— Есть еще кое-что. Когда мы войдем в шторм, я хочу, чтобы вы ушли с палубы. Все. Когда волны начнут перекатываться через корабль, вас попросту смоет за борт.
— Дори, вы знаете, как водить корабль в бурю? — этот вопрос меня позабавил.
— В теории, Ален, в теории, — проворчал я. — Не бойся, перевернуть нас я не дам, а на остальное будет воля Высших.
— А ты сам? — девушку интересовало совсем другое. В ее вопросе было столько возмущения, что я вспомнил другой случай, когда в самый первый день отправлял ее спать.
— Встану за штурвал. Чтобы меня не унесло — закреплюсь канатом. Теперь нами управляет вода — не ветер, и мне не выйдет уйти вниз в безопасное место.
— Может быть, все не так уж и плохо? — глядя вдаль, пробормотала Марика. — Кажется, здесь тучи не такие черные и молний почти нет. Может, там просто дождь и ветер?
— Может и так, но лучше готовиться к худшему, — я не смел надеяться на чудо, но и лишать надежды других не собирался.
По моему приказу они все ушли, а я встал на мостике, вглядываясь в бьющие в воду молнии. Зрелище ужасало и притягивало взгляд. Волны вздымались вал за валом, свет мерк, темнело так, будто наступала ночь. Оглянувшись, я все еще видел желтоватые облака и серую воду, но здесь, под куполом туч вода стала черной, суровой, в ярости выплевывающей белую пену. Ветер окреп до такой силы, что дождевая вода, смешиваясь с морскими брызгами, летела горизонтально. Накатывающие волны захлестывали палубу, корабль опускался, и мне казалось, что мы уже тонем, но упрямая Бегущая вновь вырывала из воды бушприт, вздымая в воздух брызги, будто рои искр.
Я больше не слышал корабль с его отчаянными жалобными скрипами, только грохот воды, шелест, шум, вой ветра, первобытного и всевластного. Мне казалось, каждая минута этой пытки растягивается на годы, я жаждал тишины и покоя, но вместо этого внимательно следил за волнами, заставляя Бегущую идти на них и не подставлять такие уязвимые сейчас борта. Одна моя ошибка, и захлестнувшая нас волна положит судно на бок. Сколько я слышал историй про такие ошибки капитанов, стоившие экипажам жизни. Если я пропущу изменение направления волн, вряд ли у меня хватит силы снова поднять Бегущую над волной. Я не всесилен, сейчас я — всего лишь человек, истративший почти все, чем он владел. И я чувствую, как мое время подходит к концу. Капля за каплей я истощаю свое тело, уже не обращая внимания на то, как медленно струится из носа кровь от непомерного усилия, которое моей оболочке не пережить. Я добровольно открыл этот канал, боясь преждевременной кончины. Слишком хорошо я помню, как умирал от приступов, сжимавших мое сердце всякий раз, когда я соприкасался с энергиями. Сейчас я балансировал на грани смерти и знал, что умру не один. Лишь поэтому я продолжал цепляться за жизнь.
Удушливые волны отчаяния накатывали на меня подобно волам на палубу. Я сам не верил, что мне удастся провести корабль через штормовой фронт. И, хотя ледяной ветер и влага взбодрили меня, проясняя мысли, они не могли придать мне сил.
Этот шторм стал для моего разума воротами в темноту и я, стоящий у штурвала, все думал:
«Мастер, пора! Ну же, циничный сукин сын, приходи в себя, потому что в противном случае ты глупо утонешь во сне. Этого ты хочешь?»
Но маг, как и дракон, был безучастен к моим мольбам. Я оставался совершенно один посреди взбесившейся стихии на раздробленной магией скорлупке, которую язык уже не поворачивался назвать галеоном.
Я даже не успел понять, что происходит, когда бешеный, лишенный всякого смысла вой раздался у меня за спиной. В следующее мгновение кто-то, сжав в стальных объятиях, потащил меня к краю.
— Ты убил их всех, — будто во сне разобрал я. — Ты убил их всех.
Я не нашел в себе сил сопротивляться, я давно уже не оставил себе ничего, что помогло бы спастись, надеясь довести корабль до Тура. Мне нечего было противопоставить его звериной силе и раскрывшемуся, подобно бутону, безумию, и так, вместе с Гарретом мы перевалились через фальшборт и рухнули вниз. Рывок натянувшейся веревки выбил из меня дух, я врезался плечом в борт и повис, раскачиваясь безвольной куклой, больше не осознавая себя. Подо мной метались взбухшие воды, они поднимались, тянулись ко мне жадно, обдавая потоками воды, вливаясь в рот и нос, наполняя мое существо. Я слышал жуткий вопль, покрывший даже грохот валов, крик ужаса и боли, с которым умирает живой человек в челюстях животного. Я отчетливо понимал, что для Гаррета этот круговорот кошмара закончился, но уже не испытывал по этому поводу никаких чувств.
— Демиан! — отчаянно кричал кто-то. — Демиан, о Высшие! Она тонет!
Веревка дернулась, меня потянуло вверх.
— Демиан, пожалуйста, очнись! Бегущая тонет! Вода хлынула отовсюду, пожалуйста! Ален, тяни же сильнее, неужели он мертв.
— Нужно вытащить Мастера, у нас всего несколько минут! Лодка — единственное спасение.
— Я не брошу его!
— А я должен спасти хотя бы тебя!
— Тяни, я сказала! Осторожнее, давай положим его на палубу!
Теперь только Марика, ее возмущенные, пронзительные крики заставляли меня держаться на поверхности создания. Я чувствовал, как перевалился через борт, но совсем ничем не мог помочь.
— Чувствуешь? Она больше не проседает? Демиан, это сделал ты?
Я открыл глаза, но уже не видел ни чьих лиц.
— Он жив! Ален, нужно отнести его вниз!
— Он сказал, что этого нельзя делать, управлять водой нужно отсюда. Пусть побудет здесь, я зря не проследил, чтобы канат был нужной длины. Эти лишние четыре локтя чуть не стоили ему жизни.
— Хорошо, что ты отобрал у Гаррета нож, не представляю, что бы он сделал с Демианом, если бы не это!
— Марика, послушай, еще ничего не закончилось, понимаешь? Посмотри, он умирает. Беги вниз, принеси воды! Только ни в коем случае не выпускай веревку. Ну же, давай!
— Я, я сейчас.
Ее шагов я уже не слышал, зато увидел Алена, склонившегося надо мной.
— Дори, — сказал он отчетливо. — Я слышал легенды, что маг может высосать человека до дна. Возьмите мою силу. Возьмите мою жизнь, хоть что-нибудь возьмите. Иначе мы не выживем.
— Твоя жизнь — лишь капля, которой не хватит, — прохрипел я, пытаясь подняться.
— Дори, берите, пока нет девчонки. Не хочу, чтобы она это видела.
Я почувствовал, как он сжал мои пальцы между своими ладонями.
— Ты рано меня хоронишь, мальчик, — я, наконец сел. — В тебе слишком мало энергии.
— Возьмите все!
Ощущая, что проще показать, чем что-то объяснять, я с тем осознавал, насколько юноша поступает мужественно, предлагая мне то, чему не знает цены. В следующую секунду он распластался на палубе рядом со мной, тяжело дыша. Его глаза широко раскрылись, в них был ужас и благоговение. На одно короткое мгновение я позволил ему соединиться с тем, чем был сам, ощутить мои чувства и охватить ту силу, которой я сейчас манипулировал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});