Читать интересную книгу История одного лагеря (Вятлаг) - Виктор Бердинских

В свою очередь, гнетущая моральная атмосфера не могла не сказаться (и самым пагубным образом) на служебных делах, в том числе – на состоянии "основного производства". Производственный план 1939 года Вятским ИТЛ по основным показателям выполнен не был. А это грозило большими неприятностями для лагерного руководства: ведь с него, по большому счету, требовалось прежде всего безусловное исполнение "производственной программы". За все прочее (в том числе – рост преступности, осложнение оперативной обстановки, различные ЧП в зонах и т.п.) могли просто "пожурить", а то и простить. Но срывы в производственных делах не прощались – никому, никогда, ни в одном из лагерей страны. Вятлаг же план 1939 года по лесозаготовкам выполнил лишь на 84,3 процента: добыто 1.913.400 фестметров древесины вместо запланированных 2.230.000 фестметров. Обратим внимание: по сравнению с 1938-м годом план существенно увеличен. И это – реальное выражение специфически советского подхода к планированию (от достигнутого с увеличением), в полной мере характерного и для гулаговского начальства. Такой подход ставил перед непосредственными исполнителями спущенных сверху нереальных плановых показателей заведомо невыполнимые задачи, обрекал их на неизбежную неудачу или на фальсификацию отчетных данных во избежание серьезных "неприятностей и оргвыводов".

Отсюда – типичные для всех лесных ИТЛ и для Вятлага в частности следующие основные параметры выполнения плановых производственных нормативов (по отчетным данным за 1939 год): лесовывозка – 80,7 процента (1.660.000 фестметров), разделка древесины – 45 процентов (375.000 фестметров), лесопиление – 68 процентов (95.000 фестметров), шпалопиление – 102 процента, использование рабсилы – 71 процент (при плане – 73 процента).

Тяжелейший труд заключенных на таежном лесоповале практически никакой механизации не претерпевал. Валили деревья до середины 50-х годов ручными лучковыми пилами, как правило, по пояс в снегу или по колено в болотной жиже. Трелевали и вывозили хлысты на лошадях (в 1939 году гужевая вывозка составляла 70 процентов общего объема). Укладывали лес в огромные штабеля на биржах и грузили его в вагоны также вручную. Долго на таких работах даже физически крепкие люди не выдерживали, пополняя ряды инвалидов и доходяг, так называемой "слабосилки". Разумеется, и сами заключенные шли на всяческие ухищрения для того, чтобы "остаться на зоне", уклониться от "общих работ" и прежде всего – на лесоповале. Зимой 1939/1940 годов в Вятлаге ежедневно не работали 600-700 человек из основной (рабочей) группы. Начальник политотдела на партсобрании 20 февраля 1940 года говорил об этом (со своей, понятно, "колокольни") следующее: "… Несмотря на раздутые штаты на л/п и в Управлении, число неработающих в лагере заключенных с каждым днем возрастает: это отказчики, разутые, раздетые, промотчики и по другим причинам. Нужно с этой вакханалией в срочном порядке покончить и наладить нашу работу только для пользы дела нашего лагеря".

Впрочем, поток новых заключенных шел в лесные лагеря непрерывно, стоимость рабсилы все более девальвировалась и людей здесь ценили по самым низким ставкам, во всяком случае заботились о них гораздо меньше, чем о лошадях. В самом деле, просматривая книги приказов по Вятлагу за 1939-1940 годы, постоянно "натыкаешься" на требования о бережливом отношении к "гужевому фонду", борьбе с заболеваемостью лошадей, улучшении питания конепоголовья. Так, в одном из приказов начальника Вятского ИТЛ (март 1940 года) читаем: "… Отношение к сохранению гужсилы в лагере нетерпимо преступно, когда за полугодие убыло 205 лошадей от травм на производстве и виновные за это не наказаны". Что ж, лошадей действительно плохо кормят, поят, чистят и лечат (да и как может быть иначе – ведь все вокруг не свое, а значит – ничего не жаль), но плана-то без них не сделаешь и взамен павших (так же регулярно, как новых зэков) не получишь, так что гужпоголовье, безусловно, нужно беречь… Только вот приказа о бережливом отношении к "поголовью заключенных" почему-то так и не удалось обнаружить – ни одного…

