Читать интересную книгу Учитель - Антон Демченко

— Я летом собираюсь отправиться путешествовать по стране, — пожал я плечами, с удовольствием разглядывая изображение только что приобретенного агрегата. ПС-У[19]: девятиметровый монстр на шести колесах почти полутораметрового диаметра, выкрашенный в яркий оранжевый цвет. Настоящий вырвиглаз. Ничего, перекрашу.

— Без прав? — приподнял бровь боярин. — На платформе спасателей? Оригинально.

— А я с Ольгой поеду. У нее-то права есть. И именно на платформе. А что? Медицинский блок переделаю в жилой, санузел имеется… маленький, правда, ну так я его расширю за счет бака для огнетушительной смеси. Водорегенерационный комплекс есть, так что проблем с водой точно не будет. Я уж молчу про эфирную установку! Никаких расходов на заправку, знай себе накопители подзаряжай вовремя… Представляете, какая экономия на отелях получится? — ухмыльнулся я и демонстративно почесал затылок. — Только не знаю, во что переделать отсеки для пожарных скафандров… мне-то они как-то без надобности. Ну да ничего, что-нибудь придумаю.

Тут я слукавил, конечно. Думаю, если напрячь Рогова, в ниши, предназначенные для пожарных скафандров, можно будет упихать стенды для наших ЛТК, вместе с самими «Визелями»… Хотя, конечно, голову Жорику придется посушить изрядно.

— Кирилл, ты сумасшедший, — заключил Федор Георгиевич и нахмурился. — Подожди, а учеба как же? В смысле ты же не собираешься Милу с Линой с собой брать?

— Нет, конечно. Места в платформе не так много, чтобы вчетвером можно было с комфортом разместиться. Про охрану, которую вы им обязательно всучите, и вовсе промолчу. А рассекать по стране кортежем… ну это уж точно глупость. Да и вообще пускай отдохнут от меня месяц-другой. Заодно по возвращении смогу оценить, насколько усердно они способны заниматься самостоятельно, — заключил я.

— М-да. Удивил ты меня, Кирилла… — покачал головой боярин Громов и, побарабанив по столу пальцами, вздохнул. — Ладно, завтра к вечеру тебе доставят обновку домой, жди. Потом как-нибудь покажешь, во что превратил несчастную платформу. Мне интересно…

— Не вопрос, — кивнул я. — Спасибо за помощь.

— Да не за что. Деньги-то твои, — отмахнулся дядя Федор и нахмурился. — М-да… Ладно. А теперь с твоим делом мы закончили, я так понимаю?

— Вроде бы… — Я пожал плечами и, помедлив, поинтересовался: — А у вас ко мне тоже имеется какое-то… дело, так?

— У нас — да… — задумчиво протянул боярин и, откинувшись на спинку кресла, замолчал. Хм, а вот отцов трон в кабинете, где мы с дядькой устроились сразу по окончании долгого домашнего обеда, Федор Георгиевич, в отличие от остальной обстановки, оказывается, не поменял…

— Я вас слушаю, дядя Федор, — поторопил я собеседника, кажется, потерявшегося где-то в собственных мыслях.

— Да… извини, Кирилл. Задумался, — очнулся он и, бросив на меня острый, оценивающий взгляд, тихо заговорил: — Как ты понимаешь, приглашение на обед было только поводом для нашей встречи. Я… наслышан от близняшек, что у тебя возникли определенные трудности, и… хочу напомнить свои слова. Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, Кирилл.

— Я помню, Федор Георгиевич, — кивнул я. — И благодарен вам за это. Но, честное слово, с происходящим со мной я должен справиться сам. Подождите, не перебивайте. Тому есть две причины. Первая — это моя эмансипация. Штука редкая, так что сейчас на меня, как на зверька в зоопарке, направлено внимание всего московского света. Справится, не справится, выплывет или потонет… Да, я могу воспользоваться вашей помощью, но… где же здесь самостоятельность? И второе… я знаю, кто меня травит, и не хочу лишних проблем для рода Громовых.

— Кто? — Федор Георгиевич аж вперед подался.

— Бельские. Чуят, твари, что я могу лишить их половины гвардии и привилегий, заявив права на главенство в роду Скуратовых, вот и устроили травлю. Убить меня, когда я под прицелом внимания всего света, — значит потерять лицо. А так… полагаю, они рассчитывали, что я сломаюсь или наделаю ошибок, после которых государь даже рассматривать возможности передачи мне титула Скуратовых не станет. Но их психологи совершили ошибку. Они рассчитывали давление на «золотого мальчика», выросшего в теплице, а я…

— Да уж, а условия твоей жизни тепличными точно не назовешь, — грустно кивнул Громов. — Но как ты узнал?

— Распотрошил вычислители наемников, что похитили Ольгу. Как я уже говорил своей нареченной, майор «Северной Звезды» был очень предусмотрительным человеком и хранил записи своих переговоров с нанимателями…

— Ну да… теперь понятно, что ты имел в виду под проблемами для нашего рода. Если мы вступимся за тебя, это может оказаться началом большой войны родов. Так?

