не разсказывалъ, да ему и запрещено было говорить, какъ онъ попалъ во Францiю.

Дождь пересталъ. Прояснило, луна молодякъ проткнулась сквозь тучи. Разстались за деревней и князь, подобравъ на этотъ разъ концы своихъ штановъ, бодро зашагалъ на маленькую глухую станцiю.

И когда вдругъ изъ ночной тьмы показался пустой поѣздъ съ ярко освѣщенными вагонами, и князь сѣлъ въ него и помчался черезъ ночь, онъ все думалъ о томъ, что онъ сейчасъ видѣлъ и слышалъ.

«Да, она героиня» — думалъ онъ. — «Настоящая героиня … Тургеневская дѣвушка … Какъ она все сдѣлала-то. И лѣса не боялась …»

Надъ Парижемъ желтое свѣтилось зарево. Тамъ, гдѣ была колонiальная выставка, ярко отражались въ небѣ огни, и лучи прожекторовъ свѣтили въ пространство. Князь сидѣлъ, какъ очарованный, смотрѣлъ въ окно и все думалъ: «она героиня … героиня моего романа».

XXII

Какъ и всегда, въ десятомъ часу утра почтальонъ на велосипедѣ бодро подкатилъ къ калиткѣ Пиксановской фермы и передалъ выбѣжавшей на его звонокъ Галинѣ газету.

Пиксановъ сидѣлъ дома. Дожди мѣшали работать въ огородѣ. Онъ развернулъ газету и сталъ ее читать. Всякая дребедень была теперь въ газетахъ. О главномъ, о Русскомъ, о томъ большомъ и больномъ, что заполняло думы всѣхъ читателей и волновало ихъ, или нельзя было писать, или не хотѣли писать и наполняли газетные листы разсказами о Джекѣ Куганѣ, о женахъ — сколько ихъ! — Шарло Чаплина, о его котелкѣ и башмакахъ … Писали о сумасбродствахъ богатыхъ людей, о миллiонахъ, завѣщанныхъ любимой кошкѣ или попугаю. И заголовки газетъ были такiе, что можно было подумать, что выходили газеты въ сумасшедшемъ домѣ. «Женщина, оказавшаяся мужчиной» … «Полковникъ, оказавшiйся женщиной» … «Подо льдомъ къ сѣверному полюсу» …

Разсѣянно скользя по этимъ пустымъ извѣстiямъ, Пиксановъ увидалъ заголовокъ жирнымъ шрифтомъ: «Таинственный аэропланъ». Онъ сталъ читать.

…"Во французскихъ Альпахъ, въ районѣ Шамоникса, туристы обнаружили на высотѣ 3.500 метровъ аэропланъ. Ни въ самомъ аппаратѣ, ни вокругъ него туристы не нашли летчиковъ, несмотря на усердные поиски. На снѣгу около аэроплана видны были большiя пятна, которыя въ началѣ показались туристамъ кровью.

«При ближайшемъ разслѣдованiи, однако, оказалось, что пятна, на снѣгу были сдѣланы какою-то жидкостью и имѣли форму правильныхъ круговъ: повидимому, въ этомъ мѣстѣ кто-то указалъ авiатору куда спуститься.

«Какъ попалъ аэропланъ въ эти мѣста и куда дѣвался летчикъ, — представляется весьма загадочнымъ.

«Жандармерiя производитъ разслѣдованiе» …

Пиксановъ опустилъ газету. «А вѣдь это ихъ аэропланъ», — подумалъ онъ. «Успѣетъ ли милый князь и тѣ, кто прилетѣли съ нимъ, благополучно проскочить на этотъ аэропланъ и улетѣть, куда ему надо. И тамъ уже, какъ и у меня, жандармерiя впуталась въ ихъ тайное дѣло и мѣшаетъ планомѣрной работѣ».

«Да, ужасно … Зачѣмъ, почему, отчего, какая логика въ томъ, что капиталистическiя страны Европы такъ усиленно помогаютъ коммунистамъ разрушать ихъ же благосостоянiе и такъ же старательно мѣшаютъ тѣмъ, кто борется за право и законъ? … И всюду шныряютъ теперь эти скучающiе, снобирующiе туристы, и, кажется, нѣтъ теперь такой точки на земномъ шарѣ, куда не проникъ бы какой-нибудь джентльменъ въ дорогомъ «пулловерѣ«, въ гетрахъ и вязаной шапкѣ и не остановился съ идiотской улыбкой разсматривать то, что такъ тщательно и съ такимъ рискомъ для жизни хотѣли отъ него скрыть. И какъ страшно, что и тамъ … Тоже … Какой-нибудь умирающiй отъ скуки, задавленный своими миллiонами американецъ, не наткнется въ своихъ плаванiяхъ на моторной яхтѣ на тотъ островъ и не завопитъ о немъ въ газетахъ всего мiра … Ужасно … Эти мнѣ снобы, бездѣльники, сами навязывающiе на собственную шею петлю коммунистической веревки!»..

Пиксановъ закурилъ дешевую папиросу и продолжалъ въ тяжкомъ раздумьи листать газету. Co двора доносилось кудахтанье куръ и звонкiй голосъ Галины.

— Мамулечка, сегодня молодыя курочки уже четвертое яйцо несутъ и все сто шестой номеръ …

«Да здѣсь жизнь», — со вздохомъ подумалъ Пиксановъ, — «тамъ противодѣйствiе жизни …. Ибо безъ Бога … ибо противъ Бога» …

Онъ углубился въ газету.

«Англiйская свадьба въ Русской церкви» … Тоже снобъ какой-нибудь, ради моды сунулся въ Русскую церковь … Или наша какая-нибудь бѣдная дѣвушка продалась за англiйскiе фунты … «Вчера въ 9 1/2 часовъ вечера въ Русской церкви состоялось по православному обряду бракосочетанiе капитана англiйской службы Джемса Холливеля съ миссъ Анастасiей Гербертъ. Бракосочетакiе совершалъ …» На свадьбѣ, однако, не было никого Русскаго. Свадьба была чисто англiйская … Но почему православная? «Тоже снобизмъ какой-нибудь, въ родѣ путешествiя къ сѣверному полюсу на подводной лодкѣ»…

«Чествованiе» … Ну, конечно! … Мы безъ чествованiй и праздниковъ обойтись никакъ не можемъ, хотя уже чего чествовать и что праздновать, когда я, гвардейскiй полковникъ, принужденъ здѣсь куръ разводить» …

Пиксановъ выплюнулъ недокуренную папиросу, швырнулъ газету на полъ и вышелъ изъ полутемной комнаты на дворъ. Яркiй солнечный свѣтъ его ослѣпилъ. Голубое небо было бездонно. На крышѣ ворковали, радуясь долгожданному солнцу голуби, воробьи, чирикали у навознаго ларя. Изъ курятника слышались звуки скребковъ. Любовь Димитрiевна съ Галиной чистили птичникъ.