Вот почему Великая долина оставалась скрытой от внешнего мира до 1938 года.
А почему жители долины, которых теперь называют дани, не знали о существовании внешнего мира?
Отчасти причина состояла в тех же проблемах логистики, которые приходилось решать экспедиции Кремера, когда она двигалась в глубь острова, — не менее сложно было двигаться и в противоположном направлении. Впрочем, эти проблемы не столь существенны в районах наподобие Новой Гвинеи, где ландшафт в принципе пригоден для пеших переходов, а в условиях дикой природы можно найти больше пищи; так что одними проблемами логистики мы не сможем объяснить, почему и прочие человеческие общества в мире жили в сравнительной изоляции. Напротив, в этот момент следует напомнить о том, что мы воспринимаем наш современный взгляд на мир как нечто само собой разумеющееся. Но наша позиция до весьма недавнего времени была неприменима для Новой Гвинеи, а 10 000 лет назад — для всего мира.
Вспомним, что весь земной шар сейчас разделен на государства, граждане которых имеют, в большей или меньшей степени, возможность свободно путешествовать в пределах своей страны, а также выезжать за ее пределы. Всякий, при наличии достаточной суммы денег, времени и желания может посетить практически любую страну, за исключением нескольких, отличающихся особой ксенофобией (таких как Албания и Северная Корея). В результате люди и товары распространились по всему земному шару, и многие продукты, например, кока-колу, можно найти сейчас на любом континенте. Мне неловко вспоминать подробности моего путешествия на тихоокеанский остров Реннелл в 1976 году, на котором сохранялась нетронутой до последнего времени полинезийская культура — благодаря географической изоляции, отвесным скалам на побережье и коралловым рифам. На рассвете я отправился от берега в глубь острова и с трудом продирался через джунгли, где не было никаких следов человека. К вечеру я услышал женский голос и увидел небольшую хижину; в моей голове завертелись мысли о том, что в этом отдаленном уголке далекого острова я встречу прекрасную, неиспорченную полинезийскую девушку в юбке из травы и с обнаженной грудью. Плохо было уже то, что дама оказалась толстой и замужней. Но самой серьезной травмой моему самомнению, — а я было счел себя отважным первопроходцем, — стал ее джемпер с надписью «Университет штата Висконсин».
А на протяжении всей человеческой истории, за исключением последних 10 000 лет, беспрепятственно путешествовать было невозможно, да и распространение университетских джемперов сводилось к минимуму. Каждая деревня или группировка представляла собой политическую единицу, в чьих отношениях с соседними группами чередовались войны, перемирия, военные альянсы и торговые союзы. Жители высокогорий Новой Гвинеи проводили всю жизнь в радиусе двадцати миль от места своего рождения. Изредка они могли оказаться на землях, граничивших с территорией, принадлежавшей их деревне, пробравшись туда во время военного нападения или с разрешения другого племени — во время перемирия, но у них не было сложившейся общественной системы, направленной на путешествия за пределы территорий непосредственных соседей. Понятие о терпимом отношении к посторонним было столь же немыслимым, как и предположение, что чужестранцы могут осмелиться явиться в их владения.
Даже в наши дни во многих уголках земного шара живы отголоски былого менталитета, проникнутого ощущением недопустимости вторжения чужаков. Всякий раз, отправляясь наблюдать птиц в Новой Гвинее, я обязательно останавливаюсь в ближайшей деревне и прошу разрешения проводить наблюдения за птицами на землях или реках этой деревни. Оба раза, когда я пренебрег данной мерой предосторожности (или попросил разрешения не в той деревне) и направился дальше вверх по реке, на обратном пути река оказывалась перегорожена лодками, и местные кидали в меня камни, разъяренные тем, что я вторгся на их территорию. Когда я жил у племени элопи в западной Новой Гвинее, я захотел пройти через территорию соседнего племени файу, к находившейся поблизости горе, но элопи сухо сообщили, что если я так поступлю, файу меня убьют. С точки зрения жителей Новой Гвинеи это вполне естественно и само собой разумеется. Вполне нормально, что файу убьют любого постороннего, вторгшегося на их территорию; вы же наверняка не считаете их настолько глупыми, чтобы они допустили посторонних на свою землю? Чужаки будут охотиться на их дичь, мучить их женщин, принесут с собой заразные болезни и разведают территорию, чтобы подготовить нападение.