— Именно. И я не хочу стать причиной такой бойни.

— Во-от как… — Боярин вздохнул и, прикрыв глаза, вновь задумался. В кабинете воцарилась тишина. Ненадолго. Федор Георгиевич открыл глаза и вдруг усмехнулся. — Вот как, значит… Ладно, думаю, здесь мы можем сделать, как ты выражаешься, финт ушами. Кирилл, выслушай меня, пожалуйста, и не перебивай, пока я не закончу. Хорошо?

— Конечно, — кивнул я.

Интересно, что задумал мой драгоценный дядюшка?

— Ты правильно сказал насчет внимания к эмансипированному. Действительно таковые — редкие птицы в наших краях. И мы тоже внимательно следили за творящимися вокруг тебя событиями… не нарушая, естественно, наших договоренностей. Да и кое-какие подозрения насчет Бельских у нас имелись… Так вот, сегодняшний сбор совета рода, оценив твои действия, умения и возможности, решил дать… Тьфу, к черту стариков! Короче, Кирилл, если ты прав относительно авторов травли, то оставить тебя без поддержки я не могу, это было бы предательством памяти моего брата и его жены, твоей матери, но… у нас имеется возможность избежать войны с Бельскими и одновременно обезопасить тебя от их нападок. Наше старичье наконец прекратило переливать из пустого в порожнее… за что надо сказать «спасибо» недавнему шоу, что ты устроил с близняшками для Пантелея… В общем, род Громовых предлагает тебе стать главой младшей ветви. Условия, естественно, обсуждаемы. Никакого давления в стиле моего батюшки. Все на паритетных началах. Что скажешь, Кирилл Николаевич?

Вот это заявление… А оно мне надо, такое-то счастье?!

— Я… я должен все хорошенько обдумать, Федор Георгиевич, — немного оправившись, выдавил я из себя.

— Разумеется. Я тебя не тороплю… И учти, каким бы ни было твое решение, я его поддержу.

В Эфире словно волна прошла… Усталость, грусть… а еще уверенность в собственном решении и… смирение? Однако…

Я проследил за взглядом Федора Георгиевича и наткнулся на фотографию его отца, стоящую на книжной полке… М-да…

Холодный зимний ветер взметнул шторы у открытого окна в темной спальне, но, пробравшись в комнату, моментально присмирел. Коснуться стужей спящего на огромной кровати старика ему не удалось: помешал жар, исходящий от окутавшего хозяина спальни кокона. А вот появившаяся в комнате невидимая в ночи темная фигура совершенно спокойно преодолела огненную защиту спящего и мягко коснулась ладонью его шеи. А в следующую секунду запястья старика украсили два широких кожаных браслета.

Кокон тепла, окружавший старое тело, рассеялся, и холодный ветер тут же вцепился морозом в щеки и нос спящего. Старик дернул головой, распахнув глаза, но даже закричать не смог. Парализованное прикосновением тело, верой и правдой прослужившее ему добрую сотню лет, вдруг отказалось подчиняться хозяину. Он попытался призвать свой Огонь, но тот, плеснув, бессильно разбился об оковы подавителей.

— Не можешь, да? — Тихий шепот, раздавшийся из темноты, заставил старика зашарить глазами по комнате в поисках врага. А кем еще мог быть этот гость?! — О да… Я долго думал, как отплатить тебе за то, что ты сделал… пытался сделать. И придумал. Ты слышишь меня? Слышишь… это хорошо.

Тень шагнула ближе к кровати, на которой замер парализованный хозяин спальни, и скользнувший по лицу визитера отсвет луны, выглянувшей на миг из-за облаков, высветил молодое бесстрастное лицо. Взгляд серых, будто пасмурное небо, глаз словно столкнулся со своим отражением.

— Да, это я. Знаешь, не стоило тебе ее задевать. Если бы не эта последняя выходка, ты бы ушел тихо и безболезненно, а так… Наслаждайся тем, чего больше всего боялся в своей жизни… и прощай, бывший боярин. — Гость отступил в темноту и… растворился, словно его и не было.

Громов-старший попытался дернуться, но слабость накатила волной… Бывший боярин попытался ухватиться за Пламя, всегда служившее ему верой и правдой, но… оно не откликнулось. И вновь, и вновь… пока в душу опричника не вполз страх… Холодной змеей он скользнул меж ребер и вонзил ледяные клыки в сердце. Старый воин попытался пошевелиться, сделать хоть что-то, но тело, ставшее непослушным, даже не дернулось, и разум начал впадать в панику, старательно подогреваемую все прибывавшими захлестывавшего его с головой волнами страха. Страха слабости… Ужаса от собственной неспособности хотя бы пошевелиться, неверия, что собственная сила, верная и безотказная, покинула его, приравняв к обычному человеку. Нет, не обычному… парализованному старику! В конце концов разум не выдержал этого липкого кошмара, и легкие старика исторгли леденящий вопль, разнесшийся по поместью. Миг — и крик оборвался.