Сутки ушли на подготовку, и наступление с форсированием Припяти на подручных средствах, то есть кто на чем может, началось. В таких случаях для пулеметов и минометов вязались плоты. А для солдат в дело шли отдельные бревна и плащ-палатки, набитые соломой или сеном.
Весь день бой. С наступлением ночи артиллерийско-минометный огонь затихал, зато пулеметный усилился, особенно со стороны противника. Немцы патронов никогда не жалели. Трассирующие пули прорезали передний край, как искры потревоженного костра. На рассвете наступление возобновилось, но безрезультатно. Прорвать оборону противника не удалось. Немцы занимали господствующую местность и хорошо окопались. А у нас слабая артиллерийская поддержка, мало артиллерии, да и та малого калибра – до 122 мм, мало и снарядов. Да даже если бы они и были, то доставить их на батареи через болото не было никакой возможности.
С наступлением темноты снялись с позиций, и началось форсирование болота в обратном направлении. Другие стрелковые полки нашей дивизии, наступающие на правом фланге в направлении населенных пунктов Диковичи и Вулька, прорвали первую оборонительную линию немцев. Мы переправились через Припять по уже наведенной понтонной переправе. Поддерживаемый нашим дивизионом 29-й гв. стрелковый полк стал развивать наступление на запад в направлении населенного пункта Хойно.
Стоит сухая и ясная летняя погода. С утра до вечера идут непрерывные бои. Противник, видя, что ему отрезали пути отхода из Пинска, непрерывно контратакует.
Наше командование, чтобы поддержать поредевшие полки пехоты, всю дивизионную артиллерию выдвинуло на прямую наводку. На третий день непрерывных наступательных боев 29-й гв. сп, отбив очередную контратаку, ворвался в Хойно. Немцы оставили деревню и заняли оборону в двух километрах западнее, по опушке леса.
Мы вошли в деревню, представлявшую собой замкнутый треугольник улиц с протекавшим по заболоченной поляне внутри него ручьем, около двух часов дня. Наступающие батальоны, преследуя противника, в деревне не задержались. Мы тоже ее прошли и заняли наблюдательный пункт западнее, в конопляном поле. Окопались. Организовали наблюдение.
Жарко. Солдаты Курбатов, Чистопольский и Демин уговорили меня отпустить их на ручей, протекающий через деревню метрах в двухстах от нашего НП. Я тоже решил смыть лишнюю грязь, пока батареи не заняли огневых позиций и есть свободное время. У речки к нам присоединились еще два солдата из стрелкового полка. Только сняли гимнастерки, как с юго-запада на небольшой высоте показались немецкие бомбардировщики. Не менее 20 штук. И идут прямо на нас. Времени у нас оставалось только на то, чтобы обратно натянуть гимнастерки и залечь всем четверым в три окопчика для стрельбы лежа, глубиной не более 20 сантиметров. Пехотинцам места в окопчиках не досталось, да и мы лежали без защиты, только головы спереди были прикрыты небольшим валиком дерна, и они бросились на землю здесь же, на берегу речки, у наших ног. Завизжали бомбы, и их визг тут же заглушил грохот разрывов. Бомбы рвались со всех сторон и так плотно и близко, что, казалось, живого ничего остаться не может. Первым подал голос Курбатов: «Сержант, я ранен…» Затем застонали Чистопольский и Демин. Волна разрывов стала удаляться. Я поднялся, и передо мной предстала страшная картина. Два пехотинца мертвыми лежали у наших ног, буквально изрешеченные осколками. И мои солдаты, все трое, были ранены. Все поле перепахано разрывами. Бомбы рвались в одном метре от наших окопчиков. На наше счастье, что нас и спасло, это болотистая почва и то, что бомбы были мелкие. Курбатов, раненный в ягодицу, и Демин – в плечо встали на ноги. Чистопольский подняться не мог. Взвалил его на плечи и понес. На НП разорвали ему рубашку и увидели сквозное отверстие диаметром примерно шесть сантиметров в левом боку и еще одно у позвоночника, и через оба отверстия на два сантиметра вылезала печень. Раненого отправили в медсанбат, хотя делавший перевязку военфельдшер сказал, что ранение смертельное. А через четыре месяца я получил от Чистопольского письмо из запасного полка. Он писал, что вернулся в строй и готовит для фронта молодых солдат.
А в это время шли не затихающие ни на минуту бои. Противник, видя угрозу окружения Пинска, все время контратакует. За три дня наступательных боев полки нашей дивизии отбили более 20 контратак и медленно продвигаются вперед. Противник выбит из деревень Вулька Малая и Вулька Большая. Заняты Завидчицы. Вышли на реку Пина. Видя прямую угрозу окружения, 14 июля противник стал уходить из Пинска. А в конце месяца был объявлен приказ о присвоении нашей 12-й гвардейской стрелковой дивизии наименования «Пинская».
Брест
Дивизия меняет направление наступления. Если раньше наступали на север с задачей окружения пинской группировки противника, то теперь поворачиваем строго на запад для преследования отступающего противника. Наш дивизион, поддерживая 29-й гв. стрелковый полк, движется вдоль реки Пина, а затем по северному берегу Днестровско-Бугского канала. Дивизия с ходу заняла город Иваново, затем Дрогичин, местечко Городец и подошла к Кобрину. Немцы почти не оказывают сопротивления. Проходим по 30 километров в сутки.
Отходя, противник взрывает железнодорожное полотно. Рельсы железной дороги Пинск – Кобрин взорваны на всем протяжении. Каждый рельс взрывами разрезан на две-три части. Если раньше при помощи специального плуга, прицепляемого к паровозу, перерезались шпалы и деформировались рельсы, то здесь через 3–4 метра пути у обоих рельсов немцы раскладывали взрывпакеты. Сзади шел взрывник с факелом и поджигал бикфордовы шнуры. В нескольких метрах позади него гремели взрывы, перерезая рельсы. Но факельщик, видно, торопился, и не все пакеты были взорваны. Мы во время остановок собираем на железнодорожном полотне эти невзорвавшиеся мины с взрывателями и бикфордовыми шнурами и, сделав связки, глушим ими рыбу в канале. Правда, безуспешно. То ли рыбы в канале нет, то ли мы неумело делаем заряды. Да и плавсредств у нас не было. Попыток сделали много, но ни одной рыбы так и не поймали.
Двое суток противник держит оборону Кобрина, но 20 июля наши полки врываются на окраину города, и немцы отходят к Бресту. За взятие Кобрина дивизия была награждена орденом Красного Знамени и трем полкам – 29, 37 и 31-му, присвоено звание Кобринских.
Стрелковые полки преследуют противника, а наш 1-й дивизион, слив остатки бензина 2-му и 3-му дивизионам, остановился восточнее Кобрина. Ночью, получив бензин, прошли через Кобрин и догнали свою пехоту в районе местечка Жабинка.
Отбивая контратаки, берем деревню за деревней. Одной из контратак немцы выбили из деревни подразделения стрелковой дивизии, наступающей справа, и создалась угроза окружения батальона 37-го полка нашей дивизии. Спасла положение наша 1-я батарея, стоявшая на открытой позиции. Особо отличился наводчик ефрейтор Гуров, который, оставшись один из расчета, продолжал вести огонь. За этот бой ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Это была первая «Золотая Звезда» в нашем полку, хотя только за форсирование Днепра в дивизии Героя получили 57 человек, правда, все 57 – в стрелковых полках и штабах. Но долго Гурову Звезду носить было не суждено, вскоре он погиб.