Читать интересную книгу Воина миров. Второе пришествие - Михаил Хрипин

«Волнуется, — подумал Уотсон. — Это хорошо. Стресс часто идет на пользу, помогая свершиться тому, что должно произойти».

Джек постучал, вошел, не дожидаясь ответа. Тщательно выбрит, причесан, аккуратно застегнут на все пуговицы.

«Интересный момент, — отметил профессор. — Подчеркивает свою человечность? Уделяет особое внимание мелочам, имеющим отношение ко внешности? Надо не забыть обдумать эту особенность. Раньше за ним такого не замечал».

— Доброе утро, дорогой мой! — Уотсон раскинул руки и шагнул к Джеку. — Прекрасно выглядите, очень за вас рад.

— Здравствуйте, — ответил Джек, тщательно скрывая внутреннее напряжение. «Что за лицемерие! Говорить теперь о внешнем виде!»

— Располагайтесь, — старик пригласительно указал на кресло. — Процедура вам знакома, ничего не изменилось.

«Вот именно, — съязвил про себя Джек. — Ничего не изменилось. Неужели это совершенно не бросается в глаза? Когда он заговорит об этом?»

Он молча сел, принялся закатывать рукав рубашки. Показался сгиб локтя, испещренный, как у наркомана, красными точками уколов от многочисленных заборов крови на анализ. Доктор Лозье подскочил, четким движением воткнул иглу. Он склонился над Джеком так, что его лицо было видно только пациенту, подмигнул, рот дернулся в улыбке.

— Кажется, все идет по плану, — спросил он. — Да, мсье Ридл?

— Вам виднее, — буркнул Джек.

— Я просто уверен в этом, — прошептал Лозье. — Скоро все решится. Осталось не долго.

Джек посмотрел, как шприц наполняется густой красной жидкостью, что-то неразборчиво промычал. Когда Лозье отошел, Уотсон склонился к Джеку и сказал:

— Дайте-ка взглянуть на вас.

Он посветил фонариком в зрачки, заглянул под веки, померил пульс. Блестящим молоточком проверил рефлексы.

— А теперь, молодой человек, посмотрим на интересные картинки.

Уотсон сходил за папкой, принес, положил на стол, сел напротив Джека. в папке была пачка белых листков, размалеванных хаотичными кляксами, цветными пятнами, линиями, фигурами. Иногда попадались фотографии и даже короткие обрывки текста. Уотсон поочередно показывал Джеку листы, задавал дурацкие вопросы, записывал в журнал. Джек поначалу внимательно изучал рисунки, отвечал, тщательно обдумывая. Профессор хмыкал, иногда довольно крякал, писал, не пропуская ни слова.

Через некоторое время Джеку начало надоедать. Он ощутил раздражение, готовое вырваться наружу, но решил подавить его. Картинки профессора перестали вызывать интерес. Он отодвинул восприятие зрительной информации на второй план, больше усилий уделив борьбе с нервозностью. Ответы Джека стали быстрыми, автоматическими, короткими. Профессор заметил это, поднял на Джека глаза, забавно увеличенные толстыми линзами, секунду вглядывался в лицо Джека. Затем, крякнув еще сильнее, продолжит эксперимент. Рука старика писала все быстрее, стараясь успеть за ответами Джека.

Ему удалось сохранить самообладание. Листы кончились, профессор сложил их в папку, убрал, полистал журнал, перечитал некоторые места. Джек устало откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.

«Ну теперь, наконец, он отстанет от меня? Что за странные манипуляции? Очевидно же, что все идет не так, как он рассчитывал. Почему бы не признаться во всем сразу, это помогло бы избежать позорного лицемерия, которым он сейчас занимается».

— Ну, молодой человек, порадовали вы меня, — сказал Уотсон и отложил журнал. Теперь он с довольным видом смотрел на Джека. — Даже добавить нечего. Задерживать вас больше не могу, идите, отдыхайте, делайте, что хотите.

«Больше всего я хочу покончить с этим фарсом! и убраться отсюда поскорее».

— До свидания, профессор, — сухо ответил Джек и поднялся.

Снова подошел Лозье, протянул руку. Молча попрощались рукопожатием, Джек вышел.

Профессор деловито потер ладони. Удовлетворение явно читалось на его лице, он снова взял журнал и пошел в дальний угол, чтобы спокойно еще раз перечитать записи. Лозье в замешательстве наблюдал за ним.

«Что происходит? — он терялся в догадках. — Что это такое? Бравада, гордость? Старик впал в юношеский максимализм, выдает желаемое за действительное? не может же быть, чтобы он не видел, что все идет не по его сценарию. Или это хорошая мина при плохой игре? Он стремится сохранить свое лицо, удержаться на месте, боясь быть выброшенным отсюда? Но скоро все станет известно штабистам. Они давно не проверяли нас, пора бы уже устроить расспросы».

