Читать интересную книгу Македонский. Германцы. Викинги - Александр Чеберяк

– Куда?! – взревел Дар, но было поздно. Юный безусый германец опрометчиво набегал на щиты – копье легионера выскочило между лопаток. Так с наивной улыбкой и пропал, не отведав даже прелестей какой-нибудь озорной германки, так и не пожил. Багорик, отбив выпад копья (в последний момент рука отвела нацеленное в грудь древко), чиркнул мечом землю у ног солдата – тот, обманувшись, уронил щит. Взмах другой руки из-за спины – и римлянин с топором в переносице валится навзничь. Тевтобид с разбегу бросил молотом в щит – солдат опрокинулся. Припал к земле, подхватывая молот, с размаху уронил его на шлем вставшему противнику, сам пропуская удар копьем в плечо, – Дар, смотревший с пригорка, сказал:

– Ничего, умнее будет.

Один из молодых, мощный Косориг, атаковал римлян с двух рук, топором и ножом. Солдат выбросил меч, целя в лицо, – германец, полуразвернувшись, роняя нож, поймал руку, впечатал головой в нос и в уже оседающего, поплывшего римлянина вколотил топор – хрипя, с красной пеной, солдат ненавидящим взглядом просил добить. С последним легионером пришлось повозиться. Окруженный с трех сторон, обреченный на смерть, он сам ею плевался. Поворотом корпуса принимая удары, парируя, уходя от них, полоснул потерявшего осторожность Багорика, поймал на край щита Косорига – германец выплюнул зубы.

– У нас мало времени и людей, – недовольно заметил Аларикс. Дар кивнул, кряхтя, швырнул дротик.

– Зачем ты рисковал молодыми, ведь можно было перебить и так?

– А я думал, ты понимаешь. Одно дело – закидать камнями, другое – в бою. Гляди, как раздулась у них грудь. Теперь всем расскажут, как победили непобедимых, приврут, что каждый одолел по десятку. А ты и поддакивай: да, мол, слабоваты римляне против наших.

– Хитер, хитер, – одобрил Дар.

– Вождь, там вино, припасы и это…

Темное, как сажа, существо испуганно лопотало. Воины обступили, трогали.

– Вроде баба, только больная или порченая.

– Хилая, вон руки как веточки – такая работать не сможет. Да и по-нашему не понимает. Что с ней делать, Аларикс?

– Что-что? С горы скинь, отблагодари духов леса за победу. Тьфу, и зачем римлянам всякая дрянь?

Неведомое существо с протяжным криком полетело вниз, смешно дрыгая ногами, – духи леса будут довольны.

Консул Клавдий последнее время часто бывал не в духе. Творилось непонятно что: то обоз пропадет, то табун лошадей неизвестно куда исчезнет. Только-только отправил Клавдий в Рим один из двух легионов с радостной вестью об окончании изнурительной, непосильной войны с германцами; только заслужил он почести, славу и похвалу сената за нужный, своевременно важный в другом месте, на другом конце света свободный легион – началась какая-то чехарда. «Ладно, дела сданы, варвары разбиты, пора в родную провинцию – претор пусть разбирается здесь». Оставшийся на границе гарнизон быстро усмирит жалкие шайки волосатых дебоширов. А дома… Дома Клавдия ждет триумф, красивая молодая жена, сын, податливые, в совершенстве владеющие умением ублажить господина, белозубые крепкотелые эфиопки, не знающие усталости в постели. И где там эта нумидийская рабыня, об изысканных ласках которой все распространялся Гарпал и которую гурману Клавдию обещали прислать с ближайшим обозом? В избу влетел центурион.

– Германцы!

Консул от неожиданности подпрыгнул:

– Какие германцы?

– Там, в лесу.

Консул внимательно присмотрелся.

– Ты пьян, Граний? Ну-ка, подойди.

– Никак нет, командир. Мы с сотней солдат пошли за дровами. Доспехов, конечно, не надели, но все, как ты распорядился, взяли мечи. Они налетели со всех сторон – половину перебили сразу, остальных – потом.

– А ты? – допрашивал консул.

– Я на лошади был неподалеку, когда услышал шум – вижу, варвары добивают раненых.

– Так, – пронзительно взглянул Клавдий. – А теперь – правду.

Центурион замялся – консул смотрел в упор.

– В общем, есть там у меня молоденькая германка. Когда я прискакал, все было кончено, клянусь.

– Кто знает о том, что это были именно германцы? – выпытывал Клавдий.

– Три солдата еще были живы.

– Сколько их? – Консул терял терпение.

– Около ста.

– Так, – крепко задумался Клавдий. – Вот что, Граний. Я знаю тебя давно, с твоим отцом я бился плечом к плечу. Да и ты всегда первым шел в атаку. Если сейчас до Рима дойдет весть, что сотня германцев у нас в тылу вырезала нехотя вооруженную манипулу… – Клавдий покачал головой. – Ты знаешь, что я, как командир, обязан сделать с дезертиром, который бросил своих солдат?

