Прогуливаясь по густому яблоневому саду, который обрамлял территорию барского дома, Алексей Алексеевич думал о том, как справиться с болотной напастью, при этом не разорившись. По всему получалось, что есть только одно решение — топить деньги в трясине. Раздосадованный, он сердито сплюнул себе под ноги. Вот тогда и увидел он в яблонях что-то странное. Непонятный силуэт, чем-то похожий на валун в половину человеческого роста, проглядывался между стволами в глубине сада. «Что за нечистый?» — подумал боярин, направляясь к загадочному предмету. Оказалось — доски, прислоненные к деревьям. Чертыхнувшись и наскоро перекрестив рот, Сатин продолжил свою задумчивую прогулку. Не прошло и пары минут, как он вновь увидел тот же самый силуэт.
— Да что за напасть? И куда Мартын смотрит! — пробормотал он в окладистую бороду, украшенную благородной сединой. Пригляделся. Видение пропало, превратившись в накрененный ствол яблони. Поморщив свое размашистое широкое русское лицо, он двинулся дальше тяжелой походкой состоявшегося человека.
В третий раз увидев загадочный призрак среди яблонь, Алексей Алексеевич на мгновение застыл. А после, схватившись за массивный нательный крест, трижды крикнул «изыди, нечисть!», испуганно крестясь. Бесформенный силуэт, недавно бывший досками, двигался прямо на него из глубины сада. Сатин уже собирался бежать прочь от дьявольского наваждения, как вдруг отчетливо увидел женщину в рубище с капюшоном. Устыдившись побежать от бабы, он остался стоять, тихонечко читая «Отче наш». Приближаясь, видение теряло свою зловещесть, постепенно превращаясь в старенькую богомолицу. Вынув из кармана богатого боярского кафтана мелкую монету, Сатин протянул ее старухе, когда они поравнялись.
— Не в серебре богатство. Оставь, тебе скорее сгодится, — задребезжала старуха.
— Да ты, голытьба, боярину дерзить вздумала? — вскричал Сатин.
— Жизнь твою сберечь хочу, Алексей Алексеевич. И весь род твой.
— Ты кто такая будешь? — выпалил он, пятясь.
— Я-то? Да, почитай, совесть твоя. Слушай меня, и беда тебя стороной обойдет.
— Ты, старуха, часом, не Пелагея ли, что в лесу житье справила?
— Да что тебе с того?
— А народ поговаривает, что смуту та Пелагея сеет да крепостных толкает на своеволие супротив боярских указов. А за сие злодейство шкурой ответить должно.
— Что мне должно, только Господь ведает, Он мой господин. Перед Ним и ответ держать стану, когда преставлюсь, коли вина на мне.
— Ты что о роде моем ведаешь? О напасти какой знаешь али пустомелишь понапрасну?
— Ты, боярин, капище пахать надумал. Правда ли то?
— Своей землею по своему разумению володею, а посему чужой совет мне без надобности, старуха.
— Я свое слово молвлю, а ты уж сам уразумей, есть ли тебе в нем надобность али нет. Коли капище у ручья пахать надумаешь, все силы оной земли обратятся супротив тебя и рода твоего. Быстрее, чем наливается лесная ягода силою, сгинет род твой. И ближний, и дальний, который тебя зело возвысил. И имя апостола будет рядом с родом твоим в час смертный. Не иди супротив капища. Батый, что Русь топтал и жег, убоялся идолов Перуна, ибо ведал, что мор его погубит, коли нечестивым делом он капище осквернит. Воля твоя, боярин. Коли вспашешь, мне с того худо не станется. А тебя по всей земле русской топор и петля искать станут.
Сильно побледневший Сатин, вскричал:
— Чур меня, ведьма языческая! Сгинь, дьявольское отродье! А топор я по твою шею снарядить велю! Не бывать богохульному капищу на земле Осташкова!
Крича последние слова, он угрожающе тряс руками, запрокинув голову к небу. А когда опустил взгляд, Пелагеи уже не было.
Больше эти двое никогда не виделись. Во всяком случае, пока были живы.
ПОВЕСТВОВАНИЕ ПЯТОЕ
В то утро Валерка Троекуров проснулся раньше обычного. И даже будильник ему не понадобился. Сегодня он не чувствовал утренней вялости — признака хронического недосыпания. Он заметно нервничал, вспоминая вчерашний звонок дежурного по отделению. Наскоро запихнув в себя бутерброд с сыром и обойдясь без привычного кофе, он побежал на работу. По дороге следователь вновь пытался соорудить версию происходящего, но ничего, кроме паранормальных явлений, в голову не лезло.
«Ну что ж, посмотрим, что скажут нам, тупым ментам, головастые аналитики из министерства», — подумал он, усаживаясь за стол в своем кабинете. Украдкой перекрестившись, он искренне попросил Бога, чтобы сегодняшние пропащие были запойными алкашами или маразматиками. Он был даже согласен на котов и собак с человеческими именами. Лишь бы не этот кошмар снова.
Граждане, желавшие заявить о пропаже родственников, действительно пришли. Только это были не те граждане, что звонили в отделение вчера вечером. Поняв это, Валерка нервно сглотнул, похолодев. Первыми в его кабинете появились моложавые родители, классические представители среднего класса. Сильно заплаканные, они умоляли найти их двадцатилетнюю дочь. Та сказала, что поедет в гости к подруге, которая живет в Медведкове. У подруги не появилась, дома тоже. Телефон выключен. Супруги умоляли срочно найти дочь, с ходу и прямым текстом предлагая значительную взятку. «Да я бы сам взятку дал, лишь бы все это прекратилось», — подумал Троекуров и принялся за допрос родителей, сразу предупредив, что иногда будет задавать не самые приятные вопросы.
Включив диктофон, капитан Троекуров начал. К концу допроса он знал о двадцатилетней Марии Аносовой все, что только было можно знать, начиная от полного списка ее друзей и родственников, заканчивая второстепенными чертами ее психологического портрета. Когда кассета закончилась, перед ним лежали листы конспекта, исписанные мелким почерком, а в компьютер были занесены все данные о Машиных контактах. В этот момент старенький телефонный аппарат на его столе противно заверещал. Не успев сказать «алло», он услышал нервный голос полковника Еременко:
— Валера, чем занимаешься?
— У меня заявители. Только что закончил беседу.
— Понятно… Даю тебе в усиление Ливитина и Бондаренко. Какая-то чертовщина творится.
— Что случилось?
— Я бы тоже хотел знать. Внизу толпа народа, человек двадцать. Все по поводу пропаж. Это мистика какая-то, мать ее… Как парни придут, пусть начинают. А ты — ко мне, понял?
— Есть, товарищ полковник, — ответил Троекуров с вытянувшимся лицом. Попрощавшись с Аносовыми, он поздоровался с коллегами, прибывшими на подмогу.
— Валера, ты в этом деле спец. Скажи, что это такое может быть? — спросил его удивленный Женька Ливитин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});