— Очень сожалею, милорд, — пролепетала Эмили, правда без малейших признаков раскаяния. — Вы собираетесь еще раз отчитать меня за это?
— Нет. — Саймон поднялся и прошел к окну, повернувшись к ней спиной. Он смотрел на вымокший садик за окном, собираясь с мыслями. — Передо мной стоит трудная задача, Эмили.
— Какая, милорд?
— Я хочу извиниться перед вами, — тихо произнес он.
Последовала небольшая пауза, прежде чем Эмили осторожно спросила:
— За что же?
— За свое негалантное поведение прошлой ночью, — пробормотал Саймон. — Я не слишком хорошо обошелся с вами, эльф. Невоспитанно и совсем не по-джентльменски.
— Вы имеете в виду то, как велели мне лечь в постель? Пустяки. Прошу вас, не надо об этом думать, милорд, — беспечным тоном заверила Эмили. — Попав туда, я прекрасно провела время.
Саймон почтительно покачал головой:
— Вы меня поражаете, Эмили.
— Ну, вы ведь не были ни злы, ни жестоки. У вас было просто дурное настроение, и для него имелись все основания, учитывая, что вам пришлось только что нарушить двадцатитрехлетнюю клятву мести. Если бы я по-настоящему встревожилась, то сбежала бы в свою комнату и закрылась на ключ. Вы меня ничуть не испугали.
— Видимо, так… — Долгое время он молчал. — И есть еще кое-что, за что мне надо извиниться.
— Вы начинаете пугать меня, Блэйд, — сказала она, и в голосе ее послышался смех. — Каков же другой ваш смертный грех?
— Я недооценил вас, дорогая моя. Вы возникли на моем пути такая наивная и оптимистичная, готовая видеть только светлую сторону во всем и вся, чертовски убежденная, что я какой-то герой, когда мне известно, что это вовсе не так. И я не поверил, что вы способны трезво судить о положении своей семьи. Мне бы следовало знать, что столь проницательная в денежных делах особа, как вы, не может быть полностью слепа к человеческой сути. Вы действительно временами ненавидели своего отца?
— Да. — В голосе Эмили больше не слышалось беспечных ноток.
— Вы правы, утверждая, что, наверное, и я ненавидел отца за то, что он оставил меня подбирать осколки семьи и дома, пустив себе в лоб эту проклятую пулю. — Саймон медленно сжал кулак, а потом заставил себя разогнуть пальцы по одному. — Я и не сознавал, как же я его ненавидел, пока вы не сказали об этом вчера ночью.
— По-моему, вполне естественная реакция, милорд, — мягко заметила Эмили. — На нас обоих свалилась взрослая ответственность, когда мы были еще совсем детьми, и нам пришлось повзрослеть… Нам пришлось заботиться о других, в то время когда, по сути, кому-то следовало бы позаботиться о нас.
— Да. Я не думал об этом. — Саймон неотрывно смотрел в серый туман за окном. — В ту ночь, когда я нашел его, тоже лил дождь. Минуло два часа, как он вернулся из Лондона. Я слышал, как мать спросила его, что случилось. Он не стал с ней разговаривать, удалился в библиотеку и велел, чтобы его не беспокоили ни под каким видом. Мама поднялась к себе и плакала. А немного погодя раздался выстрел…
— Боже мой, Саймон.
— Я первым добежал до библиотеки и раскрыл дверь. Он лежал на столе вниз лицом. Пистолет выпал из его руки. Всюду была кровь. И я увидел, что он оставил записку… Мне. Прости, Господи, его душу! Он не прощался, не объяснял, почему покончил с собой и как, бога, ради, мне расхлебать ту кашу, которую он заварил. Он просто оставил мне эту идиотскую записку с просьбой позаботиться о матери.
— Саймон. Дорогой мой Саймон…
Он не слышал, как она поднялась с кресла, но Эмили вдруг оказалась позади него, ее руки обвились вокруг его талии. Она обнимала его, яростно защищая, как будто могла каким-то образом навеки стереть из его памяти кровавые пятна на стене, за креслом мертвого отца.
Долгое время Саймон не шевелился. Он просто позволял Эмили обнимать себя. Он чувствовал ее мягкое тепло и понимал, что это сродни тому, что он ощущал, когда предавался с ней любви. Сродни но несколько иное… Сейчас он чувствовал не страсть, а какую-то особую близость. Такого у него раньше не было ни с никакой другой женщиной.
Немного погодя Саймон осознал, что чувствует себя спокойнее и, пожалуй, в большей гармонии с самим собой. То бередящее душу ощущение вины, от которого он проснулся утром, ушло.
В библиотеке стояла тишина, пока Гривз не постучал в дверь и не доложил о приходе секретаря Саймона.
В сопровождении грума Эмили совершала прогулку в парке. Она гордо восседала верхом на красивой серой кобыле с тонкими, чуткими ушами, изящными ноздрями и превосходным экстерьером. Лошадь была подарком Саймона, которым он удивил жену два дня назад после их разговора в библиотеке. Эмили с горничной тут же решили, что ее новенький, очень модный костюм для верховой езды a la militaire идеально подходит к этому благородному животному.
— А вот и вы, — леди Мерриуэдер подъехала к Эмили на лоснящейся гнедой лошадке. — Вы превосходно смотритесь в этой черной амазонке. — Она оценивающе оглядела красную с золотом отделку на воротничке и высоких манжетах. — Признаюсь, я несколько сомневалась, когда мы его заказывали, но мне очень нравится, как он оттеняет вашу белую кожу и рыжие волосы. Весьма выразительно.
Эмили улыбнулась:
— Благодарю вас, Араминта.
— Но право же, вам следовало бы снять очки, — добавила Араминта. — Они совершенно не идут к вашему костюму.
— Араминта, не могу же я ездить верхом вслепую, не видя, что делаю и куда еду.
— Должен же быть какой-то выход. Что-нибудь придумаем…
Араминта направила лошадь рядом с лошадью Эмили, и они поехали по дорожке. Слуги следовали за ними на почтительном расстоянии.
— Саймон, похоже, не возражает против моих очков, — заметила Эмили.
— У Саймона довольно своеобразное чувство юмора. Он находит вашу экстравагантность чрезвычайно забавной. И я должна признать, что, по-видимому, она не помешала вашему успеху в свете. Высшее общество просто очаровано вами в последние дни. Вашему бедному мужу пришлось немало потрудиться, чтобы заполучить у вас хоть один танец на балу леди Крествуд прошлой ночью.
Эмили покраснела:
— Саймон мог бы получить столько танцев, сколько ему захотелось бы, и он прекрасно об этом знает.
— Да, думаю, вы правы, — подтвердила Араминта, бросив на нее многозначительный взгляд. — А еще он прекрасно знает, что вы с легкостью перешагнете через горы ваших бедных преданных поклонников, стоит ему лишь пальцем поманить из дальнего угла танцевального зала. И в свете тоже уже знают…
— Право же, Араминта, у вас это прозвучало так, словно я собачка, которая послушно бежит на зов своего хозяина.
— Ну, у вас и вправду есть склонность открыто выказывать совершенно явное предпочтение своему мужу. Что сейчас не очень в моде, моя дорогая. И откровенно говоря, ваше поведение не представляется мне слишком умным. Вы же не хотите, чтобы Блэйд начал думать, будто вы нечто само собой разумеющееся.