Вейль, позволив себе на редкость однозначно проявить эмоции, поморщился:
— Его судьба нас не слишком волнует. Как вы справедливо отметили – экспедиция вполне способна обойтись без такого неуравновешенного врача. Остальных можно поднять?
— Полагаете, стоит трудиться? – поинтересовалась Катрин, возвращаясь к шурфу.
— Естественно, они ведь нам еще нужны. Слушайте, Кольт, я сделал все что мог для вашего спасения: кричал, сигналил светом, даже стрелял над шурфом. И несомненно прислал бы спасателей. Увы, рисковать большим я никак не могу.
— Угу, я поняла.
Страшно переживавший за коллег Вейль сохранил сил вполне достаточно, за лошадьми идти не пришлось – выволокли связку бесчувственных научных специалистов собственными силами. Дикси бегала вокруг щели и ободряла людей деловитыми взвизгами.
— И что с ними такое? – озабоченно поинтересовался шеф, разглядывая лица научных сотрудников. Физиономию «Латино» порядком поцарапало при подъеме, но все равно оба научника были бледны как мел.
— Полагаю, ничего особенного, кроме шока и нервного потрясения. Если вы об отравлении ядами и газами, то вряд ли. Лично я никаких симптомов не чувствую, – пояснила Катрин, откупоривая флягу.
— Вот это хорошо! – порадовался Вейль.
Катрин подумала, что цинизм шефа настолько полноценен, что даже обнадеживает и вселяет некое успокоение. По сути, честность и предсказуемость поведения – однозначные достоинства. Вот если бы Вейль еще и не был настолько безумен…
Представитель научного сообщества от похлопывания по щекам и массажа ушей морщились, воду из фляги глотали довольно охотно, но приходить в себя не спешили.
— По-моему, это нечто вроде сна, – заметила Катрин, когда спасенных переносили под тень тента.
— В принципе, их можно погрузить на лошадей и в таком состоянии, – заметил шеф. – Вы ведь можете их как-то привязать, зафиксировать на седлах?
— Могу. Но здоровья им такая прогулка не прибавит.
— Тогда подождем.
Дикси тоже была за то, чтобы «подождать», а заодно и перекусить. Экспедиционные охранники пересели подальше от вскрытой банки сосисок.
— Вроде там и натурального мяса мало, а как воняет, – ворчала Катрин, разжигая маленький костерок и наполняя водой медный чайник.
— Чай? – оживился шеф. – Как же удачно мы не ошиблись в выборе вас, дорогая Кольт. Вы и спасительница, и кухарка, да и вообще прекрасны положительно во всем.
— Не во всем. Кое-чего я категорически не приемлю. К примеру, вот таких врачей-психов. Так бы и отрубила лапы. Ладно, хрен с ним. Как насчет вас?
— А что насчет меня? – удивился шеф. – В какой-то степени я вполне приличный человек и отношусь к вам с искренним уважением. Отдельные недостатки… Так у кого их нет? В общем, я оправдываться не собираюсь, да и обойтись без меня в экспедиции никак нельзя.
— Не льщу себе подобными надеждами. Вы заказчик и я работаю на вас. Но оставление личного состава в опасности для меня категорически неприемлемо. При любом раскладе.
— Да вы идеалистка. Учту. Поверьте, мне это тоже не нравится. Но есть интересы дела, и они стоят любых компромиссов с тем, что неопределенно называют «совестью». Впрочем, не будем начинать бесплодную дискуссию. Вы хотите вернуться, я хочу довести дело до конца. В сущности, наши интересы совпадают. Я достаточно определенно выражаюсь?
— Вполне, – Катрин засыпала заварку в мгновенно вскипевший чайник. – Лично мне ваши тактические маневры индифферентны, я все равно только на себя надеюсь. Но есть же еще и третьи лица.
— Эти? – удивился шеф, кивая на беспамятных ученых. – С каких пор вы прониклись столь теплыми чувствами и озаботились их судьбой? Мы всего лишь коллеги и попутчики. Бесспорно, они нам еще пригодятся, но если говорить в общем… Понимаю, Камилла еще способна оказать вам содействие в юридических делах, но напыщенный мальчишка-то зачем?
