Младший полицай для порядка приподнял брезент, пошарил рукой в сене, ничего не обнаружив, сказал:
— Вроде все в порядке. Пущай едут.
Словенец снова взялся за губную гармошку. И только когда отъехали порядочно, проговорил, как бы сам себе:
— Товарищ Искра, я все больше начинаю понимать, какой прекрасный человек русская женщина. Вы дали ему корзину с яблоками, внизу находилась мина, я смотрел на вас со стороны, вы были похожи на несчастную крестьянку, которая имеет на руках маленьких ребенков, и совсем, совсем не были похожи на партизанку. Браво!
— Ах, больше бы никого не встретить. Спасибо подпольщикам. Подходящий документ добыли.
Вечером того же дня они были в городе. Минное устройство с незаведенным часовым механизмом оставили в условленном месте. Взамен получили схему расположения складов боеприпасов и отправились в обратный путь.
Пантелеев ушел встречать Веронику и Приможа. Должны были вернуться в девятнадцать; к линии железной дороги — месту предполагаемого перехода — Штоколов на всякий случай послал пятерых бойцов.
Шел девятый час. Опускались сумерки. Пантелеев нервничал, ни с кем не разговаривал, корил себя за то, что позволил Веронике уйти. И один бы справился Чобан.
...Да, долго помнил ту поездку Пантелеев. С той поры и зародилась у него неприязнь к Приможу Чобану: героем хочет казаться... в глазах Вероники. Они привезли ценные сведения. Но когда возвращались... Примож переправил Веронику через железную дорогу, передал ее встречавшим партизанам, а сам вынул из телеги веревку, забросил на провода и полез по столбу с кусачками в руках, любуясь, должно быть, на себя со стороны. Зазевался. Напоролся на разъезд, схлопотал пулю в ногу. Надежный человек так не поступает. Начитался Буссенара и считает себя Сорвиголовой. А самому лет немало — двадцать шесть. На войне — это возраст.
*
Дрозд торопливо сделал последние затяжки, погасил козью ножку и посмотрел на вошедшего Пантелеева. Тот принес только что полученную от табачника мятую-перемятую записку, в которой сообщалось о генерале Бартинике. Записка была вложена в небольшую камышовую палочку, выкрашенную в зеленый цвет и воткнутую в ветку ясеня с едва различимой зарубкой на уровне глаз.
Прочитав ее, Дрозд спросил:
— Какое будет твое мнение? Почему не сообщают об охранении, может быть, с ним целая дивизия, что же прикажете, атаковать ее?
— Полагаю, будет обычное охранение: бронетранспортер, несколько мотоциклистов, может быть, легкий танк. Видимо, им просто не удалось добыть эти сведения. Но и так достаточно важное сообщение. Завсяко-просто генералы в штаб танковой армии не отправляются. Я думаю, есть смысл связаться с товарищами из особого отряда... Три с половиной часа туда, час на сборы, три с половиной часа назад, к середине ночи могли бы быть здесь.
— Полагаешь, своими силами не справимся?
— Этого сказать не хочу. Но тут нужна быстрота и решительность, а там, сам знаешь, ребята из института физкультуры, боксеры да борцы, особую школу прошли.
— Скажу тебе в открытую... меня смущает это: «по непроверенным данным». Пора бы привыкнуть, но душа моя не лежит к таким операциям. Они, в городе, не смогли все как следует проверить, а ты расплачивайся за них. Что, если сведения неверны? Мы только демаскируем себя, а еще особый отряд отвлечем — можно ли быть уверенным, что у них нет своего, настоящего, подготовленного боевого задания?
— Подумай, командир, о тех, кто в городе. Поставь себя на их место. И тогда ты лучше поймешь, что́ стоят сведения, которые мы получили. Риск, без сомнения, есть. Я лично это хорошо понимаю. При всем том риск оправдан целиком.
— Ну что ж, действуй. Упустить важную птицу будет непростительно. Кстати, что думаешь о Приможе Чобане? Просится на задания, уверяет, что здоров...
Пантелеев насупился:
— Доктор говорит, ему еще нельзя выходить, а вчера я видел его в двухстах метрах от лагеря... Замечание сделал, сказал, что хоть у нас и партизанский отряд, но партизанить каждому в отдельности не положено. Обиделся, понимаешь. — Пантелеев придвинул к себе гильзу-коптилку, прикурил, глубоко затянулся, выдохнул: — Я решительно против Чобана.
— Ну тогда и разговору конец. Представь план операции.
*
В число бойцов отряда имени Кутузова влились и бывшие студенты и преподаватели Центрального института физической культуры. Они совершили ночью тридцатикилометровый бросок и рано утром прибыли на место. Укрылись в лесу. Борцы, боксеры, лыжники, стрелки, чьи имена почитаемы в спортивном мире, имели за плечами не одно сражение. Они совершали рейды по глубоким тылам противника, взрывали мосты, пускали под откос воинские эшелоны. Это были бойцы высшего класса. Теперь им предстояла операция особого свойства.
Вместе с ними ушли на задание семь партизан, в их числе Вероника Струнцова и Канделаки, вооруженный новеньким трофейным автоматическим пистолетом и стареньким «фэдом». Котэ мечтал: если все пойдет нормально, сделает несколько фотокадров — будет неплохим приложением к рапорту. Командовал группой Пантелеев.
Залегли близ дороги. Превратились в ожидание. Пропустили три охранявшихся полицаями воза с мукой со стороны Борисовки. Пропустили менявшую позицию зенитную батарею. Наконец показался долгожданный автомобиль генерала. Он охранялся бронетранспортером и дюжиной мотоциклистов, трое из которых были высланы вперед — осматривать путь.
Партизаны не тронули их; когда же показался бронетранспортер, ударили из автоматов. Пока главные силы снимали охранение, Пантелеев послал четырех бойцов встретить мотоциклистов-разведчиков, которые, услышав выстрелы, должны были повернуть назад. Взрывы, раздавшиеся вскоре издалека, убедили Пантелеева в том, что с теми мотоциклистами покончено. Несколько бутылок с зажигательной смесью, пущенные в бронетранспортер, воспламенили машину, удалось уничтожить водителя и стрелков, пытавшихся выбраться и сбить пламя с одежды.
Вероника разбила недалеко от дороги передвижной медпункт и вместе со своим помощником — одноглазым, лет за пятьдесят бойцом-санитаром — наблюдала с пригорка за разворачивавшимся боем. Залюбовалась, как ловко и согласованно действовали бойцы особого отряда. Пока только один из них был ранен — в предплечье, Вероника перевязывала его, а он был глазами и всем существом своим там, в бою, и все спрашивал: «Ну все, ну готово? Ну давай быстрей... Спасибо, сестричка, бывай!» Прихватил автомат, сполз с невысокой насыпи, залег и открыл огонь.
Выскочив из машины, генерал бросил пакет мотоциклисту. Тот рванул с места, но далеко отъехать не успел. Ударив из автомата по колесам, наперерез ему бросился Канделаки. Мотоциклист привстал и, из последних сил размотав планшет на тонком ремне, как пращу, выбросил его в кустарник.