Лозье отошел к своему столу, плюхнулся на стул, тупо уставился на полированную плоскость. Что-то витало в воздухе, словно слабый аромат, но концентрация настолько незначительна, что невозможно определить источник. Намек на намек на подозрение.

«Откуда в нем такая самоуверенность? Неужели старик сошел с ума и занимается самовнушением, все больше отдаляясь от реальности? Это уже начинает граничить со слепотой. Делать комплименты о внешнем виде человеку, которого намерился превратить в… — Лозье передернуло. Волнение подкатило, грозя выдать себя в жестах, интонации, принимаемых решениях. — Нужно замаскировать свое состояние. Иначе все сорвется».

Доктор встал, состроил целеустремленную мину на лице. Подошел к лаборанту, спросил о чем-то, касающемся анализов. Выслушал ответ, кивнул, двинулся к двери скорым шагом. Прямая по-солдатски спина скрылась за дверью.

Уотсон украдкой поглядывал на молодого доктора. Склонившись над журналом, он не читал, а наблюдал за реакцией коллеги, отмечая мелкие движения, позы, характерные особенности построения фраз.

«Парень, кажется, очень доволен, — думал Уотсон. — Это хорошо. Он проделал отличную работу. Даже удивительно, насколько ему удалось быстро усвоить все, что я обрушил на него по моей теории. Понимание сущности генов не каждому под силу. Определенно, у него огромная перспектива. Только вот как узнать, насколько он способен выдерживать удар? Как жаль, что этого не избежать. Надо как-то суметь помочь ему пережить это испытание. Ошибки нелегко признавать, еще труднее делать из них правильные выводы. Но он нужен мне, я даже не надеялся, что появится такой способный ученик».

Профессор устало закрыл глаза, снял очки. Машинально протер стекла о полу пиджака, вернул на место. Сморщенной старческой рукой провел по щеке, подбородку. Старая проблема так просто не давалась.

«Что же сделать? Доброта, великодушие, сочувствие? Возможно. ни в коем случае не давать ему увериться в том, что весь мир против него. Мало ли что взбредет в молодую горячую голову. Такой груз знаний может сломить, если не поставить подпорку. Он так дерзок в своих поступках, целеустремлен. Надо же, решиться на такое! Хорошо, что удалось вовремя найти выход. Но без шокирующего удара не обойтись. Как ни прискорбно, но все идет именно к этому. Но еще есть время, чтобы придумать способ решения нашей проблемы».

Глава 3

Кларк торжествовал. Давно уже не ощущал себя на коне, в родной стихии — управление подчиненными, принятие важных стратегических решений, поддержание статуса лидера. Сидя в бункере, вынашивая план, он направлял всю энергию на самого себя. Усилия оказались вложены не напрасно. Эффект был великолепен, гораздо мощнее ожидаемого.

Он вальяжно прохаживался по широкому, уходящему в даль пространству, занятому теперь партизанской базой. Глория-Холл, ближайшая к их прежнему укрытию станция лондонской подземки, гостеприимно приняла отряд, предоставила невиданные до тех пор просторы, способные вместить десять таких отрядов. Перроны и идущий между ними пассажирский проход сливались в единую площадку, станция была из новых, простейшей конструкции, без архитектурных излишеств. Все пространство отлично просматривалось, в одном из концов виднелась лестница, поворачивающая за угол, уходящая наверх, к наземному вестибюлю. Вестибюль был давно разрушен. Блочные перекрытия современного дизайна громоздились грудой, перекрывая спуск, незаметно сливаясь с окружающей разрухой, царящей в этом районе Лондона.

Разведчики проверили все закоулки и служебные ходы. в помещениях, обычно скрытых от пассажирских глаз, расположились склады, столовая, совещательная комната. Огромное пустое пространство перрона тоже не пустовало. Его решили отвести для размещения спасаемых местных жителей, которые периодически, по нескольку человек попадались партизанам во время вылазок. Иногда приходилось вступать в короткие бои с мародерами, но Кларк был безжалостен к ним. Это было наилучшей маскировкой.

Если встреченные люди не были сумасшедшими, давно утратившими связь с реальностью, если они не выжили лишь чудом, из-за своей паранойи умудрившись не попасть на глаза патрулям, им находилось место среди партизан. Тех больных, которых уже не спасти, Кларк приказал добивать. Это было трудным решением, как казалось окружающим, но аргументы он придумал слишком убедительные, чтобы нашлись несогласные. в критический момент в отряде не должно быть ни одного ненадежного человека. Требовать дополнительного рейса подводной лодки, чтобы перевозить в Европу умалишенных — штаб не пойдет на такое.