– Похоже. Так вот, в мире что-то переменилось, и мне это не по душе.
Охранитель мира нахмурился; в ушах явственно прозвучал рыдающий крик: «Отныне ты – мертвый Лоцман!» Он спросил:
– А до тебя донеслось, что Хозяйка сказала на прощание? Уже после того, как мы с тобой разошлись?
– Нет.
То ли Ингмар был так занят своими делами, что не слышал, то ли непредсказуемое эхо затерялось в галереях. Скорее второе, потому как остальные актеры тоже ни словом не упомянули Хозяйкино откровение. А уж коли бы до них долетело «Ты – мертвый Лоцман!», разговорам не было б конца.
Северянин глядел выжидательно, однако Лоцман предпочел до времени помолчать и дослушать актера.
– Давай дальше: что там у нас третье?
– Да книга же. Сам говоришь – зовет и просит. И туман в туннеле манил и звал. По-твоему, это совпадение?
– По-моему, раз уж я не попал в туман, надо хоть «Дарханца» почитать.
Лоцман остро пожалел о том, что он, охранитель Поющего Замка, разбирается в законах своего мира куда хуже простого актера. Правда, Ингмар – не простой актер, а побывал где-то еще помимо Замка. А Лоцман? Шрам на щеке говорит: охранитель мира где-то был и что-то видел – однако память словно затянуло седым туманом.
– Инг, надо читать; я сдохну от любопытства, – он раскрыл книгу на первой странице.
Северянин придвинулся и стал, глядя сбоку.
Со страниц точно повеял свежий ветер, и в комнате как будто посветлело.
* * *
Милтон понял: с братом что-то стряслось, когда Стэнли еще не вошел в квартиру. Ключ скребся в замке, отказываясь поворачиваться, а Стэнли бессмысленно дергал дверь.
– Эй! – Милтон вышел в прихожую. – Погоди, я тебя впущу.
За дверью звякнуло – вроде бы металл о камень. Господи, что на нас опять свалилось? Что еще может случиться – после всего, что уже произошло?
Он открыл замок. Дверь распахнулась, и Стэнли ввалился в прихожую, царапнул стену, пытаясь зацепиться, и начал оседать.
– Стэн! – Милтон испугался, что он ранен. Схватил брата подмышки, развернул к себе лицом, оглядел. Вид безумный, но крови не видать. – Что с тобой?
Стэнли вывернулся у него из рук, отскочил. Дорогой белый костюм перемазан и порван; воспаленные глаза сухо блестят, углы губ подергиваются.
– Что такое? – строго спросил Милтон. – А ну давай в комнату.
Стэнли затряс головой, отмахнулся, когда старший брат попытался увести его из прихожей, сшиб с Милтона очки – тот едва поймал выскользнувшую из-за уха дужку.
– Отвяжись. – Стэнли задыхался. – Отвяжись, говорю!
– Ну и черт с тобой. – Пусть сам оклемается, решил Милтон. Бедняга Стэн – вот и на него наехал каток несчастий, которые уже больше двух недель преследуют семью Стэров.
Он запер входную дверь, прошел в кухню.
Сводные братья совсем не походили друг на друга; только глаза были одинаково серые – в мать. Да разве что сейчас, в черных брюках и свитере, Милтон казался таким же тонким и легким, как девятнадцатилетний Стэнли. Он начал одеваться в черное – неосознанный траур по своей надломленной жизни – когда получил от уехавшей с дочкой на курорт Джулии прощальное письмо. Жена писала, что не намерена возвращаться и подает на развод, чтобы найти маленькой Лиз другого, более достойного отца. Впрочем, тогда Милтон не надел траур, а помчался к Джулии выяснить, в чем дело, отговорить ее, убедить… Она отказалась с ним встретиться, предполагаемый новый муж оказался миллионером из Канады, и у Милтона вышли неприятности с охраной.
Необъяснимый разрыв едва не свел его с ума. Спустя шесть лет после свадьбы они с Джулией все еще были влюблены друг в друга, Милтон души не чаял в малышке Лиз. И миллионер тот поганый, лысая развалина – на кой ляд он ей сдался? К деньгам Джулия относилась спокойно, купить ее старый хрен не мог. Непостижимо.
Одновременно сыпались беды и неприятности помельче. Издательство отказалось от второй книги Милтона, хотя первая – популярный труд о декоративных минералах, облеченный в форму фантастического романа – принесла изрядную прибыль. Затем в университете разгорелся скандал: Милтону приписали сожительство со студенткой. Чушь. Девица была страшна как смертный грех; однако нашлись свидетели, и кафедра отказалась от услуг молодого блестящего преподавателя. Мать, которая обожала старшего сына и всю жизнь им гордилась, прислала негодующее письмо, отрекаясь от «беспутного негодяя, который пошел по стопам отца, бросил жену с ребенком и ударился в бесстыдный блуд». И как венец всего этого, сгорела квартира, которую год назад Милтон купил для брата. Соседи обвинили Стэнли в поджоге; дело потихоньку рассосалось, однако страховку Милтон не получил.
