Нужно всячески остерегаться укуса. Конечно, изначальная инфекция (если только это и в самом деле одна из мух, удравших от Мура) давно уже утратила силу, но этот мой дружок вполне мог подкормиться после возвращения из Америки, пролетев через Центральную Африку и подцепив там свежую заразу. Действительно, это даже более чем допустимо, так как воспринятые от palpalis'а наследственные инстинкты, конечно же, привели насекомое прежде всего домой, в Уганду, а там к нему вернулись микробы трипаносомиасиса. У меня еще осталось немного трипарсамида — я не решился уничтожить свой докторский чемоданчик, хотя он и мог бы стать уликой, — однако с той поры я кое-что прочел по этой части и теперь не столь уверен в этом лекарстве, как прежде. Оно дает только некоторый шанс в борьбе за жизнь — этот шанс, определенно, и выпал Гамбе, — но всегда остается большая вероятность неудачи.
Чертовски странно, что проклятой мухе случилось залететь именно в мой номер — это на всем-то огромном пространстве Африки! Можно подумать, что тут налицо какое-то мистическое совпадение с переломным моментом моей жизни. Если она явится опять, непременно постараюсь убить ее. Удивительно, что ей удалось сегодня удрать от меня — обычно эти твари до смешного глупы, и поймать их ничего не стоит. Но, в конце концов, не есть ли это чистейшая иллюзия? Да, в самом деле, в последнее время жара донимает меня как никогда раньше — такого не бывало даже в самом сердце Уганды.
16 января. Не схожу ли я с ума? В полдень опять явилась муха и вела себя столь странно, что я ничего не смог толком сообразить. Только галлюцинацией можно объяснить действия этой жужжащей язвы. Появившись словно ниоткуда, она прямиком направилась к книжной полке и принялась делать круг за кругом перед книгой Мура «Двукрылые Центральной и Южной Африки». Раз за разом она облетала том то сверху, то сзади, а время от времени кидалась ко мне, а затем резво удирала, прежде чем я успевал хлопнуть по ней свернутой в трубку газетой. Такое проворство просто неслыханно для африканских двукрылых с их пресловутой глупостью. Около получаса я гонялся за проклятой тварью, но, в конце концов, она стрелой вылетела через дыру в перекрывающей окно сетке — дыру, которую я прежде не замечал. По временам мне даже казалось, что она намеренно дразнит меня, подлетая вплотную к моему орудию, а затем искусно избегая его в тот момент, когда я наносил удар. Пожалуй, мне нужно построже контролировать собственное сознание.
17 января. Или это я свихнулся с ума, или в мире перестали действовать законы вероятности в том виде, в котором мы их знаем. Незадолго до полудня эта чертова муха влетела откуда-то и снова принялась с громким жужжанием сновать вокруг книги Мура. Я снова пытался настигнуть ее, и снова все повторялось точно так же, как вчера. Наконец, эта мерзавка направилась к открытой чернильнице на моем столе и обмакнулась в нее лапками и грудью, оставив чистыми крылышки. Затем она воспарила к потолку, села и принялась ползать по известке, оставляя за собой извилистую чернильную дорожку. Через некоторое время она слегка подпрыгнула и сделала рядом небольшое чернильное пятно, не соединенное с главной загогулиной; затем она сверзилась оттуда прямо к моему носу, и, жужжа, скрылась из виду, прежде чем я успел замахнуться на нее.
Что-то во всем этом действе обожгло меня своей ненормальностью и чудовищностью. Чем пристальней я всматривался в чернильные следы на потолке, разглядывая их под разными ракурсами, тем более знакомыми казались они мне. И вдруг меня осенило — да ведь они образуют совершенно отчетливый вопросительный знак! Какой другой символ мог оказаться более зловещим в данной ситуации? Поражаюсь, как я не упал в обморок. Гостиничная прислуга пока еще не заметила его. Больше не видел мухи ни днем, ни вечером, но чернильницу держу плотно закрытой. Что ж, должно же уничтожение Мура в какой-то мере терзать мою совесть и оборачиваться болезненными галлюцинациями. Может быть, никакой мухи и нет вообще.
18 января. В какой жуткий ад кошмаров я погружен! То, что произошло сегодня, относится к разряду явлений, не имеющих права случаться при нормальном ходе вещей, однако один из служителей гостиницы заметил знак на потолке и воспринял его как реальность. Около одиннадцати часов утра, когда я писал за столом, что-то метнулось к чернильнице и, сверкнув у меня перед носом, взмыло кверху, прежде чем я успел понять, что это было такое. Подняв взгляд к потолку, я снова увидел эту дьявольскую муху. Как и вчера, она ползала по нему и выводила новый след со всякими извивами и поворотами. Тут я ничего не мог предпринять, однако на всякий случай все же свернул в несколько раз газету, готовясь прихлопнуть эту гадину, если она подлетит достаточно близко. Совершив несколько эволюций по потолку, она тут же улетела в темный угол и исчезла. Стоило мне глянуть вверх, на дважды уже испачканную штукатурку, как я понял, что новый чернильный след является ничем иным, как огромной, безошибочно узнаваемой цифрой 5!
На какой-то миг я почти лишился сознания, ощутив близкую, страшную, неведомую угрозу, которую даже не мог полностью осознать. Однако я тут же взял себя в руки и предпринял действенные меры. Купил у аптекаря гуммиарабик и прочие материалы, необходимые для приготовления липкой ловушки. Кроме того, я приобрел вторую чернильницу. Вернувшись в номер, наполнил новую чернильницу липкой смесью и, оставив ее открытой, установил на место старой. Потом заставил себя углубиться в чтение. Около трех часов дня я снова услышал жужжанье и увидел муху, кружащую возле новой чернильницы. Опустившись к липкой поверхности, она не стала касаться ее, а подлетела прямиком ко мне и умчалась, прежде чем я успел врезать ей, как следует. Затем направилась к книжной полке и стала кружить возле трактата Мура. Что-то непостижимое, что-то дьявольское заключено в этом кружении незваной гостьи.
Но самое худшее последовало позже. Оставив в покое книгу Мура, насекомое подлетело к открытому окну и стало ритмически биться о проволочную сетку. То были серии ударов с равномерными промежутками, между которыми соблюдались четкие паузы. Так повторилось несколько раз. Что-то в этом спектакле заставило меня на мгновение застыть в неподвижности, но в следующую секунду я подошел к окну и попытался прихлопнуть назойливую тварь. Как обычно, без успеха. Она просто перелетела к лампе и стала точно таким же образом отбивать такт по жесткому картонному абажуру. В приступе смутного отчаяния я поспешно захлопнул все двери и затянутые непроницаемой для насекомых сеткой окна. Мне следовало немедленно уничтожить настойчивую мерзавку, чьи преследования все успешней выводили мой разум из равновесия. Бессознательно ведя счет, я вдруг уловил, что каждая серия этих ударов заключала в себе число пять.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});