Хотя до контакта с внешним миром большая часть племен поддерживала торговые отношения с соседями, многие представители таких племен полагали себя единственными людьми на свете. Возможно, дым костров на горизонте или пустая лодка, проплывающая по течению, подтверждали существование других. Но рискнуть выбраться со своей территории, чтобы встретиться с этими людьми, даже с теми, которые жили всего на расстоянии нескольких миль, было равноценно самоубийству. Вот как один из жителей горного района Новой Гвинеи рассказывает о временах до первого появления белых в 1930 году: «Мы не бывали в дальних краях. Мы знали только места с этой стороны гор. Мы считали себя единственным народом в мире».
Такая изоляция породила значительное генетическое многообразие. В каждой долине Новой Гвинеи имеются не только свой язык и культура, но и свои генетические отклонения и характерные только для этого района болезни. В первой долине, где я работал, живет племя форе, известное науке тем, что их поражает смертельное вирусное заболевание куру или «смеющаяся смерть», которая стала причиной более половины всех смертей (особенно среди женщин); в результате в некоторых селениях форе мужчин оказалось втрое больше, чем женщин. В Каримуи, в шестидесяти милях к западу от района проживания форе, куру никогда не встречается, зато наблюдается самая высокая в мире заболеваемость проказой. А у других племен необыкновенно часто рождаются глухонемые или мужчины-псевдогермафродиты без пениса, или происходит преждевременное старение, или задержка полового созревания.
Сегодня мы можем увидеть фильмы и передачи о тех уголках земного шара, в которых не бывали. Мы можем прочитать о них в книгах. Для всех крупных языков мира выпущены словари, и в большинстве деревень, где говорят на редком языке, непременно найдутся жители, выучившие один из наиболее распространенных языков мира. Так, к примеру, лингвисты-миссионеры за последние десятилетия изучили сотни языков Новой Гвинеи и индейских языков Южной Америки, и в каждом селении Новой Гвинеи, даже в самых отдаленных районах, мне попадался местный житель, владеющий либо индонезийским, либо неомеланезийским. Лингвистические барьеры перестали быть преградой для общемирового потока информации. Благодаря этому почти каждая деревня в мире в наши дни получает достаточно свежие известия об окружающем мире, а также напрямую сообщает миру о себе.
Люди же, жившие до первых контактов, не имели возможности составить представление о внешнем мире или узнать о нем напрямую. Информация передается по цепочке из многих языков, при этом на каждом этапе вносятся новые искажения, — это похоже на игру «испорченный телефон», когда дети шепотом передают друг другу какую-нибудь фразу, которая, дойдя до последнего игрока, оказывается искажена до неузнаваемости. В результате, жители нагорья Новой Гвинеи не имели представления об океане, который находился в нескольких сотнях миль от них, и ничего не знали о белых людях, которые уже несколько веков высаживались на берега острова. Увидев белых, носивших брюки с ремнями, жители высокогорья стали строить предположения по поводу такой одежды, и одно из предположений гласило, что белые под одеждой прячут огромный пенис, обернутый вокруг талии. Некоторые члены племени дани полагали, что соседнее новогвинейское племя жует траву, а руки у них срослись за спиной.
Таким образом, первые контакты с внешним миром стали травмой, тяжесть которой нам, живущим в современном мире, трудно представить. Жителей высокогорных районов, «открытых» Майклом Лихи в 1930-е годы, спустя пятьдесят лет расспросили об этом, и оказалось, что они отлично помнят, где были и чем занимались в момент первого контакта. Возможно, для современных американцев и европейцев самой близкой аналогией этому будет память об одном-двух наиболее значимых политических событиях, произошедших в наше время. Большинство американцев моего возраста помнят, как 7 декабря 1941 года услышали о нападении японцев на Перл-Харбор. Мы сразу же поняли, что эта новость несет грандиозные перемены и еще много лет наша жизнь будет не такой, как прежде. Но даже Перл-Харбор и начавшаяся затем война не оказали на американское общество столь значительного влияния, как первый контакт с внешним миром — на жителей горных районов Новой Гвинеи. В тот день их мир изменился навсегда.