ГЛАВА XXI
О том, как после долгих уговоров отец Меджнуна добился от сына согласия жениться на дочери Науфаля и о том, как после свадебного пира во дворце Науфаля Меджнун убежал в степь, покинув невесту
Украшенный жемчужинами слов,Девичий лик рассказа был таков:
Когда пришел в сознание беглец,Заплакал, горько жалуясь, отец,
Увещевал Меджнуна без конца, —И тот, взглянуть не смея на отца,
На землю, от стыда сгорая, лег,Он целовал следы отцовских ног,
Молил отца: «Прости меня скорей,Я прибегаю к милости твоей!»
Решив: сознался сын в своей вине,Раскаяньем наказан он вполне,
Отец сказал: «Ты можешь быть прощен,Но должен жить, как требует закон.
Вину свою ты искупи сейчас:Как я велю, так поступи сейчас».
Меджнун всегда великодушным был,Он благородным и послушным был,
Когда в мозгу не воцарялась мгла,Чужда ему невежливость была.
Исполнен вежества прямых людей,Исполнен мужества святых людей,
Несправедливости не выносилИ неучтивости не выносил.
Он так сказал отцу: «Твой правый судИ слово — пусть прощенье принесут.
Твой приговор я с радостью приму,Я слову подчиняюсь твоему».
От этих слов повеселев тотчас,Отец повел о сватовстве рассказ:
«Единственный среди аравитян,О нет! Скажи: среди подлунных стран, —
Был Науфаль заступником тебе,Всегда сочувствовал твоей судьбе,
Всегда помочь твоей любви хотел,Но был тебе сужден другой удел…
Его стараний счесть я не могу,Ты в неоплатном у него долгу,
Ты должен повиниться перед ним,И будешь ты прощен отцом родным.
Ты хочешь быть покорным до конца?Исполни просьбу дряхлого отца;
Мне принеси повиновенья дань,А Науфалю верным сыном стань.
Есть у него жемчужина одна,И сердце каждое влечет она.
Таит живую розу красотыДевичий заповедник чистоты.
Она красой затмила небеса,Сразила сто племен ее краса,
Ее невольникам потерян счет,Открыться ей — невольный страх берет,
Твое согласье — слава для меня,А твой отказ — отрава для меня.
Прощу тебя, когда согласье дашь,И весь народ возрадуется наш».
Язык Меджнуна так отец связал,Что «соглашаюсь я!» Меджнун сказал.
Обрадовал отца ответ его,Людей созвал он племени всего,
И вот выносят яства и вино —Припасы приготовлены давно.
Одежды пира украшают всех,А на Меджнуне — драгоценный мех,
Вот соболь черный, белый горностай, —Одетым в день и ночь его считай!
И двинулся веселый караван,И показался Науфалев стан.
Созвал и Науфаль своих гостей,Созвал он знатных и простых людей.
Уселись приглашенные в кольцо,К законам счастья повернув лицо.
И длился пир семь дней и семь ночей.И много было сказано речей,
И много чаш осушено до дна,И радость остается им одна:
Сейчас войдут в нарядах дорогихПрекрасная невеста и жених.
Невесту девять спрятало завес,Как месяц девять спрятало небес.
Жених красив, как солнце поутру.Ему готово место на пиру.
И вот, красноречивый, как Иса,Восславил проповедник небеса,
Хвалу и славу господу воздалИ солнце с месяцем он сочетал.
И деньгами осыпана чета, —Да будет жизнь в богатстве начата.
Когда, сходна с невестой молодой,Заря закрылась темною фатой,
И на земле, на пастбищах степных,Ночь на колени стала, как жених,
И дорогих каменьев без числаНа девяти подносах поднесла,[89]
Тогда, смеясь над юною четой,Их вместе привели в шатер пустой,
Смеялись, ложе разостлав для них, —Невеста не смеялась и жених.
Свели, увлечены своей игрой,Купца — с товаром, Муштари — с Зухрой.
Но мудрый Науфаль пришел потом,Людей он попросил покинуть дом,
Закрыл от взоров любопытных вход,И разошелся по шатрам народ…
А Науфаль сидел и пил вино,Но сердце было смутою полно.
И, беспокоясь о судьбе детей,Он тихо встал, чтоб не привлечь гостей.
И, крадучись, приподнял он кошму,И что же тут представилось ему?
Узнав, что любопытные ушли,Привстала сразу дочь его с земли,
Привстала, чтоб у ног Меджнуна лечь,И повела потом такую речь:
«Единственный средь мира и в любви!Сияют верностью глаза твои!
Из-за страдальческой любви к ЛейлиТы притчей стал для жителей земли,
И славят все влюбленные тебя,Твою любовь навеки возлюбя.
