Читать интересную книгу Жар счастья. рассказы - Александр Аханов

***

Итак, на меня навалилась новая, гнетущая, серая, убийственная реальность. И мне придётся с ней каким-то образом мириться и пытаться жить дальше. Теперь уже без живописи, без буйства красок, любимых мною до дрожи и самозабвения. Я ещё испытывал какие-то надежды до той поры, пока не состоялся разговор с нейрохирургом.

Он присел ко мне на край кровати, обозначился в зоне моей видимости массивным тёмно – серым расплывчатым силуэтом:

– Мы можем с Вами поговорить откровенно и без лукавства?

– Да, разумеется.

– Ситуация, мягко говоря, непростая. У Вас серьёзная травма. Сотрясения мозга, как ни странно, не было, но слегка треснула затылочная кость, и мелкие осколки проникли в головной мозг. Вытащить их оттуда крайне затруднительно, требуется серьёзная операция. Какие-либо гарантии я Вам давать не стану. Потому видится два варианта: либо Вы попытаетесь самостоятельно привыкнуть к новой реальности, и со временем видимость может немного улучшиться до способности различать окружающие Вас предметы так, чтобы обходиться без посторонней помощи, либо мы делаем рискованную операцию. В лучшем прогнозе мы предполагаем восстановление зрения на 70 процентов, в худшем – Вы теряете и то, что есть сейчас. Вам решать. Дайте знать, когда примете решение.

***

Всё это время я просил доктора не пускать ко мне никого. Не хотелось, чтобы мне сочувствовали, жалели, успокаивали… Мне и без этой ненужной говорильни было не по себе. Нужна была поддержка только одного человека – моего старого и надёжного друга. Сейчас мы сидели с ним и беседовали.

– Ты уверен, решил рискнуть?

– Да. У меня было время. Слишком много времени для раздумий… Тебе сложно представить, до чего отвратителен серый мир. Я решил, что пусть лучше будет чёрный, но только не серый. От серого я умру, а мне хочется пожить ещё, может быть, мне удастся освоить новую реальность… А вдруг у них что-то получится, а? И мне повезёт, я смогу видеть. Ты же не можешь мне отказать в надежде, братко? Каков бы ни был риск…

– Ну, что ж… Я не сомневался, что именно так ты и скажешь…

Всю подготовительную неделю я сильно волновался, даже не знаю, почему так сильно… А перед самой операцией всё волнение улеглось. Силы вроде ослабли, разом стали наваливаться усталость и сон. Держась за руку медсестры, я вошёл в операционную…

***

Определять время безпамятства мне не хотелось ещё до начала операции. Всё своё пробуждающееся сознание я сконцентрировал на попытках что-то рассмотреть. Наверное, слишком торопился – ничего не мог различить длительное время. Занятие это оказалось долгое и невероятно болезненное. От перенапряжения, больше эмоционального, чем физического, я то и дело терял сознание.

Судя по всему, по молчанию врачей, их сосредоточенным и деловым шумам и звукам, я в таком мучительном ожидании неизвестно чего находился уже несколько суток. Длительное, мучительное время без перемен, без света, без цвета… Вечный «Чёрный квадрат» Малевича. Это чёртов чёрный квадрат чёртового Малевича!!!

Кое-как окрепнув после наркоза, я стал пытаться расспрашивать врачей, как всё прошло, есть ли какой-то результат… Они упорно отмалчивались или пытались мне втолковать, чтобы напрасно не волновался – всему, дескать, своё время. И через какое – то время я сам понял, что мне выпал второй, худший вариант. Внутри будто что-то оборвалось. Ни мыслей, ни раздумий, ничего – одна монотонная, заунывная нота…

– Мы сделали всё возможное… Постарайтесь теперь как можно меньше волноваться. Я выпишу Вам успокоительное, принимайте какое-то время, чтобы не развивать депрессию.

– Не надо лучше, Док! Я уже спокоен. Прежде чем принять своё решение, много думал. И такой вариант тоже обдумывал, хоть до последнего надеялся.

– Какое-то время будет действительно психически тяжело перенести. Но нужно настраиваться на новую жизнь. Большое количество людей живут незрячими, не Вы один.

– Вы, Док, умеете утешить… Ничего… Будем жить…

***

Я по-прежнему никого к себе не пускал, кроме друга. Именно сейчас я менее всего нуждался в каком —либо общении. Сейчас мне нужна была плотная работа с самим собой… Я заставил друга говорить со мной, как и раньше, словно ничего не произошло, не боясь неловких оговорок. Я запретил и ему, и себе считать меня инвалидом. И стал учиться новой жизни – одеваться, ходить, слышать, узнавать пальцами предметы вокруг себя. И больше всего старался хоть что-то рассмотреть… После одной такой безуспешной попытки я разозлился на себя:

– Кретин! Неужели же непонятно, что жизнь теперь другая, не та, что была?! Док прав. Миллионы людей живут без глаз, видят, чувствуют мир другим зрением!!!

