Читать интересную книгу "Его Мишень - Евсения Медведева"

пока я плохо улавливаю претензию на счет давления. Если прижал тебя во сне, то прости, сон у меня крепкий…  Но не могла бы ты дать мне чуть больше информации? Что тебя смущает? Ты просила помощи, я протянул тебе руку. В этом проблема?

– Я хожу по кругу, ей Богу! День сурка какой-то… Егору цитирую твои жизнеутверждающие фразы, а тебе процитирую директрису детского дома, – я смело оттолкнулась и развернулась к нему лицом, с наслаждением впитывая его мутнеющий взгляд. Он с трудом пытался держать глаза на лице, но тот предательски то и дело опускался всё ниже и ниже…. – Протянутая рука может не только помочь, но и столкнуть Гера. Привязанность губительна, если не имеет под собой почвы. Вот так… Красивые вещи умеешь говорить не только ты.

– А-а-а… – протянул он, затушил сигарету и замолчал, сложив на груди руки в замок.

Кожей чувствовала его напряженный взгляд, скользящий по ногам, груди и шее. Мурашки стали взрываться, оставляя ожоги, от которых вскипала кровь, а желание говорить таяло. Хотелось просто наброситься, обнять и признаться, что скучала. Но нет… Не могла! Потому что мало он мучается… Женщины слишком кровожадны, когда дело касается прав на своего мужчину. Здесь мало гербовых бумажек, там оттиск в сердце должен быть. Вот пусть и предъявляет! Иначе пусть дальше мучается.

– Почва, значит?

– Почва, Гера…. Почва! – я точно так же сложила руки на груди, намеренно задрав грудь так, чтобы ещё сильнее распалить и без того бурлящее мужское желание. И смелость во мне какая-то пугающая появилась. Правда запоздалая, ей бы неделю назад проснуться, чтобы с непробиваемой миной поприсутствовать при разговоре с женой. Тьфу! Даже произносить это слово не хочу!

Гера еще пару мгновений в глаза мне смотрел, а потом встал, так забавно оттянул резинку боксеров и пошел к дивану. Плюхнулся в ворох велюровых подушек, включил телевизор и стал медленно щёлкать каналами.

– Что ты делаешь? – охнула я, ожидая чего угодно, но не этого!

– Сама сказала почва тебе нужна, а там, где почва, там корни. Вот… сижу пускаю корни.

– Керезь! Ты что мне в чувствах признаешься? Сухарь ты прокурорский! Пооригинальнее ничего придумать не мог? – я со всей злости откинула ногой простынь, валяющуюся на полу бестолковой кучей сатина и снова включила кофемашину, не теряя надежды выпить кофе. – С женой корни пускать будешь!

– Обязательно, – Гера дернул плечами, продолжая бесцельно блуждать по каналам.

А я бесилась ещё сильнее! Сука! Ксюша, просто задай этот гребаный вопрос! Он же с места не сойдёт, пока не получит то, чего хочет! А хочет он того, чтобы ты сама это спросила! Ты и сама хочешь …

– Мы поженились ещё в универе, – Керезь подхватил джойстики от игровой консоли и стал размахивать одним в воздухе, призывая присоединиться. Я даже опешила… Он хочет говорить о жене, играя в гонки? Чокнутый… Под стать мне, потому что я как-то легко поддалась и уселась рядом прямо в чем мать родила. Он громко сглотнул, но сдержался, лишь по груди и затвердевшим соскам взглядом туманным царапнул.

Закинула ноги на диван, взяла джойстик и не сдержала улыбки. Наверное, забавно выглядим. Но какая к черту разница…

– Настя всегда падкой на бабки была, но я не думал, что настолько… Она переспала с моим начальником. Нет, не так… Она спала с ним год, пока я до ночи корпел на работе, чтобы жене на тачку наскрести. Я, как в «Операции «Ы», брался за все, лишь бы премию накинули. И даже заметил не сразу её сменившийся гардероб, духи новые, сережки…

– Сама призналась? – прошептала я, изо всех сил заставляя себя играть, хотя больше всего на свете мне хотелось просто обнять его.

– Если бы, – рассмеялся Герман. – Зашел к генералу подписать бумаги, а там они… Он потеет до выпуклой вены на лбу, изо всех сил стараясь не скончаться от инфаркта от передоза виагры, а она скучает весьма правдоподобно постанывая. Вот и всё.

– Ты из-за этого работы лишился?

– Нет. Я слишком любил свою работу, чтобы уйти из-за жены и её любовничка. И должность мою я не насосал, а зубами выгрыз. Год за годом, дело за делом.... Заслуженно. Я думал, что не смогу существовать рядом, ан нет… Оказалось, что отпускать людей у меня получается куда лучше, чем впускать. Переехал к родителям, стал заново копить на первоначальный взнос на квартиру, короче планов у меня был вагон. И даже радовался, что что она больше на горизонте не отсвечивает, а он прячется от меня, как подосиновик в листве, а я нервы ему мотал. Понимал, что с огнем играю, но не мог лишить себя удовольствия. Это был лучший год в моей жизни… Я просто выиграл лотерейный билет, на основании которого мог срывать совещания, не являться на планёрке и занимать парковочное место начальника без объяснения причин. Так и существовали, пока не поймал его на взятке. Он пытался отмазать одного ублюдка, изнасиловавшего девчонку, а ведь ей было всего семнадцать. Случайно наткнулся на это дело, когда его уже готовили для передачи в суд. Вот там и закрутилось. Я подставил себя сам, пытаясь не дать избежать наказания одному ублюдку, а второму получить бабки, чтобы начать трахать другую тупую курицу, – Гера первый отбросил джойстик и вырубил телевизор. – Она приезжала, чтобы я подписал развод.

– То есть ты тогда мне соврал? – я повернулась и тут же угодила в крепкие объятия.

– Нет… – он уродил меня на диван, прижал к себе так крепко, что вдыхать приходилось через раз. – Кстати, а ведь я подписал бумаги ровно в тот день, когда твоя анкета попалась мне на глаза.

– Вот это тебе повезло, Керезь, да?

– И не говори… Ну? Теперь можно? – Гера заиграл бровями и стал быстро стягивать свои боксеры. – Или ещё поговорим серьезно?

– Ненавижу эти твои разговоры, Керезь! Извиняться пора, милый…

Глава 41.

Щурилась, наслаждаясь ярким солнцем, будто зависшим над балконом, чтобы ослепить меня, и без того распластанную подтаявшим шариком фисташкового мороженого на диване. Чувствовала каждую приятно ноющую мышцу, разгорячённую кожу от его касаний и саднящие от обжигающих поцелуев губы. Герману не нужны были слова, вернее они были не нужны больше мне, потому что его пылающего взгляда и объятий, балансирующих на грани грубости, было более чем достаточно. Прав Гера, он не про слова, нет. Его стихия – действия, такие вот откровенные, даже в каком-то смысле пошлые и жадные. Он, как дорогая, редкая книга с красочными