Таким образом, с этической точки зрения подобное оружие могло считаться абсолютно чистым, поскольку не оставляло после себя ни крови, ни трупов и, более того, вселяло надежду, что жертва не только уцелела, но и переместилась в куда более подходящее для жизни местечко.
Справедливости ради следует заметить, что идею практического использования свойств многомерного мира жестянщики почерпнули из древних манускриптов, предоставленных в их распоряжение максарами, чьи предки, существа воинственные и суровые, были тем не менее весьма сведущи во всем, что касалось устройства Вселенной. Межпространственные стены они умели преодолевать еще на заре времен, когда соперничество между двумя могущественными расами сверхъестественных существ едва не погубило этот мир.
Выродившиеся и одичавшие потомки некогда великого народа сохранили лишь крупицы того, что было известно пращурам. Благодаря своей способности легко манипулировать чужим сознанием максары покорили все окрестные страны, однако в их душах жил подспудный страх перед былыми властелинами — бессмертными созданиями, родной стихией которых являлось время.
Именно для защиты от них максары заставили жестянщиков, уже успевших преуспеть в науках и ремеслах, создать вокруг Чернодолья непреодолимую стену, по существу представлявшую собой одну огромную дыру в пространстве. Теперь любой, кто попытался бы проникнуть во владения максаров помимо их воли, будь то человек, зверь, птица или небожитель, оказался бы в положении мотылька, летевшего на свет луны, а попавшего в пламя костра.
Впоследствии все мастера, имевшие отношение к возведению стены, были беспощадно истреблены, однако знания, почерпнутые из древних манускриптов, успели распространиться. Из этого источника проистекали почти все технические достижения последующих поколений жестянщиков, в том числе методы извлечения энергии из любой субстанции, власть над структурой вещества, а также способы превращения материи в излучение и наоборот.
К сожалению, эти благоприобретенные знания не принесли жестянщикам ни счастья, ни свободы, ни даже достойного существования. Ни одно из их начинаний не могло остаться тайной для максаров. Жизнь многих тысяч людей целиком зависела от каприза какого-нибудь там Стардаха или Карглака. Страна раз за разом превращалась то в выжженную пустыню, то в грандиозный погост. Постоянный страх разъедал человеческие души с той же неотвратимостью, с какой ржавчина разъедает железо. Многие уже не считали для себя зазорным переходить на службу к максарам и сражаться против собственных братьев.
Оружие, чью тайну знали древние мастера, — этакий межпространственный «дырокол», от которого нет ни спасения, ни защиты, — могло бы, конечно, исправить положение. Но лишь при том условии, что его возьмет в руки максар, воспитанный как жестянщик.
Именно на это надеялся когда-то Азд. О том же самом догадывался Карглак. И даже сам Окш начинал верить в подобную перспективу.
Несмотря на все заботы и треволнения последнего времени, мысли о Рагне почему-то никак не шли у него из головы. Окш вспоминал ее так часто (то как глоток родниковой воды, то как зубную боль), что она просто не могла не присниться ему.
Само собой, сон оказался странным, запутанным и тревожным, как и все, что было связано с этой ненормальной девчонкой.
Заснул Окш в своем кабинете, на самом верхнем. этаже башни, куда свет неба проникал не только через широкие окна, но и через застекленную крышу, а проснулся (так ему показалось) совсем в другом помещение — глухом и темном, похожем на могильный склеп. Окш физически ощущал на себе какое-то гнетущее давление, как это бывает с людьми, привыкшими к вольным просторам и вдруг оказавшимися в тесной и низкой каменной келье.
Темнота, царившая здесь, еще не достигла консистенции мрака, но тем не менее не позволяла различить никаких более или менее конкретных деталей. В комнате присутствовал еще кто-то (у противоположной стороны угадывался смутный человеческий силуэт), и… Окш сердцем почувствовал, что это Рагна.
Их разделяло всего несколько шагов, но, как это нередко случается во сне, он ясно понимал, что даже такое ничтожное расстояние здесь непреодолимо. Тишина, похоже, была таким же непреложным атрибутом этого загадочного места, как и сумрак, но Окш после некоторого колебания решился нарушить ее.
— Что ты тут делаешь? — спросил он. — Ведь раньше ты любила ясный свет, свежий воздух и дикий лес…
Она ничего не ответила, только неопределенно пожала плечами, и Окшу показалось, что при этом что-то звякнуло.
— Ты придешь ко мне? — следующий вопрос сорвался с губ Окша как бы помимо его воли. Она, чуть помедлив, кивнула.
— Скоро?
Еще один кивок.
— Я буду ждать тебя… Не знаю, интересно ли это тебе, но все мои планы удались.
На эту фразу, по мнению Окша — убойную, никакой реакции не последовало.
— Помнишь, ты когда-то говорила, что умеешь предсказывать будущее? — Окш вымученно улыбнулся, хотя и сам не знал, кому предназначалась эта улыбка. — Как, по-твоему, я могу надеяться на удачу?
«И да и нет», — так примерно можно было истолковать ее жест.
— Неплохо было бы еще узнать, чем все это закончится, — добавил он, уже немного осмелев.
Она низко опустила голову и вдруг исчезла, растаяла, как при малейшем дуновении свежего ветерка тают клубы тумана.
Окш остался один, но теперь сквозь окружающий сумрак стали проступать какие-то смутные видения, и внезапно он с удивлением понял, что находится в самом центре сферы, внутренняя поверхность которой представляет собой не что иное, как панораму Черно-долья, какой она, наверное, видится с огромной высоты. Он узнавал все замки, все холмы, все горные гряды и все ущелья, хорошо знакомые ему по карте, имевшейся в завещании Азда.
Однако это была не карта, а настоящее, реальное Чернодолье, неизвестно какой силой вывернутое наизнанку. По его равнинам в разные стороны скакали всадники, каждый из которых размерами не превосходил булавочную головку, бродили банды мрызлов и ползли караваны с данью из соседних стран.
У Окша уже не было никакого сомнения (сомнение вообще не свойственно спящим), что все это: и макса-ры, и мрызлы, и караваны, и замки, и даже воздух вместе с землей, — обречено. Та самая сила, что до этого свернула плоскость в сферу, сейчас продолжала мять ее в своих огромных пальцах. Видно было, как одна гора наезжает на другую, как сминают друг друга соседние равнины и как проваливаются под землю несокрушимые прежде замки. Да он и сам уже не мог ни шевельнуться, ни крикнуть, ни даже вздохнуть. Ощущение было такое, будто поток расплавленного металла, от которого Окш ускользнул однажды, все-таки настиг его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});