Другим зрением? Другим зрением… И тут меня наконец-то осенило. А ведь точно. Что же это я зациклился исключительно на глазах? Столько читал, говорил и даже пытался практиковать. Всё, брат, довольно хандры. Действуй!

Я добрался до окна, раздвинул занавески, подставил своё лицо солнечным лучам и страстно попросил Солнце дать мне надежду, сил, терпения и упорства!

***

Теперь мы с моим другом не болтали о пустяках, занимались делом. Через какое – то время меня выписали домой. Всё свободное время, а его теперь было сверх меры, я проводил в плотных попытках разбудить свои тонкие оболочки. Энергия частично высвободилась, хоть и таким иезуитским методом – должна быть по всем статьям какая – то компенсация.

Я специально не стал отмечать календарные отрезки, чтобы не изводить себя отсутствием результатов. Кое-какой сдвиг всё же незаметно для меня произошёл. Обратил внимание, что обострился слух и появилось некое подобие интуиции. Минут за пять до прихода друга я уже вспоминал его и будто видел отстранённо, где именно он идёт. Вместе радовались таким мелочам – значит, есть надежда, значит, жизнь продолжается даже в чёрном квадрате…

В один из его приходов мне показалось, что он как-то скован или расстроен, что-то не договаривает. Или… пришёл не один. Порой слышался какой-то едва уловимый шорох или дыхание. Усиливалось ощущение, что ещё кто-то стоял в изножье кровати, на которой я полусидел, прислонившись к спинке. И я невольно обращал свой взор (!) в ту сторону. В конце концов не выдержал:

– Что происходит, а? Ты не чувствуешь?

– Н-н-нет… а что?

– Тут, вроде, кто-то ещё…

Снова мне послышался то ли вздох, то ли лёгкий незаметный шорох. Затем и ощущение, и тревога исчезли. Однако безпокойство от происшедшего осталось. И друг ещё усилил его своим сбивчивым разговором.

– Слушай, довольно заикаться! Говори сейчас же, что происходит. Не мямли.

– …

– Кого ты привёл с собой? Я же просил тебя…

И тут я всё понял, догадался…

– Это была она? Зачем ты с ней пришёл, зачем пустил её сюда? Ты кого пожалел – её, меня, себя?

– Ладно, не горячись, успокойся. Да, это она. Я не мог ей отказать, не мог видеть её страдания и боль. Она ушла, её здесь нет. Извини… Я… Я, наверное, пойду. Ты не возражаешь?

– Ступай с Богом. До встречи!

***

Он ушёл, а я, немного покипев, успокоился и старался сосредоточиться на своих ощущениях. Что -то очень сильно меня волновало. Было какое-то предчувствие важных событий. Я всё ещё пребывал в полной темноте, почти абсолютной черноте. Глазами по привычке водил из стороны в сторону, но это занятие, напрасное и безсмысленное, никаких результатов не давало. И вот сейчас также по инерции вроде как взглянул туда, где она стояла. Какая – то сила притягивала моё внимание.

И… что – то произошло. От пришедшей мысли я так разволновался, что в изнеможении плотно стиснул свои веки. Потом осторожно и, не торопясь, открыл их и… увидел… Да, я увидел. Сначала миражом, не веря, тончайший оттенок цвета. Чем пристальнее я смотрел, вернее, концентрировал внимание, тем ярче появлялось цветное пятнышко. Точнее, уже явственно видел легчайший силуэт очень бледного зеленоватого оттенка! Её силуэт, я его, её узнал!!! От дикого восторга и небывалого счастья из – под моих век потекли слёзы…

Я сидел на кровати, смотрел в её сторону и плакал, словно ребёнок, у которого в детстве отняли маму, и вот теперь я с ней встретился и стою, реву, а кинуться к ней в объятия не могу, стесняюсь, робею…

***

Наревевшись вволю, кое -как выровнял своё сбивчивое дыхание и биение сердца. Теперь я стал наслаждаться видением этого божественного бледно – зелёного силуэта. Просидев в таком эйфорическом состоянии какое -то время, я заметил, что силуэт изменился. Линия силуэта стала шире, более размытая. Появились какие —то новые, представь себе, новые! оттенки! А ещё чуть позже мне удалось различить и явные цветовые пятна. На фоне черноты эти пятна хорошо читались. Общий цвет силуэта в целом не изменился, он пульсировал слегка зеленоватым, чуть в синеву оттенком. В области головы было видно голубоватое пятно. Оно перетекало в густую, изумрудную зелень по плечам и груди вниз. Только в области сердца было более яркое красно-оранжевое небольшое пятнышко.