– Проклятье!
Закусив губы, Джейн лихорадочно обдумывала свое положение. Если она выйдет из комнаты, то рискует столкнуться с Десмондом. Однако оставаться тут и ждать, пока ее найдут, она тоже не могла. И вдруг ее взгляд остановился на оловянной фигурке обнаженной леди Годивы[8], восседавшей на жеребце с неимоверно большим половым органом. Джейн вновь посмотрела на окно.
Жаркий румянец обжигал ей щеки, когда она схватила фигурку, стоявшую на небольшом полированном столике. Решительно фыркнув, женщина поудобнее перехватила оловянную статуэтку, чувствуя в ладони обнадеживающую тяжесть металла. Отведя руку назад, Джейн со свистом втянула воздух в легкие, решив разбить стекло и тем самым проложить себе путь к свободе.
Но ее остановил чей-то голос. Он долетел до ее слуха и, словно сдобренный специями ром, огненной струей ворвался в желудок и улегся там, свернувшись клубочком.
– Кстати, мне совершенно случайно стало известно, что в этой комнате имеется превосходная дверь.
Глава 4
Резко развернувшись, леди Гутри выпустила фигурку из пальцев, и та с глухим стуком упала на пол у ее ног. Одновременно с этим у Джейн как будто оборвалось сердце, уйдя в пятки, когда она испуганно уставилась на темную фигуру мужчины, разделившего с ней это убежище.
Джейн уже открыла было рот, намереваясь сообщить незнакомцу о том, что именно она думает о господах, прячущихся в темноте и тайком подкрадывающихся к порядочным женщинам, чтобы напугать их.
Но слова замерли у нее на губах, когда мужчина поднялся с кресла, стоявшего в углу, выпрямился во весь свой внушительный рост и шагнул к ней из темноты. Взгляд ее прищуренных глаз впился в его лицо.
Это было лицо призрака.
Рука Джейн непроизвольно взлетела ко рту, но заглушить испуганный крик ей не удалось. Нервы женщины зазвенели, как натянутые струны арфы, когда она стала всматриваться в него. Нет, это был не призрак. Это был человек из плоти и крови.
На нем не было ни маски, ни маскарадного костюма. Белый шрам, резко выделявшийся на загорелой коже, уродовал левую сторону его лица, рассекая верхнюю губу пополам.
Даже обезображенное, это было лицо, которое Джейн никогда не сможет забыть.
Губы женщины зашевелились, но с них не сорвалось ни звука. Джейн с ужасом смотрела, как мужчина медленным, размеренным шагом приближается к ней. Чья-то невидимая рука стиснула ее сердце при виде лица, которое когда-то казалось ей слишком красивым, чтобы принадлежать простому смертному, лица из волшебного мира стихов, мечтаний и надежд. Лица, которое ее память упрямо продолжала хранить. Забыв обо всем, Джейн во все глаза уставилась на его новое лицо – покрытое шрамами, угловатое, неулыбчивое. По ее телу пробежала дрожь.
У нее в ушах вновь еле слышным шепотом прошелестело его имя. Имя, которое она не произносила вслух вот уже много лет. Имя, которое настойчиво преследовало ее каждый день. Сет.
Наклонившись, он поднял с пола оброненную ею фигурку и, не говоря ни слова, поставил обратно на столик, не сводя с Джейн пристального взгляда. Обжигающий взор его глубоко посаженных глаз поразил женщину в самое сердце. Раньше он никогда не смотрел на нее так.
А потом она поняла, что Сет не узнал ее – ведь она была в маске, – и тяжесть в ее груди растаяла, сменившись неимоверным облегчением. Рука Джейн рванулась к маске, и женщина вздохнула, ощутив под пальцами черный атлас, обтягивающий жесткую парчу. Ее вторая кожа по-прежнему оставалась на месте.
Склонив голову к плечу, Сет ткнул пальцем себе за спину и повторил:
– Здесь имеется превосходная дверь.
Джейн сумела коротко кивнуть ему в ответ, пожирая его глазами. Сет был выше, чем она его помнила. Его лицо покрывал ровный темный загар, а волосы выгорели на солнце. В уголках губ и глаз затаилась горечь, которой не было раньше. Тем не менее Джейн узнала бы эти блестящие карие глаза из тысячи – они до сих пор каждую ночь являлись ей во сне.
Широкоплечий и тонкий в талии, Сет казался настоящим гигантом на фоне изящной мебели и держался прямо и уверенно, словно стоял, уперев ноги в палубу, за штурвалом своего корабля. Его темный сюртук и брюки резко контрастировали с нежно-фиолетовыми тонами, коими изобиловала комната, что лишь подчеркивало его мужественность.
Джейн полагала, что забыла его – за столько-то лет. Она не следила за перипетиями Кантонской войны[9]. И не ожидала, что испытает при виде Сета такое сильное потрясение.
– Вы умеете разговаривать? – осведомился он бархатным баритоном, и его голос был гораздо более глубоким, чем она помнила.
Джейн кивнула и прошептала:
– Да.
Пока она разглядывала его, в груди у нее оживали прежние полузабытые чувства.
Пусть ее сестра отвергла Сета – по крайней мере, в качестве законного супруга, – зато Джейн мечтала о нем. Каждой жилкой своего тела, всеми фибрами души она желала его. Сколько Джейн себя помнила, каждый день, глядя на Сета, она молилась о том, чтобы он испытал к ней те же чувства, что и к ее сестре. Ради его любви Джейн готова была пожертвовать расположением своих близких, вызвать их гнев, рискнуть чем угодно. Вот только Сет видел одну Маделин и любил лишь ее. И никого больше. Включая Джейн.
Так было тогда, и уж наверняка ничего не изменилось теперь.
Джейн прижала ладонь к щеке, чувствуя, как горит ее лицо, и убеждая себя в том, что необходимо придерживаться суровой действительности, а не предаваться несбыточным мечтам. Эти мечты грозили вновь закружить ее в вихре иллюзий и оторвать от земли, но один лишь вид Сета стал божественным нектаром для ее истосковавшейся души.
– Да? – глубоким эхом откликнулся он, и его голос вновь прохладным бархатом коснулся ее пылающей кожи. – То есть вы просто не хотите со мной разговаривать? – Сет изучал ее лицо. – Женщина, которая не хочет поговорить? Это очень необычно.
Когда он шагнул к ней, оказавшись настолько близко, что запах его тела ударил Джейн в ноздри, у нее перехватило дыхание. От Сета пахло кожей и каким-то неизвестным ей одеколоном, терпким и возбуждающим, почему-то напомнившим ей аромат мускатного ореха. Она крепко зажмурилась.
Перед ее глазами поплыли видения: юность, проведенная в обществе Сета. Вот они катаются на лошадях, плавают, собирают яблоки осенью. Он был ее единственной отрадой в жизни. Светом в окошке. Куда бóльшим, чем родители, которые гораздо сильнее любили ее сестру и ежедневно неустанно напоминали об этом.
В памяти Джейн всплыли воспоминания о том дне, когда все изменилось, – свежие, яркие, как будто все случилось только вчера. С тех пор ей долгие годы не давал покоя вопрос: а могла ли она сделать хоть что-нибудь, чтобы не допустить того, что произошло?