Читать интересную книгу Паутина - Сергей Федотов

Мефодия как главу миссии за удачный поход повысили: принял он игуменство в Полихрониевом монастыре. А Константина императорский гонец нашел в монастыре на Олимпе.

— Собирай манатки! — сказал гонец с порога. — Придется тебе ехать в далекую северную страну… Муравию, тьфу-ты! — Великоморавию…

У Константина вытянулось лицо и отпала челюсть.

— Великоморавию, — повторил гонец и, жалея соотечественника, решил хоть чем-нибудь приободрить. — Мор там у них… великий…

Философ совсем сник от такой отсебятины.

— Так я же великоморавского языка не знаю, — на всякий пожарный случай открестился Константин. Он представил себе снега, снежные иглу и белого медведя у входа.

— А базилевс сказал: знаешь. Велел ехать к Славиным детям и проповедовать им слово Христово. Получишь прогонные — и с Богом! Но проповедовать придется на славянском языке.

— Гонец — за порог, а Константин вслед за ним. Бросился к императору, а там уже брат Мефодий.

— Заходи, Костя! — сказал Михаил III. — Хорошо, что зашел. Вы с Фодей оба салуняне, а салуняне все чисто говорят по-славянски. Слава, брат наш, просит помочь. Знаю, Костя, что слаб ты и болен, но кроме вас некому исполнить то, чего он просит.

— А имеют ли славяне азбуку? — спросил Константин. — Учить без азбуки и без книг все равно что писать беседу по воде…

— Так у нас же есть книжка! — вспомнил Мефодий.

— Какая книга? — удивился император.

— Замнем для ясности, — подмигнул Константин, не припоминая, о какой именно книжке ведет речь старший.

Братья получили прогонные и удалились в Поли-хрониев монастырь.

Младший всю дорогу выяснял: что за книга, о которой заикнулся брат во время аудиенции?

— Вспомни кассаков, — намекнул старший.

— Что-то такое смутно припоминаю, — признался Костя, — как мы вино луком закусывали.

— А потом?

— А потом с нашими соотечественниками на родину возвращались и закусывали изюмом.

— Так и не припомнил подарка.

В игуменской келье Мефодий развязал мешок со святыми мощами и извлек из него подарок кассаков. Водрузил тяжелый том на стол, раскрыл. На первой странице стояла всего одна фраза, которую игумен прочел с пятого на десятое: «Слово о чЮдесных полках Роевых».

— Не может быть, — заявил младший.

Фраза была на славянском языке. Братья не верили своим глазам: книга действительно была написана несуществующим славянским алфавитом, удивительно похожим на греческий. На радостях старший приволок амфору вина, братцы хватили по доброй чаше и, перебивая друг друга, принялись читать вслух про нападение на динлинов страшных длинноносых и кривоногих зеленых существ в шапках с зубами. Они отмечали чашей каждую удачную вылазку и не замечали, что под действием свежего воздуха и солнечного света текст из книжки исчезает. Будь у них какой-то опыт в работе со старинными книгами, писанными на бумаге, братья постарались бы поскорей скопировать все, что сумели разобрать. Так нет же! Они запоем читали «Повесть о чЮдесных полках Роевых», бивших врага у Лысой сопки. В существование леших, драконов, колдунов и ведьм у далеких динлинов они верили не меньше, чем в перестрелку стимфалийских птиц с полубогом Гераклом.

Историю сечи в Чистом поле читали вслух, поэтому буквы с незнакомым начертанием в известных словах часто произносились автоматически. Дочитав повесть до победного конца, братья на радостях выпили, а когда проспались, то оказалось, что никакой книги больше нет, а есть две трухлявые доски в гнилой коже да пригоршня праха.

На этот раз Львовичи выпили с горя, потому что славянская азбука, еще вчера бывшая у них в руках, обратилась в пыль. Братцы завили горе веревочкой и пили бы до сих пор, кабы не настоятельная нужда ехать в Моравию. Тогда Константин поцеловал золотой нагрудный крест и поклялся Христом-Богом, что не возьмет в рот ни капли, пока славянская азбука не будет восстановлена.

— Чешская или словацкая? — уточнил Мефодий, и братья захохотали.

Смеялись до колик в животах, потому что шутка вышла изрядной. Едва наметилось деление славянских племен на западные и восточные ветви, а уж толковать о дроблении западных языков мог только сумасшедший. Чехи если чем и отличались от словаков или, скажем, поляков, так только тем, что первые всем напиткам предпочитали пиво, вторые — вино, а будущие поляки уже в те времена догадались делать винные выморозки.