Граний побледнел, растерянно глядя на консула.

– Что же делать?

– Не знаю. – Консул быстро соображал. Откуда взялись, будь они неладны, германцы? Неужели не добиты? Да нет, скорее всего, в панике солдаты ошиблись. Нарвались на кочующих в поисках наживы разбойников, утратили бдительность. Но одно имя германцев способно все изменить. Нет, не здесь – там. Как некстати именно сейчас! Морщины съежились на лбу консула. Его триумф, слава таяли, как дым, затягивая возвращение. Сенат будет в бешенстве. И вся слава мигом обернется потоками грязи, вылитой на его, Клавдия, голову. Все горлопаны Рима, толстозадые сенаторы и прочая гражданская шелуха, ни разу не побывавшая в бою, будет тыкать пальцем и вопить о чести, достоинстве, долге. Консулу даже стало худо. Так… Претор прибыл сегодня, назавтра Клавдий покинет, провались она в тартарары, эту забытую богами границу империи. А если у претора и возникнут трудности, это даже на руку Клавдию. «Да, при консуле-то был порядок, а стоило появиться этому…» Клавдий, забыв о центурионе, хохотнул и потер руки.

Бледный, потерянный Граний мысленно попрощался с карьерой и приготовился к трибуналу. Теплилась призрачная, крохотная надежда, что суд учтет его былые заслуги и заменит бесславную казнь на… Это как боги решат, один из них стоит напротив.

– Где те трое, что видели германцев?

– Все умерли. – Опустил голову от стыда.

– Ну-ну-ну. – Консул обнял, как сына. – Значит, так, но только в память о твоем отце.

Он вытащил меч центуриона.

– Терпи, солдат, в гладиаторской школе похуже будет.

И полоснул по шее и ребрам Грания – кровь моментально хлынула ручьем.

– И запомни: вы, славные сыны Рима, отчаянно бились с двумя сотнями… нет, с тремя сотнями кельтов. К ним подоспела подмога, они забрали своих покойников. Ты, дождавшись ухода, вылез из-под кучи тел. Ты понял – кельты, кельты пришли грабить германские… тьфу, что я говорю? Теперь уже римские земли. К-е-л-ь-т-ы… И по возвращении в Рим я упомяну о твоем мужестве в сенате.

Растроганный Граний бросился на колени, целуя руку.

– Встань. И запомни: в память о погибших никогда, слышишь, никогда не бросай своих, – до боли сдавил его голову консул. – Иди, а то и вправду умрешь от потери крови.

Граний выскочил вон, Клавдий прищурился. Какая-то тревожная муха сомнений закопошилась в мозгу, какое-то недоброе предчувствие. Ты просто устал, консул, лесные грязные бродяги уже давно унесли ноги. А если нет, им же хуже. Случись им попасть в лапы Грания, кожу снимет с живых, лично спросит щипцами с каждого – уж в этом консул уверен.

Весть о набеге кельтов мигом облетела лагерь. Были посланы пять манипул вдогонку – те как в воду канули, забрав оружие погибших римлян. Своих с почестями проводили в последний путь – Клавдий в присутствии претора произнес пламенную речь, завещал тому отомстить (претор кивнул) и под одобрительный рокот солдат покинул лагерь. Караулы удвоили, местность прочесывали конские дозоры. Рим пышно праздновал победу над германцами.

Глава третья. Возмездие

Аларикс объезжал окрестности, встречаясь со старейшинами. С каждым из них он подолгу спорил, топая ногами, срываясь, бывало, на крик, подмасливая, хитря, угрожая.

– Племени нужен вождь, – твердо чеканил Дар.

– И что будет делать вождь – заберет последних воинов, оставив в селениях женщин и стариков? А если уже узнавшие о нашем поражении галлы решат пограбить обескровленных соседей? Да, раньше одно наше имя заставляло трепетать самых сильных, и недалеко ушло бы племя, осмелившееся напасть на германские земли, но сейчас? – Старейшина боролся с отчаянием.

– Не нападут – здесь римляне, – убеждал Аларикс.

– Но ты поссоришься с ними! Заберешь молодых, сильных, которыми и так удобрена земля в этом году, которые и так на вес золота. И ты сам знаешь: римлян – море; в случае проигрыша, когда оставшихся ты угробишь в тяжелейшей битве – а по-другому не будет – римляне покарают последних. В случае выигрыша цена победы все равно будет непомерно высока. У нас нет сил драться с орлом. Племя не выживет без воинов.

Аларикс встал.

– Веришь, что я разобью римлян? Посмотри вокруг. Мы не хозяева нашей земли. Мой отец говорил: «Лучше умереть волком, чем жить собакой». Неужели тебе, германцу, не стыдно смотреть людям в глаза, зная, что ты предал павших?