Производственный уклон в деятельности советских ИТЛ приносил плачевные результаты и в той сфере, которая, по установленным во всем мире стандартам и нормам, является приоритетом для пенитенциарной системы: неукоснительное исполнение судебных приговоров в части уголовных наказаний в виде лишения свободы, обеспечение режима отбывания наказаний и личной безопасности заключенных. На примере вятлаговских реальностей мы наблюдаем нечто совсем иное. В частности, не меньше, чем от лагерного начальства, абсолютно бесправные зеки-"политики" и "бытовики" страдали от засилья так называемых "цветных" – преступников-рецидивистов, профессионалов уголовного мира. Мрачную картину бандитского беспредела в зонах лагеря живописует решение Политотдела Вятлага от 22 апреля 1940 года "О режиме содержания заключенных" (Документ N 3, цитируется в извлечениях):

"… 1. В ночь с 20 на 21 мая на 1 лагпункте группа заключенных бандитов, пользуясь наличием в зоне производственного инвентаря, инструментов и железных прутьев в механических мастерских, вооружившись топорами, ломами, лопатами и разными инструментами, сделала налет на контору, терроризируя остальное лагнаселение. Остальные заключенные в целях самозащиты также вооружились разными предметами, лагадминистрация и военизированная охрана вместо принятия решительных мер, растерялась. Только по прибытию курсантов ВОХР беспорядки были ликвидированы.

2. Дисциплина среди заключенных отсутствует: бандитские налеты, хулиганство, воровство, картежная игра, половое сожительство имеют место на всех лагерных пунктах. На подкомандировке 6 л/п был убит комендант, на 9 л/п убит лесоруб, работающий стахановскими методами труда. На 7 л/п заключенный Тонян с другими заключенными в апреле и мае 3 раза совершал вооруженные ограбления. Заключенные Семидов и Новиков нанесли ножевые ранения и ограбили заключенного Валжева; заключенные Багин, Шитов, Рожков, Савинов совершили попытку группового изнасилования в бараке заключенной Прасенюк и избили ее. На 1 л/п был нанесен удар котелком по голове командиру дивизиона тов.Коломийцеву.

Однако администрация л/п и судебно-следственные органы не принимают решительных мер к бандитам, нарушающим лагерный режим.

3… Производственные инструменты продолжают храниться в зонах. Обысков подвод и заключенных, проходящих через вахту, не производится, что дает возможность проносить в зону запрещенные предметы, а заключенным, пытающимся совершить побег, проносить с собой одежду и продукты питания и даже холодное оружие (кинжалы, ножи).

4. В подразделениях ВОХР не организована надлежащая охрана заключенных. На 7 л/п ворота в зону не запирались. На 3 л/п были случаи, когда один стрелок конвоировал по 300 человек. Многие начальники лагпунктов зачастую расконвоируют заключенных без учета совершенных ими преступлений, производственной необходимости и склонности к побегу.

5. Вольнонаемные работники нарушают лагерный режим, используют заключенных в личных целях: мытье полов, стирка белья и т.п., предоставляют заключенным продукты, заимствуют деньги у заключенных и даже сожительствуют с заключенными, избивают заключенных…"

Ничего не скажешь – картина действительно ужасная. Есть, однако, во всей этой политотделовской "филиппике" и хорошо скрытая, но тем не менее – вполне ощутимая примесь фарисейства: ведь ни для кого в вятлаговском (как, впрочем, и гулаговском) руководстве не являлось секретом, что администрация лагпунктов использовала (в силу основополагающих принципов существования всей советской лагерной системы) уголовников как "социально близких" режиму людей именно в качестве орудия принуждения и надзора по отношению к остальной массе заключенных, и прежде всего – в роли надсмотрщиков за выполнением ими производственных заданий. За это и приходилось расплачиваться утратой контроля над зоной со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Подлинным бичом лагеря можно назвать хищения: при знакомстве с архивными документами создается впечатление, что тащили все и все, что могли. Фиксировалось, надо полагать, лишь немногое: при вопиющей бесхозяйственности и слабо налаженном учете немалые "концы" благополучно прятались "в воду". Но (даже по официальным данным) Вятлаг только за 1939 год потерял от хищений товаро-материальных ценностей на сумму 700.000 рублей. Общесоветский безалаберный и сверхзатратный механизм хозяйствования проявлялся в лагерных условиях во всей своей "стерильной чистоте". Заместитель начальника Вятлага по режиму Борисов на партсобрании 5 мая 1940 года отмечал: "…Качество работ везде неудовлетворительное. Перерасход по строительству очень большой. Имеет место большое очковтирательство, а коммунисты молчат. На Дымном болоте заготовили 150 тонн сена, вывезли 50 тонн – остальное погибло. С продовольствием у нас очень плохо, а у нас сгноено 4.080 тонн картошки…"