А теперь вот Стэнли снова ударило. Что на этот раз?
– Братишка, – позвал Милтон, запустив кофеварку. – Поди-ка сюда.
В прихожей слышалось какое-то движение. Милтон выглянул из кухни – и сердце оборвалось. Стэнли обеими руками вцепился в косяк ведущей в гостиную двери и бился виском о его край. Лицо застыло в болезненной гримасе, глаза остекленели, и от мерного, механического движения бьющейся о косяк головы Милтону стало жутко.
– Да ты… Черт!..
Чтобы оторвать брата от косяка, пришлось ударить по предплечьям. Руки обвисли, Стэнли пошатнулся, потеряв опору. Милтон оттащил его в гостиную и уложил на диван. Ободранный висок кровоточил, стеклянные глаза не мигали, голова моталась из стороны в сторону.
– Ну, будет тебе, успокойся. – Отхлестать братишку по щекам рука не поднялась. Милтон присел рядом с ним на диван, надеясь, что Стэнли вот-вот придет в себя.
Из кухни донеслось бормотание кофеварки, поплыл аромат льющегося кофе.
Стэнли затих, невидящий взгляд уставился в потолок.
Кофеварка в кухне зашипела и начала плеваться паром. Таймер не сработал; сгорит, подумал Милтон и поднялся на ноги.
Запекшиеся губы Стэнли шевельнулись.
– Милт…
– Сейчас приду, – он вышел из комнаты, неосознанно пытаясь оттянуть миг, когда на него обрушится новая беда. – Кофеварка сгорит.
Я сумасшедший, мелькнуло в мыслях. Что мне кофеварка, если рухнул весь мир?
– Милт, я…
– Помолчи! – крикнул он из кухни.
Выдернул из розетки шнур, бросил на стол. Пронзенное вечерним солнцем окно вдруг расплылось перед глазами, задрожало ярким пятном.
– Милт, – снова позвал Стэнли глухим, мертвым голосом.
– Иду. – Он тряхнул головой, на лету поймал свалившиеся очки, нацепил и вернулся в гостиную. – Ну, что стряслось?
– Я убил человека, – вымолвил младший брат.
Милтон внезапно перестал его различать – как будто упали очки и он со своей близорукостью оказался совершенно беспомощен. Он перевел дыхание, потер лоб и виски. Зрение понемногу возвращалось.
– Что ты врешь? – спросил он как мог хладнокровнее.
Стэнли сел, привалился плечом к спинке дивана. Модно подстриженные темные волосы скрыли виски, но возле уха виднелась струйка натекшей крови. Девятнадцатилетний парнишка нехорошо повзрослел, осунувшееся лицо стало озлобленным и упрямым.
– Я убил человека, – повторил он.
Милтон скрестил руки на груди. Со стороны поглядеть – новость его как будто не взволновала. Надо держаться, хотя бы один из двоих должен сохранять самообладание и не терять головы.
– Ладно, убил так убил. Сейчас я тебе – кофе с бренди, а после расскажешь.
Он снова ушел на кухню, насыпал сахару, налил полчашки кофе и доверху добавил бренди. Размешал, вернулся в гостиную, напоил брата. Стэнли отошел немного, глаза ожили.
– Ну, рассказывай. Что ты учинил?
Стэнли отвернул голову; его передернуло.
– В ресторане, – глухо сказал он и надолго умолк. Милтон уже думал, что не услышит продолжения, однако младший брат пересилил себя: – Тот тип сбесился. Полез на эстраду. Я пою, а он привалил…
Пару месяцев назад Стэнли начал выступать с оркестром в ресторане «Мажи Ориенталь», исполнял стилизованные «под Восток» песни, которые сам сочинял. Уже наклевывался первый успех: на него обратили внимание, пригласили сделать запись на студии. Недурной голос, привлекательная внешность, обаяние молодости, подкупающая, полная юношеского азарта манера исполнения позволяли надеяться, что из него выйдет толк. Вот и вышел.
– Тип полез на эстраду – а дальше? – спросил Милтон.
– Лапать начал! – огрызнулся Стэнли. – Зал ржет, оркестр наяривает… служба безопасности дрыхнет.
– Ты его оттолкнул?
– Ну… в общем, да. Поддал порядком. Чтоб не распускал клешни. – Стэнли нервно усмехнулся. – Он и сверзился вниз, да башкой об пол.
Милтон понурился. Угораздило же парня.
– Милт. – У Стэнли едва ворочался язык. – Меня посадят?
– Не обязательно. Убийство по неосторожности…
– А если я спрыгнул за ним и добавил? Он дергался и вопил, а я ему вмазал ногой.
Милтон вскинул глаза.
– Ты рехнулся?
– Нет. – Слово упало, холодное и колючее, как осколок льда.
– Зачем ты ударил еще?