Лейли ты отдал сердце и покой,Зачем же в брак вступаешь ты с другой?
Желая наших радовать отцов,Зачем ты сердца заглушаешь зов?
О юноша! Ты — царь страны любвиИ всех, чьи помыслы — верны любви!
И я внушила страсть душе одной,И у меня есть милый, есть больной,
Из-за меня сгорает он в огне,Привязан путами любви ко мне.
И я люблю, горю я вместе с ним,Но пламя наше в тайне мы храним.
Подумай сам: что будет, если вдругУслышит он, что мне Меджнун — супруг?
Как нынешнюю ночь он проведет?Не в силах жить, он гибель обретет!
Отныне тайну знаешь ты мою,О милости, Меджнун, тебя молю:
Поняв, что я перед другим в долгу,Что поступить иначе не могу, —
Ты встанешь и покинешь мой шатер,Не выставив народу на позор.
Из-за меня гонения прими!Ты строго будешь осужден людьми, —
Пусть ополчатся всюду на тебя,Но я молиться буду за тебя!
Так счастье дашь ты сердцу моему,Меджнун! К тебе взываю потому,
Что с прочими людьми не сходен ты,Великодушен, благороден ты!
Надеюсь я, что бог, дающий свет,Убережет Лейли от всяких бед.
Жемчужину, рожденную для нег,С тобой соединит господь навек!»
Меджнун ответил: «В радости живи!Печальная — счастливой будь в любви!
Любя, одежды верности надень.Да будет бог с тобою каждый день.
Я понимаю боль любви чужой —И я скорблю израненной душой.
Упреков не страшись: вот я стою —Пусть падают на голову мою!
Прощай. Тебе не причиню я зла.Я сам хотел уйти. Ты помогла».
Так, пожелав ей много долгих дней,Он проявил великодушье к ней,
Ей братом стал, ее назвал сестрой,И вышел он и скрылся за горой.
Опять он по степи решил блуждать,В пустыню горя он ушел опять.
* * *
Был Науфаль беседой изумлен.Своим ушам с трудом поверил он!
Весь разговор, подслушанный в тиши,Потряс его до глубины души.
И воин встал, и полон был тоской,И тяжело пошел он в свой покой,
Как тот, кто крепким опьянен вином,Не ведая, что бендж таился в нем.
Что предпринять ему? С чего начать?Нельзя рассказывать, нельзя молчать!..
А за другой стеною в эту ночьСкрывался тот, кого любила дочь.
В руке держал карающий кинжал,От ярости и ревности дрожал:
Замрут в блаженстве, — душу погубя,Он их убьет сперва, потом себя!
Но был он чистой страстью опалим,И смилостивилась любовь над ним.
Он, у Меджнуна чистоте учась,Меджнуном был обрадован сейчас.
Меджнуновым величьем пораженИ разумом девичьим потрясен,
Он понял, что любимая верна:Любовь неколебимая видна!
К земле припал он, в нем вскипела кровь,Он сделал явной скрытую любовь.
Терпенье робкое замолкло в нем, —Любовник пламенный ворвался в дом,
Перед любимой головой поник.Испуганная, — подавила крик,
И сердце друга ласково взяла,И голову страдальца подняла,
Укрыла голову в своей тени.Давно друг друга жаждали они,
До этой ночи, жажде вопреки,Не подавала встреча им руки,
Но был их пламень чистым, не плотским,И подало свиданье руку им.
Безгласные, слились они в одно,Их опьянило близости вино.
Но птица утра прокричала вдруг,И вот с возлюбленной расстался друг…
Когда заря-невеста поднялась,Белилами рассвета набелясь,
И небеса прислуживали ей,Держа пред нею зеркало-ручей,
Тогда решили гости поутруНаправиться к счастливому шатру,
И, радостные, вместе все пошли,К Меджнуну и невесте все пошли.
И что ж? Нашли одну, а не двоих.Увидели невесту. Где жених?
Два племени заплакали тогда,Два племени погибли от стыда!
И головою Науфаль поник.Был скован немотой его язык!
Но все же долее молчать не мог.Сказал: «Так пожелал всевышний бог,
Судьба такая свыше суждена,Не ваша здесь и не моя вина,
Здесь не виновны даже сын и дочь.Забудем все. Не в силах мы помочь».
И, проводив гостей, вернулся он,Упал на землю, растянулся он,
От всех скрывая, как душа скорбит,Скрывая боль страданий и обид…
О лекарь мой искусный! Болен я,Твоим леченьем недоволен я.
Когда тебе меня взаправду жаль, —Верни мне душу, прогони печаль.
ГЛАВА XXII