– Ты проспала несколько часов. – Он налил кофе в помятую оловянную кружку. – Есть хочешь?
Опустившись перед ней на корточки, он поставил оловянную кружку с кофе, и Виктории показалось, что руки плохо слушаются его. Грим с лица он смыл и выглядел моложе своих сорока девяти лет. Волосы у него были темно-каштановые, как у Виктории, на висках седина.
– Я не хочу причинять тебе боль, – сказал он, прижимая к губам платок, покрытый красными пятнами. – Я скучал по тебе и предпочел бы, чтобы ты поговорила со мной, а не я с тобой. Я люблю тебя слушать. Я развяжу тебе руки, только дай слово, что не убежишь.
Она пошевелила пальцами и посмотрела в темноту за стенами амбара. Густые заросли деревьев с облетевшими листьями окружали заброшенную ферму, где они провели ночь. Два дня они продвигались по грязным сельским дорогам. Виктория не собиралась убегать от него, но уступать тоже не собиралась. Он, казалось, понимал это и смирился.
– О чем ты сейчас думаешь, Мэгги? – Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. – Когда-то ты любила со мной поговорить. Я помню тебя совсем маленькой.
Увидев, как Фаради бледен, Виктория поняла, что ему недолго осталось.
– Почему ты принял пулю вместо меня?
– Потому что у тебя медальон.
Сейчас у нее не было медальона, а он ничего ей не сделал.
– Ты лгун, отец.
Он прищурился, в глазах его появилась угроза, но тут же исчезла.
– Пожалуй, следует заткнуть тебе рот. – Он с трудом поднялся. На нем была другая одежда, не та, что накануне. Он хорошо подготовился к побегу. Но не избежал пули, которую Памела всадила ему в грудь.
– У меня нет для тебя одежды. – Он положил какую-то еду на оловянную тарелку. – Я ждал Памелу. Не тебя. Не думаю, что тебе впору ее платье.
– Ты как будто жалеешь, что ей это не удалось. Но ведь теперь тебе достанется больше сокровищ.
– Памела была близкой помощницей Кинли в последние месяцы. Мне будет ее не хватать.
– Почему ты убил Неллиса? – шепотом спросила Виктория.
– Он вычислил, кто ты, и, не зная, кто я на самом деле, собирался шантажировать Донелли. А Донелли быстро во всем разобрался. Увы, Неллис вышел из игры раньше, чем я рассчитывал.
Фаради поставил рядом с ней оловянную кастрюлю, пахнувшую подгорелыми бобами.
– Донелли единственный по-настоящему понимал меня, он был самым достойным противником. Спасибо тебе за то, что вместо меня разрушила его планы. И тогда, и теперь.
Опустив глаза, Виктория сквозь слезы смотрела на огонь. Она вколола Дэвиду огромную дозу морфия и теперь гнала от себя ужасную мысль, что, возможно, убила его.
– Протяни руки, Мэгги. – Она потрясла головой, чтобы стряхнуть слезы, и подчинилась ему. Он перерезал жгуты на ее запястьях. – Ты можешь поверить, что я никогда не желал тебе зла?
– Не могу.
Он засмеялся и тут же закашлялся. На губах появилась розовая слюна. Пресловутый неистребимый полковник Джеффри Фаради все-таки был смертным. Ею овладело необъяснимое чувство потери.
– Может быть, тебе пора примириться с Богом, отец?
Он криво усмехнулся:
– Мы с Богом никогда не стремились познакомиться друг с другом. А твоя мать была ханжой.
– Ты позволишь мне взглянуть на твою рану? – спросила Виктория.
– В Брайтоне. Там у меня есть домик. Неподалеку от того места, где похоронена твоя мать. В часовне, в красивом месте на берегу моря. Она любила море, – сказал он, задумчиво глядя на палец, на котором когда-то носил обручальное кольцо. – Тебе бы тоже понравилось.
После стольких лет неведения и ожидания она наконец узнает, где покоится ее мать.
Больше всего на свете ей хотелось покончить со своим прошлым. А для этого она должна узнать о своей матери все, что только возможно.
– Почему ты похоронил ее там, где она хотела? Ведь жизнь у вас не сложилась.
Он не ответил. Виктория поняла, что никогда не узнает, почему он так поступил.
Возможно, он хранил память о ее матери после того, как она умерла, потому что не смог удержать ее при жизни так же, как не мог удержать и Викторию. Но Виктория никогда не забудет, что отец спас ей жизнь, подставив себя поддуло револьвера Памелы.
Когда он привез ее в домик в Брайтоне, то едва вошел внутрь, до того был слаб. Домик прятался среди деревьев, вековые колючие ветви плюща цеплялись за его стены, и невольно вспоминались сказки братьев Гримм.
Прошло несколько дней, а Дэвид не появлялся. По ночам Виктория иногда слышала, как вдали в тумане воет сирена. Она смотрела на звездное небо, поглощенная своими мыслями. Дэвид не ищет ее, потому что уверен, что она не хочет, чтобы он ее нашел. Может, он прав? Может, она действительно этого не хочет?
К концу второй недели отец стал совсем плох. Она кормила его, умывала, поддерживала в нем жизнь дольше, чем он того заслуживал.
Спустя десять дней на рассвете она услышала, что отец бредит. У него был жар. Виктория дала ему попить. Смочила губы холодной водой.
И молча смотрела, как он умирает.
Виктория завернула его в одеяла. Поднялась, умылась, выскребла грязь из-под обломанных ногтей. Вымылась в ванне и опустилась на пол. Сжимая в руке медальон, она долго сидела, прислонившись спиной к ванне. Единственная лампа отбрасывала тени на забрызганные водой стены. Виктория притянула к груди колени и, уткнувшись лицом в юбку, зарыдала.
Она не знала, почему плачет. Она уже не была той испуганной, рассерженной девочкой девятнадцати лет, которая пыталась убежать от своей жизни. Вся сила, которая была в Мэг, превратила ее в Викторию. Сэр Генри и Дэвид вернули ей то, что она когда-то позволила отцу отнять у нее. Ее честь, достоинство, ее сердце. Это не совсем избавило ее от страха, но придало ей смелости.
Когда она снова подняла голову, солнце уже всходило и комната была полна света. Виктория подошла к окну.
Она провела в этом домике почти две недели и ни разу не видела, как из-за деревьев появляются первые лучи солнца. И сейчас, затаив дыхание, она смотрела, как они позолотили шпиль на колокольне церкви, находившейся вдали.
Дорога к церкви привела ее на открытое поле, откуда был виден весь город. Виктория шла по мокрой траве, не обращая внимания на промокшие туфли и ледяной декабрьский холод, пробиравший ее до мозга костей. Она распахнула огромные деревянные двери и ступила в тишину храма.
Утренний солнечный свет, проникая сквозь витражи, окрашивал скамьи в яркие цвета. Ступив в полосу света, Виктория с благоговением смотрела на окружающую ее красоту, на расписной деревянный, богато украшенный резьбой потолок, на гигантский восьмигранный светильник, и ей казалось, что она попала в рай. Итальянско-католическая церковь была щедро украшена мрамором и скульптурами. Виктория посмотрела себе под ноги. Витражи образовывали на полу разноцветные картины, а когда солнце поднималось на определенную высоту, картины превращались в изображения цветов. Таких же, как на ее медальоне.