В результате языки словаков заплетались побольше, чем у поляков, но поменьше, чем у чехов. Но все прекрасно понимали друг друга — трезвые или пьяные.

— Давай, Фодя, сначала запишем те буквы, которые не отличаются от греческих, — предложил, усаживаясь за стол и вооружась гусиным пером, Константин.

Мефодий заложил руки за спину и принялся ходить туда-сюда по игуменской келье.

— Пиши: альфа, — стал диктовать старший брат, — бета, гамма. Далее: дельта, эпсилон, дзета…

— Постой-постой! — осадил его Константин. — Какая еще дзета? Какое такое славянское слово знаешь ты на букву дзету?

Мефодий надолго задумался.

— Дзержинский! — наконец вспомнил он.

— Кто-кто?

— Ну, этот, как его?.. Я с ним в Салуни пивал бывало. Он еще имел скверную привычку орать по пьянке: «Долой самодержца!» Помнится…

— Вот и заткни себе в задницу этого пьяницу! — рассвирепел младший брат. — Пивал он! Я бы тоже сейчас не прочь выпить, кабы не зарок… Мы же с тобой, договаривались!

— Прости, Костя, — повинился старший. — Нечаянно сорвалось. Забылся. В доме повешенного не говорят о веревке.

— Во-во! — подхватил Константин. — Возьмем ту же веревку, вервие простое. Какой буквой его писать станем?

— Вот ведь, — огорчился Мефодий и сам поразился: оба слова оказались на неизвестную букву. Готовясь к поездке в северную страну, греки договорились углубить свои знания славянского языка методом погружения: разговаривать меж собой исключительно по-славянски. — Ладно, пока пропустим. Пиши: эта…

— Эта! Это хер знает что!

— Какой хер? — заинтересовался старший брат.

— Ну, хи нашего греческого алфавита. Если скрестить руки вот так, то и выйдет наша хи, а руки по-нашему — херес. Херсонес помнишь? Мы там еще мощи Климентия отыскали. Херсонес основали наши земляки в шестом веке до Рождества Христова, заложили своими собственными херами… Но хер у меня как-то сам собой выскочил. Давай впишем в азбуку нашу хи, а назовем хером, чтобы не путаться.

— Ладно, пиши: хер, — согласился с доводами младшего старший Львович.

— А с дзетой что делать станем?

— Вычеркивай Дзержинского, — решил Мефодий. — Ну его, этого бича революции. У нас есть дельта, присовокупим к ней зело необходимую нам 3, вот и выйдет Дзержинский.

— Пишу: зело. Только как букву-то начертать? А, вспомнил, как в «Повести» Змей писался! — Константин обмакнул перо в чернильницу и вывел крупно: S — эел… — А как станем писать О?

— Как омегу, нет, как омикрон! — решил старший.

— Так?

Мефодий склонился к листу и прочел: Бело.

— Зело борзо, — похвалил он младшего и не$7

— А землю как писать? Землю? — вскочил Константин.

— Какую землю: греческую или моравскую?

— Нашу, греческую?

— Нашу греческую пиши через дзету, — решил старший, — как Дзержинского. Нашу не сравнить с прочими. У нас в Греции все есть.

— Константин написал: Z — zемл… — и задумался: как написать Я? Вдруг понял, что в такой записи земля читается как дземля и, чтобы отличить славянскую 3 от греческой дзеты, пририсовал к концу нижней перекладины Z загогулину. Буква стала отдаленно похожей на старосибирскую 3.

— А как писать Я станем? Яблоки там, языки…

— Погоди, не спеши, — урезонил Мефодий. — Давай сперва с этой разберемся. А то заладил одно и то, егоза. Пиши: эта.

— Не буду, — уперся Константин, — пока с дзетой до конца не разберемся. Как зело писать, мы выяснили. Писать, как землю. А как писать жук? Как писать живете?

— Пиши жука, — быстро догадался Мефодий, припомнив, как Горынычи врагов жгли и писалось «сожигание огневым жжением». — Помнишь, как жук выглядит? У жука суть шесть лап. Вот пусть и станет называться буква сия живете, а писаться жуком.

Константин тоже припомнил древнесибирскую букву из «Повести» и начертал: Ж.

— Теперь пиши эту, — велел Мефодий. Младший не выдержал и запустил чернильницей в лоб старшему. Тот в ответ двинул в ухо. Снялись драться. Пыхтели, выдирая власа из бород и загривков друг друга…

Три дня братья не разговаривали. На четвертый — деваться-то некуда! — вернулись к азбуке.

— На чем мы остановились? — спросил Мефодий.

— На веревке, вервие простом, — сказал Константин, не желая повторить драки из-за эты.