Читать интересную книгу Человек напротив - Вячеслав Рыбаков

Глаза побитой собаки… побитого суслика. Господи, да как же жалко его! Да хоть раздевайся, чтобы чуток его успокоить! Никогда еще она не чувствовала к нему такой нежности. Вообще никогда не чувствовала к нему нежности – только сегодня. Да что же это такое!

– Лешенька, – умоляюще сказала она, – ну извини. Ну дура-баба, ну что с нее возьмешь!

Он не ответил, только уголок губы раздраженно дернулся. Он пошел было в коридор, но остановился и, оглянувшись, напоследок оглядел ее с головы до ног. На ноги глядел особенно долго – и она не мешала ему; терпела, стояла спокойно. Платье она сегодня надела хоть и не мини, но все-таки в обтяжку и сантиметров на пять выше колен; много лет она не позволяла себе таких развратных маскарадов.

– Красивая ты, – сказал он каким-то новым голосом, мужским – сдержанно и спокойно. – И совсем еще молодая… – запнулся. – Вот почему ты сегодня такая красивая. Счастливо, Ася.

Она заботливо подняла и подала ему его "дипломат", потом, не зная, как еще приласкать выгоняемого, зачем-то подала ему его полуботинки. Потом открыла перед ним дверь. Потом – закрыла ее за ним. Они не сказали друг другу больше ни слова; она подумала, что, наверное, надо бы его хоть в щеку поцеловать на прощание – сколько лет все ж таки он был ей не совсем чтобы чужим человеком… но побоялась обидеть. Да, сказать по совести, не хотелось ей его целовать. Ей хотелось целовать не его.

А когда дверь захлопнулась за ним, Ася поняла, что мосты действительно сожжены. И не потому, что она прогнала любовника. И не потому, что, если Симагин ее обманет, она останется теперь совсем одна; с Алексеем она и так была совсем одна. А потому, что каким-то чудом снова обрела способность сострадать даже чужим, даже тем, кто ей не нужен – и кому, в сущности, совсем не нужны ни она, ни ее сострадание.

Именно это значило, что жить как прежде она уже не сможет.

А Симагин все не шел.

И она поняла. Это оказалось проще простого.

Он хочет прийти так же поздно, как она к нему третьего дня – чтобы уже невозможно было уехать, чтобы она сама наверняка предложила ему остаться. Как приятно будет сказать ему: оставайся, Андрюша, я тебе постелю… Какая он умница, какой он молодец! Никуда он сегодня от меня не денется!

Умиротворенная, благостная, она достала сигареты – ожидая Симагина с минуты на минуту, она не решалась закурить, зная, как он не любит эту отраву, а теперь в запасе оказалось по меньшей мере еще с полчаса, а скорее, и больше того, дым успеет выветриться, – уселась снова перед окошком, закурила неторопливо и стала преданно, терпеливо ждать.

Растерянный и злой, и словно бы очень усталый, буквально выпотрошенный усталостью, навалившейся ни с того ни с сего, Алексей вышел из подъезда и остановился на тротуаре, ожидая, когда можно будет перейти улицу и двинуться к метро. Несмотря на поздний час, машины шли одна за другой. Пробросается, думал Алексей. Пожалеет еще. А я ведь и действительно собирался Яшку попросить повыяснять про ее Антона, когда он поедет в Свердловск… или как там теперь его называют, запутался уже от переименований… Екатеринбург? Или опять уже Свердловск? В общем, собирался, честно собирался… прилгнул ей немножко, правда, будто уже это сделал – но ведь разницы никакой. Ну кто еще будет о ней так заботиться? Тоже мне, сокровище!

Может, вернуться? Поговорить еще? Может, она немножко покривила душой, и не так уж у нее гладко с этим… мужем, или кто там? Может, она просто на понт меня, что называется, взяла – элементарно подразнить решила, как это у них, у женщин, бывает иногда. Просто чтобы поревновал. Благоверная его не гнушалась такими штучками. В гостях вот недавно притворилась, что ей плохо, испортила вечер, он побежал машину ловить, чуть с ума не сошел, пока до дому ее довез – а она и говорит: мне интересно было, как ты станешь реагировать… Нормально. А он, дурак, сразу на Асю расфырчался и ушел…

Обязательно ей позвоню через пару недель. Или даже просто через неделю. В выходные позвоню, через четыре дня, как собирался – может, она уже решит, что достаточно его помучила, и поедем в Озерки. Так бывает – подурит баба и потом, как ни в чем не бывало, снова ластится. Сколько раз он это дома терпел. Нормально.

