камнями, рядом — аккуратная поленница. Внизу поблескивает вода на дне неглубокого заброшенного карьера.
И вид на небо, уже посветлевшего на востоке.
— Мне дед рассказывал, что они вот так пришли встречать зорьку в пионерлагере, — зловещим голосом начал Марчуков, когда огонь в костре уже начал весело облизывать сухие дрова. — А к берегу, на который они всегда ходили, прибило мертвеца! Глаза открытые, остекленевший, весь распухший, а из кармана хвост рыбы торчит. Видать залезла и застряла. Девчонки подняли визг, милиция приехала, взялись выяснять, кто это был такой, а никто его не знает! Ни в соседних деревнях, нигде. А пока опрашивали, утопленник исчез куда-то…
— Марчуков, перестань! — чуть дрогнувшим голосом сказала одна из девчонок.
— Это почему еще? — возмутился Марчуков. — Перед рассветом темнее всего, вся нечисть гуляет на свободе, самое время рассказывать страшные истории!
— Ну что ты выдумываешь, какая еще нечисть?
— Мертвяки, упыри, вурдалаки! — Марчуков вытянул вперед руки, согнув пальцы «когтями».
— А мне мама рассказывала, что у них девочка пропала, когда они зорьку ходили встречать. Отошла в туалет и не вернулась. Ее потом искали, но так и не нашли.
— Еще одна! Давайте лучше о чем-нибудь хорошем поговорим…
— А в этом лесу медведи водятся? Или волки?
— Нет здесь медведей! Нету!
— Ууууууу! Ауууууу!
— Идиот!
— Давайте лучше поиграем во что-нибудь…
— Так странно небо выглядит… Половина уже светлая, а там еще ночь. Даже звезды еще видно…
— А когда солнце покажется?
— А картошку скоро жарить будем?
— Артур Георгиевич, у вас же есть с собой нож? Может уже откроем консервы, а то есть хочется…
Я шагнул в жемчужные сумерки, подальше от костра. Огонь бросал блики на лица парней и девчонок. Они спорили, шутили, смеялись и ссорились. Кто-то стал близким. А кто-то не стал. Боди не было, но не потому что его выгнали из лагеря, ему здоровье не позволяет ходить в походы, так что он остался в лагере.
Я сел на край песчаного обрыва и посмотрел вниз. Потом толкнулся и съехал на заднице по мягкому песку. Туда, к поблескивающему внизу озерцу. Наклонился над водой, посмотрел на свое отражение.
— Привет, Кирилл, — прошептал и тронул воду.
Кажется, замер, и наступило мгновение, которое длилось целую вечность. Арка света медленно заполняла небо, восток окрасился во все оттенки красного и золотистого.
А потом над горизонтом показался ослепительный край солнца…
Эпилог
— Пап? — Карина недоверчиво смотрела на меня сверху вниз. Я поморгал, потом крепко зажмурился и снова открыл глаза. Волосы моей дочери теперь были наполовину зелеными, наполовину фиолетовыми.
Кремовые стены, приглушенный свет, жалюзи на высоких окнах. Больничная палата?
— Ты как себя чувствуешь? — спросила дочь. — Готов к выписке?
— Гхм… — я оперся на руки и сел на кровати.
— Это же… Это же ты, пап? — дочь пристально посмотрела мне в глаза.
— Конечно это я, Кара, а что, есть какие-то сомнения? — спросил я, осторожно перенося вес тела на ноги. Ну да, ну да. Колени слегка заныли, поясница скрипнула. Голова слегка закружилась, висок кольнула боль. Ничего необычного, на самом деле. Бывало и хуже…
— Кирилл сказал, что вы должны сегодня обратно поменяться, — Карина поставила сумку на тумбочку. Хотя это же не сумка, это шоппер. Зумеры изобрели авоську, точно.
— Подожди… Кирилл? — я так резко повернулся, что у меня даже потемнело в глазах. — Он что, был здесь?
— Ну да, — Кара пожала плечами. — Пока ты в больнице лежал.
— А что со мной случилось? — спросил я.
— Кажется, что-то с сосудами головного мозга, — сказала дочь, старательно делая вид, что на меня не смотрит. — Они не определились. Можешь сам с врачом потом поговорить, но он только после обеда будет. Так мы едем домой уже? Мне еще надо до обеда успеть в пару мест заскочить, а я обещала, что тебя провожу до квартиры.
— Кому обещала? — спросил я, как раз не стесняясь ее разглядывать.
— Кириллу, конечно, — сказала она.
— Получается, что пока я там отдыхал в пионерском лагере, он все это время лежал в больнице в моем теле? — я хмыкнул. — Такой себе обмен…
— Вроде он не жаловался, — Карина пожала плечами. — Мы много разговаривали, когда никто нас не слышал. Говорил, что не очень-то любит это вот все…
— Он же не был раньше никогда в лагере, — хохотнул я.
— Чтобы понять, что яйцо протухло, необязательно его есть, — иронично заметила Карина. — Но он просил передать, что ты как-то очень здорово там ему все устроил. Особенно идею с книжкой оценил. Не знаю, что он имел в виду, он не все мне рассказывал.
— Хм, он, значит, как-то знал, чем я занимаюсь в его теле? — я прошелся по палате взад-вперед. Вроде я себя неплохо чувствовал. Правда, после последних полутора месяцев ощущал я себя натуральной развалиной. Здесь ноет, тут болит, тут тянет… Надо бы собой заняться, вот что.
— Иногда видел во сне, — Карина уселась на мою кровать. — Ну поехали уже, пап!
— Надо же вещи еще собрать? — честно говоря, я даже немного растерялся.
— Собрано уже все, еще с вечера, — Карина махнула рукой. — Умывайся, вызывай машинку и покатили. Не забыл еще, как это делается?
— А врачи тоже знали про… Кирилла? — спросил я, взявшись за ручку двери в ванную.
— Ты чо? Конечно же, нет! — дочь сделала круглые глаза. — Тебя бы тогда в дурку закатали, а оно нам разве надо было?
— Какой он? — спросил я.
Карина фыркнула и ничего не ответила. Понятно. Похоже, ей бы хотелось, чтобы я подольше оставался Кириллом.
Я почистил зубы одноразовой щеткой, выдавив остатки пасты из крохотного тюбика. Посмотрел в зеркало на свое лицо сорок плюс. Мда… Кажется, я не так давно покупал по какой-то скидке абонемент в фитнес-клуб на год. И даже сходил туда пару раз, но потом что-то пошло не так, и я эту карточку куда-то выложил. Надо найти, вроде она все еще действует.
Моя одежда висела в ванной на плечиках. Я скинул больничную пижаму, натянул джинсы и толстовку. Распечатал свежие носки. Пригладил волосы.
— Пойдем вниз, я уже вызвала нам машину! — Карина уже приплясывала от нетерпения, стоя в дверях. — А то ты бы еще час вспоминал, как твой телефон разблокируется.
Таксист высадил нас возле угла дома, двор перекопали, меняли трубы. Знакомый двор, но все еще кажется чужим. Пыльная зелень середины лета. Соседка с первого этажа возится со своей клумбой. Мой пепелац.