Читать интересную книгу Быть может… - Вера Заведеева

И опять она целыми днями бегала с этажа на этаж, укачивала, кормила, готовила, убирала, «сглаживала углы»… Все это время ребенок спал с ней рядом на первом этаже, и каждую ночь ей приходилось вскакивать, вынимать его из кроватки, приучая писать в горшок, а не в постель, или укрывать, или просто укачивать на руках. В середине августа мама Бублика уехала в Москву собираться в отпуск. Они планировали отдохнуть пару недель в Испании, поручив Бублика бабушке, с чем та и согласилась (как сыну откажешь?). Отъезд намечался на последние дни августа. Не очень удобное время для нее: муж выходит на работу, и все тяготы достанутся ей одной. Но сыну дали отпуск в это время… что поделаешь.

Болезнь

Но как всегда: где тонко, там и рвется. Три ударных месяца на даче не прошли для нее даром: 29 августа вечером у нее случилось сильнейшее головокружение. В этот день муж «взял» на себя Бублика, дав ей возможность поваляться днем перед телевизором. Казалось бы, она отдохнула, поговорила с сыном, позвонившим из Испании, сказала ему, что у них все в порядке. Но вечером вдруг почувствовала головокружение, такое, какое бывало в молодости после не в меру дружеских застолий, когда потолок буквально плясал над головой. А сейчас-то что? Может, душно стало от жарко натопленной печки? Она поднялась на второй этаж и прилегла на диван. Становилось все хуже. Внезапно ее охватил какой-то страх, прежде неведомый. Никогда раньше она даже не помышляла о вызове скорой помощи, тем более на даче. Она спустилась вниз и попросила мужа:

– Все. Беги к Елене Ивановне, со мной что-то не то…

– Ты что? Уже почти ночь на дворе, – удивился он, но, взглянув на нее, замолчал и, отдав ей ребенка, ушел.

Вскоре он вернулся с их дачной подругой, заместителем главного врача местной больницы. Елена Ивановна принесла с собой лекарства и, измерив давление, сделала неутешительный вывод:

– Все очень серьезно, давление 160х100 (никогда еще такого не было!) слишком для вас высокое, вертебро-базиллярная недостаточность на фоне обострения шейного остеохондроза, слабые сосуды, угроза инсульта… Срочно в больницу.

Она дала ей выпить какие-то таблетки, написала на бумажке, что и в какой последовательности принимать. Бублик разрывался от рева в руках деда, который в ужасе не знал, что делать. Ребенок брыкался на руках и у Елены Ивановны, пытавшейся его успокоить, визжал и просился к бабушке. У нее под боком он, бедняга, заплаканный, голодный и немытый, вскоре уснул. Елена Ивановна, понимая, что в больницу ее отправлять нельзя (ребенка-то куда девать, деду надо на работу), велела звонить в любое время дня и ночи и докладывать обстановку. В крайнем случае, Бублика возьмет ее дочь, у которой такой же ребенок. Где один, там и два. Вскоре подействовали лекарства, и она задремала.

На следующий день ей вроде стало легче, но оставались жуткая слабость и нежелание двигаться. Она не стала больше пить таблетки – и к вечеру ей опять сделалось худо. Мужу нужно ехать в Москву – заседание кафедры перед началом учебного года. Но причина не только в этом: ему срочно надо «снять стресс», иначе «поедет крыша». Они с Бубликом остались одни. Завтра обещала приехать сводная сестра на три дня помочь. Но этот день и ночь и еще полдня надо как-то пережить. Бублик перебрался спать в коляску – ей так было легче его укачивать и вывозить на веранду. Хорошо, что хоть еда была еще вчера приготовлена, оставалось только разогреть. Сознательный ребенок вел себя тихо, не скандалил и не брыкался. На руки она старалась его не брать – боялась уронить. Сильно болела голова и подташнивало. Держалась на ногах только страшным усилием воли.

После работы забежала Елена Ивановна, измерила давление, принесла еще лекарства и посоветовала срочно вызвать сына.

– Вы даже себе не представляете, как рискуете, – вздыхала она. – Я-то их вижу каждый день в больнице… – продолжала Елена Ивановна, старательно избегая слова «инсульт». – Иногда думаешь, уж лучше бы сразу… Ну, поплачут немного близкие, зато избегут неизвестно скольких лет мучений…

И все же врач в ней взял верх:

– Так. Не раскисать, все образуется. Как только у вас заберут ребенка, немедленно ко мне в больницу, будем выхаживать. Помирать нам с вами нельзя – еще внуков надо до их пенсии дотянуть, – пошутила подруга.

