— Я оставляю тебя по своей воле, — сказал он с заметным усилием. — Я более не намерен навлекать позор на тебя и наших детей, как и бесчестить память твоего отца. Ты выйдешь замуж, дашь моему ребенку имя и возьмешь нашего сына к себе в дом, чтобы воспитать в нем будущего хозяина Сент-Обена. Ты сделаешь это для меня, для наших детей и для себя самой тоже.
Филипп повернулся, чтобы уйти, но Эльвина удержала его.
— Куда ты сейчас? В Данстон?
Неужели он отправится к жене, чтобы попытаться уладить свои семейные дела?
— Данстон больше мне не принадлежит. Я дождусь приказа короля и затем отправлюсь со своим сыном в Сент-Обен. Поскольку леди Равенне суждено потерять Данстон, я отправлю ее в монастырь или куда-нибудь еще, в одно из своих владений, но рядом с нашим сыном она не останется.
Эльвина кивнула, благодарная ему за эти слова. Больше задерживать его не было смысла. Он ставил точку там, где могло начаться их счастье, и она ничего не могла изменить. Филипп уходил из ее жизни, и Эльвине оставалось лишь смириться с этим. По крайней мере он дал ей двоих детей. Когда будет особенно больно, она попытается увидеть в них черты отца, но его место в ее сердце навсегда останется незанятым.
Эльвина подняла залитое слезами лицо — Филипп ушел, на его месте стояла Элеонора. Королева молча протянула Эльвине руку и увела ее за собой в комнаты.
Вечером того же дня, едва Эльвина появилась в трапезном зале, ее окружила толпа льстивых угодников. Все наперебой поздравляли девушку с обретением имени и положения, добрым словом поминая отца Эльвины и восхищаясь ее красотой. В толпе она отыскала глазами Филиппа. Он молча смотрел на нее, и, даже отвернувшись, Эльвина знала, что весь вечер Филипп не будет спускать с нее глаз. Однако для Генриха оказалось важным то, пусть даже напускное радушие, с каким Эльвину принял двор. Он взял ее под руку и повел за свой стол, усадив на место, которое подобает занимать дочери графа. Рядом сидел светловолосый рыцарь.
— Сэр Роберт Лестер, — представил его король. — Леди Эльвина. Та самая.
Эльвина прекрасно понимала, отчего сэр Лестер так пристально рассматривает ее, но выказывать негодование не решалась. Генрих весьма быстро завершил торг, но винить его не за что. Если король хотел выдать ее замуж, то делать это следовало поскорее, пока не слишком вырос живот. Эльвина невольно прикрыла живот рукой и, когда подняла глаза, встретилась взглядом с сэром Робертом. Он одобрительно кивнул.
— Это хорошо, что вы защищаете ребенка. Здесь найдется немало тех, кто пожелал бы ему зла. Из вас, я думаю, получится хорошая мать.
Король удалился, а Эльвина осталась сидеть рядом с человеком, который, очевидно, уже считал ее своей невестой. Он был вдовцом, как сказал ей Генрих, и у него уже рос сын. Пожалуй, Роберт был на несколько лет старше Филиппа, но еще мог иметь детей. Из разговора с ним Эльвина поняла, что он любит свой дом и свои земли, но амбиций и энергии ему явно недоставало. И все же Роберт обладал одним несомненным достоинством: он не был ни грубым, ни жестоким. Можно было не опасаться того, что он обидит Эльвину, а вот она едва ли примирилась бы с его пассивностью. Если бы выбирали жениха для скромной послушной девушки, Роберт вполне подошел бы, но Генрих слишком плохо знал Эльвину.
Она поискала глазами Филиппа. Он сидел у другого конца стола и пристально наблюдал за ней и тем, кого Генрих усадил рядом с Эльвиной. Взгляд его словно говорил: «Не бойся, вреда он тебе не причинит, а я всегда буду рядом, чтобы защитить тебя». Взгляд Филиппа надрывал ее сердце. Эльвина вновь обратила взор на своего соседа.
— Я не боец, как сэр Филипп, но сумел бы защитить свою жену от посягательств чужого мужчины, Она будет принадлежать только мне, и ее дети будут моими детьми.
Его тон удивил Эльвину, но она покривила бы душой, сказав, что не ожидала подобного поворота.
— Сэр Филипп человек чести, а жена хранит верность лишь мужу.
Ее слова могли бы убедить самого подозрительного ревнивца. Эльвина в самом деле была намерена оправдать ожидания: стать послушной и покорной, лишь бы завоевать его сердце, но именно с этим, как она видела, возникнут проблемы. Между тем характер Эльвины давал о себе знать: она чувствовала, как темной волной в ней поднимается гнев. Что знает о ней этот мужчина? Как мог он решиться сделать ее своей спутницей жизни лишь потому, что она приносила ему земли и титул? Да, Эльвина молода и не безобразна, но ведь не будь у нее приданого, сэр Роберт не принял бы в расчет ни ее молодость, ни красоту. Как поступил бы этот рыцарь, если бы она набросилась на него с кинжалом? Заточил бы в крепость? Предполагает ли он, что в постели Эльвина будет равнодушно терпеть, пока он удовлетворит свои нужды, будто имеет дело с племенной коровой? Если Эльвина покажет ему, что и у нее есть свои желания и потребности, о которых она сама узнала лишь благодаря Филиппу, не сочтет ли он ее распутницей? На каждый из этих вопросов ответ напрашивался сам собой, поэтому перспективы брака с сэром Робертом внушали ей серьезные сомнения. Если только ей так и не удастся оправиться от удара, причиненного разлукой с Филиппом, и она не сойдет с ума. Но тогда уж лучше умереть.
Ужин закончился, и сэр Роберт не возразил, когда Эльвина встала и направилась к двери. Но выход ей загородил насмешливо улыбающийся сэр Джеффри.
— Если бы я не знал наверняка, что леди Эльвина — живой человек, то решил бы, что встретился с ее призраком. С вами все в порядке? Элеонора еще не отравила вас за попытку соблазнить ее мужа?
Эльвина слабо улыбнулась в ответ.
Именно сэр Джеффри отправил к ней Филиппа в тот момент, когда она больше всего нуждалась в нем. Он рядился в шутовскую маску, но под ней скрывались понимание и сочувствие. Пожалуй, здесь только он был способен войти в ее положение. Эльвину тронуло его внимание.
— Королева ко мне необычайно добра, а что касается чужих мужей, то ими я и так сыта по горло.
Джеффри коснулся ее щеки, заставляя поднять взгляд. В ее глазах блестели слезы.
— Я бы сделал тебе предложение, но только не знаю, удержусь ли от того, чтобы не задушить тебя, если услышу, как ты называешь меня Филиппом во время любовных игр. Даже графский титул не окупит того, что я вижу сегодня в твоих глазах. Так, значит, иного пути нет?
Эльвина вытерла глаза.
— Нет иного пути. Филипп приказал, и я подчиняюсь. Что еще мне остается?
— Разве не приятнее называться графиней, чем шлюхой?
— Какая разница? Меня продали в обмен на титул. Джеффри нахмурился:
— Поскольку ты все равно намерена продаваться, позволь мне купить тебя. Я не делал секрета из того, что намерен украсть тебя у Филиппа. Со временем могла бы ты полю бить меня, как Филиппа?