удержаться там, где всё весело и легко.
— Женихов хватает, — согласился Бубнов, с удовольствием рассматривая Стешу в упор. — Ежели надо, оставайся здесь, красавица. Не обижу.
Опытный моряк, старшина второй статьи с крейсера «Аврора», Бубнов мгновенно определил, что перед ним гулящая девка. А девка — товар нужный.
— Уйди, Степанида, — нажал голосом Нерехтин.
Он понимал, что балтийцы — чужаки, им нет дела до людского горя на этих пароходах. Бубнов, как кобель, учуял спелую бабу, вот и всё. Но сам Иван Диодорович, капитан, не мог отлучиться, чтобы увести Стешку прочь.
— Пусть мадмазель желанье лично изъявит, — с угрозой возразил Бубнов.
Внезапно в этот недобрый спор вклинился лётчик Свинарёв.
— Не положено, товарищ командир, посторонним находиться на мостике во время боевой операции. Ответственность надо иметь.
Свинарёв взял Стешу под локоть и с мягкой силой подтолкнул к трапу. Стеша сделала неуверенный шаг, но Свинарёв толкал её дальше. Оба они — Стеша впереди, Свинарёв сзади — исчезли внизу.
«Лёвшино» тихо шёл по протоке во тьме, сопела и постукивала машина, плескало под плицами, и чуть всхлипывала вода, разрезанная форштевнем.
По тёмному проходу лётчик Свинарёв привёл Стешу в её закуток, усадил на койку и грузно присел рядом, хрустя кожаным плащом.
— Нечего вам, девушка, с мужчинами торчать, — пояснил он. — Нехорошо. Поплакайте одна. Положено одним поплакать. Вы особа молодая, в вашей жизни много чего будет, но беда есть беда, оно объективно.
Стеша согнулась и прижала к лицу ладони. Свинарёв, вздохнув, погладил её по голове и встал, заполнив собой всю каморку. Потом каморка опустела.
А на мостике ничего не изменилось. Иван Диодорович молча вглядывался в темноту, и в угрюмом раздражении перед рубкой прогуливался Бубнов.
— Пескариная коса, — глухо сообщил Нерехтин. — Охвостье островов. Прошли мы. И «Русло» нас не тронул.
— Значит, не обманул твой лоцман? — не оборачиваясь, уточнил Бубнов.
— Не обманул.
Бубнов мрачно кивнул. У него был вид человека, знающего, в чём правда.
06
Дверь распахнулась от толчка и ударилась в переборку.
— Вставай, Нерехтин! — по-хозяйски приказал Бубнов.
Иван Диодорович спросонья еле приподнял голову.
— Пошёл вон из моей каюты! — сипло рявкнул он.
Злость его была так непривычна, что Бубнов поневоле отступил, попятив пришедших с ним балтийцев. Из камбуза в коридор выглянула Дарья.
— Ваня — капитан, — осуждающе сказала она. — Никак забыли, ребята?
За ночь «Лёвшино» с баржей миновал не только Частые острова, но и пристань Ножовку. На рассвете суда бросили якоря на пустом рейде за три версты до села Бабка. Пригасив котёл, буксир отдыхал в ожидании сумерек, однако Бубнов опять заявился на борт с вооружёнными балтийцами.
Балтийцы зачем-то разбудили и согнали на корму парохода и команду, и чекистов. Серый день клонился к вечеру, с неба накрапывало. «Лёвшино» стоял вдали от берега, но по тихой воде из ельника долетал голос кукушки.
Назло морякам Нерехтин долго умывался у рукомойника, подвешенного на кронштейне к задней стене надстройки. Команда понимала капитана.
— Чего ещё тебе надо? — наконец спросил Иван Диодорович у Бубнова.
— Мой караульный видел, что возле буксира кто-то в воде плескался. Думаю, плавал на берег. А вам туда запрещено!
— Лучше бы твой караульный опохмелился, — буркнул Иван Диодорович.