— К чему мне объяснять, вам-то все одно безразлично, – архе-зэка заглянула в чайник. – Но пока остывает, попробую. Мой личный опыт подсказывает, что в достижении успеха важны детали. Вот эта откровенно малоприятная собака там, внизу, сделала все, чтобы я очнулась и пришла в себя. Ибо мое присутствие резко повышало ее собственные шансы на выживание. Животное меня не особо любит, но ценит. Именно осознание полезности присутствующего рядом индивида рождает чувство именуемое «симпатией». Так могу ли я в случае опасности хладнокровно бросить это мерзопакостное, но в сущности безвинное существо? Вдруг мы и в следующий раз взаимно поможем друг другу, вовремя писаясь и вскрывая банки вонючих сосисок? Тут и до дружбы недалеко.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вейль ухмыльнулся:
— А ведь это меня вы циничным считаете. Должен заметить…
Зашевелилась профессор:
— Пить! Дайте пить. И лучше горячего. Я же чувствую, чаем пахнет.
Глаз мадмуазель де Монтозан не открывала, но ей явно полегчало.
В молчании пили чай, «Латино» пришел в себя чуть позже руководительницы, но предпочел воду. Нажравшаяся Дикси завалилась в тень и дремала, задрав лапы и демонстрируя плешивое розовое брюхо.
— Галлюцинация! – решительно оповестила профессор, прикончив третью кружку.
— Пришел к тому же выводу, – поспешил подтвердить верный Алекс-«Латино». – Видимо, химические процессы в герметично законсервированном помещении, испарения смол и прочее, создали парадоксальный эффект…
— И плесень! – обрадовалась мадмуазель де Монтозан. – Кажется, те старые байки о проклятье Картера не были лишены определенных оснований. Эффект, естественно, совершенно иной, но не менее опасный. Несчастный доктор! На него атмосфера воздействовала абсолютно ужасно, даже поверить не могу…
Катрин зарычала:
— Ни слова о сраном эскулапе! И вообще, прекращайте бредить. Если некоторые вещи не удается реалистично объяснить, это не значит, что версию нужно притягивать как…пупок к носу.
Профессор скорчила гримасу:
— Что за странные физиологические параллели? Ладно, ты права, о «Кресте» лучше промолчим. Но почему же столь безосновательно отметать версию о плесени? Наука не терпит суеты и предвзятости…
— Да какая плесень?! Там сухо как в лабораторной стопроцентно мумифицированной жопе, мы в респираторах, а ваша плесень действует практически мгновенно?! Прекратите нести ерунду. Не бывает групповых галлюцинаций подобного типа. Возьмите паузу, потом себе что-нибудь поправдоподобнее наврете, – Катрин вытряхнула из чайника остатки заварки. – Собираемся и отбываем? Дело к вечеру, наткнемся на местные конные вооруженные «галлюцинации», выйдет неприятность.
— Да, пора, – шеф встал.
Дикси изобразила пузом, что надо бы еще полежать, дать сосискам усвоиться, научный помощник устало закряхтел и принялся собирать посуду (все же не совсем потеряна для общества эта молодежь).
— Нет, постойте. Мы же не можем уйти с пустыми руками, – пробормотала, глядя на бесцветно затухающий костерок, профессор.
Кажется, изумились все, включая безмозглую собачонку.
— Это как? Желаете дообследовать замечательное захоронение? – не веря своим ушам, уточнила Катрин.
— Нет. В смысле, да, но я… – профессор застонала в приступе безнадежного отчаяния. – Я не в состоянии спуститься. Голова кружится и эти вот галлюцинации. В конце концов, я уже немолодая женщина. О, вот дерьмо, что такое я несу… Я немолодой ученый, и повторное спелеологическое упражнение мне не по силам. Но нельзя же вот так уходить вообще без результатов и доказательств?!
— Доводилось слышать, что в науке главное: идея, полет мысли, четкое понимание процессов, – напомнил Вейль. – Бросьте, Камилла, напишите статью, изложите смелые версии, позже они, несомненно, подтвердятся, и слава вас найдет.
— Вейль, вы толстолобый баран и неуч! Какие подтверждения?! В наше время от захоронения ничего не осталось: пустые стены! От этой удивительной росписи на штукатурке и следов нет, одни криворукие автографы туристов конца XIX и начала XX веков там на голом камне. И полный запрет на исследования от этого тошнотворного Министерства по делам древностей. Послушайте, я категорически требую… – профессор посмотрела на лица окружающих и поправилась: — Ладно, я умоляю. Послушайте, мы можем сделать исключительное открытие! Эпохальное! Мы его практически сделали! Эта роспись, она же бесценна! Осталось спуститься и подтвердить.