Жалко ее терять. Яркая женщина и какая-то… настоящая. Уж если радостно ей, так радостно. Уж если интересно, то интересно. Уж если ждет – так на всю катушку ждет, а если уж не ждет… то не ждет. Он печально усмехнулся. А ведь она сейчас явно ждет того своего. Как я сразу не догадался, ид-диот! Четыре с лишним года… и так вот мордой об стол… Конечно, никогда она не была в меня влюблена безумно, это я понимаю – но относилась неплохо. А в постели какова! Нет, не в смысле всяких штучек, вся эта сексодромная аэробика, наверное, только бзикнутым на телесном здоровье американцам и нужна, они даже из постели жаждут устроить спортзал – так зато в этом, как его, "Основном инстинкте", что ли… герой вместо объяснения в любви героине заявляет: "Ты трахаешься лучше всех в мире!" – и это уже повод, чтобы предлагать руку и сердце. То есть, так надо понимать, каждый остается сам по себе, но в трахе совпали более, чем с кем-либо другим из испробованных. Вполне жизненная ситуация. Нормально. А вот Ася какая-то… самостоятельная вполне… но самозабвенная. Не просто сношается, а отдается; есть разница. Сразу чувствуешь себя главным. Ч-черт, если она со мной такова, то какова же с тем, кого и впрямь всерьез, всем сердцем… Он даже зубами скрипнул от зависти и унижения. Нет, не может быть, чтобы вот так. Хоть бы этот ее идеал на нее плюнул с высокой горки?

Из-за угла навстречу ему вышел человек; если бы Алексей знал Симагина, то понял бы, что это он. Но он и Симагина не знал, и вообще был настолько увлечен своей обидой и желанием хоть как-нибудь отомстить Асе, унизить ее, победить и снова завладеть, что вообще не смотрел по сторонам; машины на проезжей части он еще как-то отслеживал на рефлексе, но рассматривать, кто там идет навстречу, кто мимо, кто догоняет и кто отстает – это увольте, это не сегодня. И потому он лишь краем глаза отметил нечто расплывчато странное: как идущий ему навстречу щупловатый мужчина роста чуть повыше среднего вдруг вынул из кармана нелепо знакомый, но абсолютно неуместный здесь, на обыденной улице предмет – и тут же исчез. Только через мгновение Алексей сумел вынырнуть из бурлящих глубин своих мыслей и толком оглядеться; только тут у него прорисовалось, что нелепо знакомый предмет был – пистолет. Незнакомца и след простыл, и вообще все было обыкновенно: катили автомобили, пронзительно и нервно расчерчивая сумерки красными габаритами, мельтеша и временами задевая друг друга, шли люди… А какой-то человек стоял на той стороне и смотрел на него. Алексей посмотрел на человека – человек опустил взгляд и даже отвернулся. Но это был совсем другой человек – не тот, который привиделся. Дожил, подумал Алексей. Вернее, довели. Глюки уже.

Человек на той стороне был Листровой, заступивший на пост у Асиного дома на свой страх и риск, чтобы проверить, появится ли Симагин, и если появится, то – как. Уже часа два следователь топтался на тротуаре напротив парадной, то куря, то разглядывая витрины, то как бы ожидая все никак не подъезжающего троллейбуса – маялся. А когда увидел Симагина, то даже не сразу его узнал: Симагин был свеж, как огурчик, ни малейших следов насилия на морде, и шел вполне бодренько. Листровой подобрался, и в душе у него запели фанфары. И увидел, что Симагин резко пошел наперерез неизвестному лощеному, но несколько траченому мужчине, вышедшему как раз из той парадной, за которой Листровой вел наблюдение, и ловко выдернул, кажется, натуральный пистоль. Ёхана-бабай! Листровой бросился было через проспект… и тут же оказалось, что нет никакого Симагина, и только хлыщ растерянно крутит залысой головой, и вид у него несколько обалделый…

Пожалуй, подумал Листровой, и у меня сейчас вид не лучше. Он перевел дух и снова закурил. Жара. Помороки. А может, нормальная мистика, собственно, ее-то я и жду. Хлыщ пошел себе поперек опустевшего после перемены сигнала светофора проспекта и через минуту скрылся за углом. Листровой, невольно формулируя его словесный портрет и затверживая его на всякий случай, проводил хлыща взглядом, потом снова уставился на окна, которые он предполагал Асиными. Света в окнах не было, но, похоже, какая-то жизнь там шла – время от времени колыхался призрак занавески, угадываемой в темном провале отсвечивающего стеклом окна, словно кто-то то подходил к окошку, то опять отходил.

Именно для Листрового и игрался частично замеченный следователем аттракцион. Конечно, не Симагин застрелил Алексея, а его ночной гость, снова принявший симагинский облик. Листровой хочет посмотреть, что, попав загадочным образом на свободу, примется вытворять так пришедшийся ему к душе маньяк-убийца – пожалуйста! Он порешит очередного мужика прямо у дома своей женщины. Не понадобится длительного расследования, чтобы выяснить: убитый мужик вышел от Аси, и был ее любовником в течение нескольких лет, и только что находился у нее в течение почти часа – чем они там занимались, какие цветы собирали, Листровой может представлять в меру своей мужской подготовленности. Очевидно, что Симагин всего-то навсего методически истребляет хахалей бывшей своей подруги. Да на этот раз еще, если вам угодно, товарищ Листровой – неизвестно как похищенным из вашей же, уважаемый товарищ Листровой, квартиры, вашим же именным оружием. Это уже к утру однозначно покажет баллистическая экспертиза. Правда, весело? Вот каков, доверчивый товарищ Листровой, ваш якобы невинно пострадавший!