Вечером, можешь не можешь, надо хоть как-то искупать ребенка. Обычно они ставили ванночку на кухонный стол – так было удобнее, не нужно сильно наклоняться. Но сегодня она на это не решилась. Поставила ее на пол, налила согретой в чайнике воды, раздела ребенка и, стоя на коленях, стала его мыть. Самое главное – подняться потом на ноги и вытащить из ванночки довольно увесистого Бублика так, чтобы от напряжения не потерять сознание. Она специально кусала губы, думая, что пока чувствует боль, ничего не случится. Дорогу до постели они с Бубликом благополучно одолели. Переодев ребенка, она побрела на кухню все убрать и приготовить ему еду. Теперь – пережить бы ночь. Умереть никак нельзя – беспомощный ребенок останется один. Днем все же Елена Ивановна всполошится, не дозвонившись, и пришлет кого-нибудь проведать, да и сестра к вечеру обещала приехать. А ночью… Они спали вместе, бабушка и внук – так, в случае чего, ребенок не сразу напугается.

Приехала сестра, и она сразу ослабела. Не было сил подняться с постели, не хотелось есть. Но кормить и купать Бублика она старалась все же сама. Три дня пролетели. Легче ей не становилось. Давление не унималось, и лекарства уже не помогали. Приехал, наконец, муж и отпустил сестру. Сообщил, что дозвонился до сына (хотя она просила его этого не делать), но приехать так сразу они не могут – нет билетов. За день до возвращения сына с невесткой муж опять уехал в Москву – начались занятия. Часто звонила и заходила Елена Ивановна, поддерживая ее всеми силами. Наконец днем позвонили из Москвы прилетевшие поздно ночью молодые, сообщив, что приедут завтра, так как надо все убрать, подготовить, закупить продукты. Она не поверила своим ушам и не знала, что ответить. Ведь сын уже знал, в каком она состоянии, одна с его ребенком на руках! С самого утра они сидели с Бубликом на диване в ожидании его родителей, ее била мелкая дрожь, сил не было даже встать и дойти до веранды. Она буквально считала часы, которые еще надо как-то продержаться до их приезда.

– Мама, мы все тут быстренько сделаем и завтра, не позднее обеда, приедем на машине, – увещевал ее сын.

– Мне очень плохо, да дело и не во мне – ребенок же…

– Ну, хочешь, приедет жена сегодня, а я завтра? – настаивал сын под аккомпанемент жужжащих в телефоне подсказок.

От боли и обиды у нее захолонуло сердце. Твердость характера и жизнестойкость, спасавшие ее во все времена, поддержали и сейчас:

– Никого не нужно. Приезжай прямо сейчас. Ты понял меня?! – произнесла она каменным голосом.

Через два часа у ворот дачи просигналила машина. Она даже не могла выйти навстречу. Ноги были ватные, пот вперемешку со слезами застилал глаза. Так они и остались сидеть с Бубликом на диване, прижавшись друг к другу, как два воробья – старый потрепанный и малыш.

Вошли молодые – загорелые, отдохнувшие.

– Ой, у вас нет никакого инсульта, – прощебетала невестка.

Она знала, о чем говорит, ее отец пострадал от этого недуга.

– Что ж, тебе виднее… – ответила она.

Вскоре они уехали. На следующий день сын вернулся за приготовленными ею за лето соками и компотами и отвез ее в больницу к Елене Ивановне, которая о чем-то с ним говорила у себя в кабинете. Прощаясь с сыном, она заплакала, страшась неизвестности. В больнице ее продержали две недели – капельницы, уколы, таблетки, обследования, неясный до конца диагноз. Подозрения опытной Елены Ивановны были не напрасными, как оказалось в дальнейшем.

Она восстанавливалась, как могла, больше рассчитывая на свои внутренние резервы бывшей спортсменки, чем на врачей, но менее чем через год все же вновь попала в ту же больницу после общения с местной властью при оформлении документов на дачный участок. Так началась ее борьба с болячками, которые посыпались с этого времени, как из рога изобилия. Самое ужасное последствие этого – у нее появился страх, что в любой момент все может опять повториться, она стала бояться ездить куда-то одна, даже по Москве и на дачу, не говоря уже о когда-то любимых путешествиях.

Жизнь продолжается

Бублик, увидев ее после возвращения из больницы, не проявил никаких признаков узнавания. «Как же так, – огорчилась она, – неужели забыл за какие-то полмесяца?» Постепенно все наладилось. Она опять начала гулять понемногу с Бубликом во дворе. Он часто бывал и у них дома. Но на следующее лето (когда она вновь загремела в больницу) его уже на дачу не привозили. Бублик рос, пытался говорить, но у него не очень получалось, и он этого стеснялся. Слова складывал по собственному усмотрению: деда он звал дебой, не без основания считая его неотъемлемой частью бабы. А когда немного подрос, то стал всех называть просто по именам. Его игрушки поселились в обеих квартирах и на даче.