– Это просьба барона. – Посыльный был невозмутим, точно лондонский денди.
Фашист порывисто встал, подошел ко мне и процедил сквозь зубы:
– Мы еще не закончили.
И я снова получил полновесный удар в пах. Вот сволочь! Как будто знает, что не успел я посадить дерево, купить новую квартиру, оставить после себя сына. Дотянуться бы – голыми руками задушил бы!
И местный фюрер удалился. Следом за своим главарем вышли и все синие.
Двери бесшумно закрылись.
Я остался корчиться на полу.
– Ты живой? – это спросила Аллана.
– Мы фашистов били, бьем и бить будем, – сказал я, выплевывая изо рта сгусток спекшейся крови.
Получилось эффектно, как в фильмах. Жаль, что у инопланетян нет ножиков. А то сейчас перерезали бы веревки. Или это не веревки, а опять какая-нибудь хитрая электроника? Не важно... И побежали бы мы с Алланой... Стоп! Никаких побегов. Я же в Империи – и дороги на Землю мне нет. Как это все осточертело! Очень похоже на то, что попал я сюда, в это межзвездное королевство, чтобы выгоднее продать свою честь, шпагу. Ага, Д’Артаньян хренов. Шеллеш – собака, видимо, на роль кардинала Ришелье подвизался. А Аллана... Лишь бы она Констанцией оказалась, а не Миледи позорной!..
– Иван.
– Ну? – Я попытался сесть. – Чего?
– Кто такие фашисты?
Оба-на, это что же творится? В Империи впервые слышат о коричневой чуме? Блин, такая хорошая легенда об освобождении вселенной от коричневого ига Иваном Соколовым летела ко всем чертям! «Сволочи они», – хотел было сказать я, но вдруг понял, что придется объяснять еще, и кто такие сволочи. А об этом я имел весьма смутное представление. Пришлось выкручиваться:
– Э-э-э. Нацисты они живодеры. Людей сжигали, книги. Города взрывали.
– Зачем?
Во спросила! Хрен бы их знал, наверное, так им представлялось мировое господство.
– Удовольствие они от этого получали, – сказал я и мстительно добавил: – Сексуальное. У Гитлера с интимом плохо было, сифилисом бедняжка переболел.
Хотел было добавить, что Адольфу даже операцию делали, половину мужской силы отняли, да не стал смущать девушку. Зачем ей лишнее знать?
Аллана несколько мгновений о чем-то сосредоточенно размышляла:
– То есть фашисты размножаются почкованием в тот момент, когда они кому-то причиняют боль, убивают и разрушают?
Я поперхнулся от этой чудовищной логики:
– Хм. Не совсем. Размножаются они нормально, от женщин.
– Тогда я совсем ничего не понимаю, – вздохнула Аллана.
– Чего тут не ясно-то? – Я наконец-то смог сесть. – Удовольствие и дети – вещи разные, можно сказать, диаметрально противоположные.
Тут я вдруг спохватился, что Аллана может решить: удовольствие – это когда детей убивают, и тут же поправился:
– Я не это хотел сказать... В общем, любовь она важна ради любви в первую очередь, а дети – это лишь проявление этой самой любви.
Вот это загнул. Как доцент. Жаль, что наши ребята не слышали. А то мне памятник на родине полагается за укрепление русско-инопланетных отношений.
– Чувство ради чувства, – догадалась Аллана и просияла, точно девочка, получившая конфетку. – Я поняла, вы живете чувствами именно ради этих самых чувств, а интеллект вам помогает в этом.
– Ну да.
Аллана откинула голову назад и захохотала.
Оказывается, инопланетяне умеют смеяться. Да еще так красиво. Я удивился. Нет, я просто не ожидал, что смех может быть таким мелодичным, звонким, точно это ветер шевельнул серебряные колокольчики. Ну, или эту китайскую штуковину, что у Славки дома висит «Музыку ветра». Красиво, слов нет!
Вообще-то я в жизни многое видел и слышал, но такого никогда.
Аллана перестала смеяться. Нервное это у нее, что ли?
А я вдруг понял, что мне снова хочется услышать этот странный смех. Черт, что это со мной? Тут нужно думать, как из плена бежать, а не за инопланетянками приударять!
– Аллана. Возле тебя нет острого осколка стекла или лезвия какого-нибудь?
– Зачем?
– Веревки перерезать, руки затекли, – спокойно объяснил я.
– А, ты имеешь в виду электрошоковые нити-стабилизаторы?
– Ага, – сказал я и покосился на толстый канат, которым меня связали. – Именно эти нити я и имею в виду.
– Их целостность нельзя нарушить. Иначе освободившийся разряд просто разложит твой мозг на атомы.
Я вздрогнул. Ну да, а чего еще ждать от фашистов? Скоро появятся великие инквизиторы и начнут иглы под ногти пихать: «Открой тайну, несчастный! Где скрывается главный демон коммунизма Ленин?» А я им ничего, естественно, про Шушенское и Финский разлив не скажу. Меня еще в детском садике учили, что врагу нельзя открывать самую страшную тайну: самогону нужно хотя бы день побродить, да ночью не взорваться...
Да, странно я как-то устроен, мысли в голове снуют, но все как одна – дурацкие...
– Слушай, Иван, а ты тоже умеешь чувствовать?
Спросила!
– Умею, – буркнул я. – Не то чтобы сильно...
– И на что похожа любовь?
Я едва не брякнул, что «любовь – это канат, по которому черти лезут в ад», да вовремя прикусил язык. Школьные, да и более грубые армейские шуточки здесь явно не годились. И почему это не Гагарин первым столкнулся с инопланетянами? Вон как мужик улыбался, ему, пожалуй, ничего бы и объяснять не пришлось. А я что?
И стало мне грустно. Вдруг вспомнилась серьезная девочка Инна, с которой мы сидели за одной партой до шестого класса. Я сначала ее за косы дергал. Потом портфель ей носил. Мы даже пару раз подрались. Из-за ежа. Я Марье Ивановне, подслеповатой «англичанке», подарочек на стуле оставил. Обошлось без жертв. Инна выскочила из-за стула и спасла ежика. Мы потом две недели не разговаривали. Ну, дак, это во втором классе было. Дураком я был, не понимал, что взрослый человек ежа просто раздавит. А потом мы помирились. Меня в школе любили дразнить Чебурашкой. Я обижался, а Инна всем говорила, что размер ушей на умственные способности не влияет. И вскоре все меня стали уважать, не за лопоухость, конечно. Я же ходил и гордился своей Инной. М-да, жизнь течет какими-то странными кругами. Вечно меня девки из передряг всяких вытаскивают, аж неудобно. Все, с Алланой – это в последний раз! Это я – мужик, герой на коне и рыцарь, спасающий вселенную! Наверное... Хотя, чего это я? Без Алланы давно бы уже червей кормил...
– Ты чего молчишь?
– Думаю, – честно признался я. – Чувства очень сложно объяснить. В том-то вся и суть. Чувства нужны для того, чтобы их переживать, а не описывать.
– Пере-живать? – переспросила Аллана. – То есть чувства умирают, а ты живешь дальше?
Черт бы побрал эту инопланетную идеологию чистого разума! Эта журналистка не даром ест свой хлеб! Загнала-таки в тупик.
– Ну вот, к примеру, прихожу я к тебе с букетом роз. Что ты подумаешь? – Я принялся выкручиваться из глупого положения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});