— Никто у нас не уплывал! — ревниво возразил боцман Панфёров. — Все у меня под присмотром! Это, может, зверь какой в воде был? Выдра или бобёр.
— Я на «Цесаревиче» работал, — колыхнул пузом Павлуха Челубеев, — так к нам на борт однажды из реки медведь полез! Он через Каму грёбся, а мы ему путь загородили. Пассажиры на крышу кинулись, а старпом из ружья палил!
Речники засмеялись. Бубнов угрюмо оглядывал команду.
— Небось, померещилось вам, — миролюбиво предположил Серёга Зеров.
— А это тоже померещилось? — Бубнов помахал какими-то тряпками, зажатыми в кулаке. — Рубаха и портки мокрые! Сушились в машинном!
— Не положено в машинном ничего сушить! — блеснув очками, строго возмутился Осип Саныч Прокофьев. — Пожар может быть!
Ивана Диодоровича охватила досада. Значит, кто-то и вправду тайком смотался с парохода на берег и обратно, а потом развесил своё исподнее на горячих трубах парового котла, потому что на улице — дождь.
— А кто ж это был-то? — всполошился Митька Ошмарин.
Речники насторожённо переглядывались. Кто сплавал на берег?
Конечно, не Дарья со Стешкой и Катей. Пулемётчики и артиллеристы, скорее всего, тоже ни при чём — им река чужая. Но и своим зачем с парохода убегать?..
— Вахтенный должен знать! — Бубнов прищурился. — Кто вахту нёс?
— Да я того на вахте-то… — смутился матрос Краснопёров. — Кемарил…
— А в машине? — напирал Бубнов.
— При машине вахту нёс я, — спокойно сказал князь Михаил.
Иван Диодорович увидел, что Катя напряглась.
— Но я ничего не заметил, — продолжил Михаил. — В трюме темно.
— Укрываете, значит, лазутчика? — удовлетворённо спросил Бубнов. — В Ножовке, в Бабке — белые, а вы не выдаёте, кто на берег шастал?
Он обвёл команду «Лёвшина» торжествующим взглядом.
— Контра — это ведь не тот, кто с винтарём на тебя прёт. Это кто у тебя за спиной с другой контрой снюхивается. А у вас с «Руслом» уже была случка!
— Ты сам разрешил мне, — сквозь зубы процедил Нерехтин.
— А я проверочку тебе устроил, — с насмешкой пояснил Бубнов.
Он наслаждался своей проницательностью. Речники молчали.
— И что делать с ними? — спросил Бубнова кто-то из балтийцев.
— Посмотрим, кто из них без исподнего — тот и лазутчик!
Речники словно бы угрюмо подались назад, хотя никто не шевельнулся.
— Не перегибай, моряк, — едва сдерживаясь, произнёс Иван Диодорович. — Ты не барин. Спускать портки со своей команды я тебе не дозволю.
— А мне в твоём дозволении нужды нет, — ухмыльнулся Бубнов.
Балтийцы подняли винтовки и наставили на речников, клацая затворами.
— Вы чего, братцы?.. — обомлел Сенька Рябухин.
Митька Ошмарин разинул рот. Павлуха Челубеев затрясся. Речники молчали, не двигаясь. На их лицах проступало одинаковое упрямство. Иван Диодорович понял, что его команда может не стерпеть унижения: кто-нибудь начнёт сопротивляться, и моряки ответят стрельбой. Стрельбой без разбора.
— Да это я стирала с кормы, вот и плеск! — вдруг сердито крикнула Дарья. — Я и развесила в машине! Сыщики вы хреновы!
Речники посмотрели на Дарью с удивлением. На судах стирали бельё только на ходу — привязывали верёвкой и бросали за борт на полдня. Бегучая вода всё выполаскивала дочиста. Но моряки о таком, конечно, не знали.
Дарья шагнула к Бубнову и яростно дёрнула бельё у него из руки. Бубнов разжал кулак не сразу, и на палубу упали подштанники — дырявые, сопрелые в промежности и с пятнами. Бубнов явно был озадачен признанием Дарьи.
— И чья