спасибо!..
Как видите, все мы с вами взрослые — как дети. Как дети веселимся, как дети, расстраиваемся и даже сохраняем некоторые детские привычки.
Вот дети, например, любят меняться. Камешками значками, игрушками… Мы выросли, но привычка эта сохранилась.
— Петр Семеныч.
— Семен Петрович. Очень приятно.
— Может, телефончиками обменяемся?
— Давайте.
— Ух какой у вас карандашик красивый! Давайте меняться: вы мне карандашик, а я вам авторучку?
— Зачем мне авторучка? У меня есть.
— А я вам еще темные очки добавлю.
— Ну, это, наверное, слишком…
— Да ничего! Вы мне портфель дадите.
— Нет, я так не могу.
— Ну хорошо-хорошо, я вам тогда шесть томов энциклопедии прибавлю.
— Что вы! Мне уж и так некуда книги ставить.
— А я вам книжный шкаф дам.
— Ну, это, пожалуй, многовато…
— А вы мне телевизор.
— Нет, без телевизора скучно.
— Вам не будет скучно. Я вам рояль дам.
— Рояль ко мне в квартиру не войдет.
— Давайте и квартирами поменяемся. Вам и рояль перевозить не придется.
— Нет, у меня жена не согласится.
— Что?! У вас жена есть?.. И у меня есть!
— Да вы что?! С ума сошли?
— Э-э… Лучше бы сразу сказали, что вам карандашика жалко!
Второй. Дети очень любознательны. Они задают взрослым тысячи вопросов. “Почему то?”, “Почему это?” А взрослые?..
— Николай Сергеевич!
— Сергей Николаевич!
— Слушай, почему ты так плохо выглядишь?
— Потому что у меня язва.
— А почему ты ее не лечишь?
— Потому что не могу путевку в санаторий достать.
— А почему ты не можешь путевку достать?
— Потому что путевки другим отдают.
— А почему путевки другим отдают?
— Потому что другие пьют с председателем месткома, а я нет.
— А почему ты не пьешь?
— Потому что у меня язва.
Первый. Когда капризничает ребенок, то успокоить его очень трудно, потому что он даже не знает, чего он хочет. Когда капризничает взрослый, то успокоить его еще трудней, потому что он знает, чего он хочет.
— А-а-а! Уйду из вашей команды.
— Вовочка, успокойся.
— А-а-а! Не хочу с Петровым играть!
— Успокойся, мы его отчислим.
— А-а-а! И с Шуваловым не хочу!
— Но он же тренер!
— А-а-а!
— Хорошо, хорошо, его тоже отчислим.
— А я машинку хочу!
— Какую?
— “Волгу”, конечно!
— Нет у нас “Волги”.
— А-а-а! Уйду от вас! Постригусь! В ЦСКА уйду!
— Ладно, ладно, достанем “Волгу”.
— И книжечку хочу!
— Какую, мастера спорта?
— Не-е, эта у меня есть. Синенькую хочу!
— Какую синенькую?
— Что я институт кончил!
— Хорошо.
— А-а-а! В аспирантуру хочу!
— Хорошо, пиши заявление.
— А-а-а! Не буду!
— Почему?
— Я неграмотный.
Второй. Дети любят хвастаться своими родителями.
— А мой папа — ударник, — говорит один.
— А мой папа — маяк, он другим светит!
— А мой папа ка-ак засветит!
А когда встречаются родители…
— Мой Петька мысли великих людей выписывает.
— Твой чужие выписывает, а у моего свои есть. Меня за его мысли уже в школу вызывали.
— Тебя в школу, а меня в районо.
— Тебя в районо, а меня в гороно.
— Тебя в гороно, а меня в министерство!
— Подумаешь в министерство! Из-за моего скоро пленум собирается по вопросам среднего образования!
— Из-за твоего пленум, а из-за моего Генеральная Ассамблея ООН! Мне сам председатель звонил!
— Ну, это ты уже врешь! Не мог он тебе звонить.
— Почему?
— Не мог. У тебя телефона нет! Э-э!
— А он мне в дверь звонил! Э-э!
Первый. Как видите, взрослые не забывают детских привычек.
Вообще было бы хорошо, если бы взрослые почаще вспоминали свое детство. Защищали слабого, делились последней конфеткой, всегда говорили то, что думают, а не ждали, что скажет учитель. Мы за то, чтобы у всех взрослых были общие игрушки. Чтобы они все водились между собой и никогда не играли в войну. И тогда у взрослых наступит настоящее счастливое детство!
АКСИОМА
Учитель. А теперь запишите: через точку, лежащую на плоскости, можно провести прямую, параллельную данной, причем только одну. (Ученики склоняются над тетрадями.) Па-рал-лельную данной… причем… только… одну… Сидоров, а ты почему не записываешь?
— Я думаю.
— О чем ты думаешь?
— Почему только одну.
— Потому что все другие пересекутся. А две параллельные — нет!
— А почему они не пересекутся?
— Как — почему? Я же объяснил: потому что они параллельные.
— Значит, если их продолжить на километр, они тоже не пересекутся?
— Конечно.
— А если на два?
— Тоже нет.
— А если на пять тысяч километров продолжить, они пересекутся?
— Нет.
— А это кто-нибудь проверял?
— Это не надо проверять. Это и так ясно. Потому что это аксиома. Семенов, скажи нам, что такое аксиома?
— Аксиома — это истина, не требующая доказательств.
— Правильно, садись… Ну что, Сидоров, теперь понял?
— Это я знаю, только я не пойму, почему они не пересекутся.
— Потому что это и есть аксиома. Истина, которую не надо доказывать.
— Так это любую теорему можно назвать аксиомой и не доказывать.
— Любую нельзя.
— А почему эту можно?
— Фу, какой ты упрямый… Ну вот послушай, Сидоров. Тебе сколько лет?
— Одиннадцать.
— А на следующий год сколько будет?
— Двенадцать.
— А еще через год?
— Тринадцать.
— Вот видишь, с каждым годом человек становится на год старше. Это тоже аксиома.
— А если человек умрет?
— Ну и что?
— Он же тогда не станет на год старше.
— Это исключение. Ты меня на слове не лови. Я могу тебе и другой пример привести. Я мог бы тысячу примеров привести. И доказать. Только это не нужно. Потому что аксиому не надо доказывать.
— А если это не аксиома?
— А что?
— Теорема. Тогда ее надо доказывать?
— Тогда надо. Но это аксиома.
— Почему?
— Потому что это Евклид сказал.
— А если он ошибся?
— Ты что, может, думаешь, что Евклид глупей тебя?
— Нет, я так не думаю.
— Так что же ты споришь?
— Я не спорю. Я просто думаю, почему они не пересекутся.
— Потому что не пересекутся. Не могут они пересечься. На этом вся геометрия построена.
— Значит, если они пересекутся, то вся геометрия неправильная?
— Тогда да. Но ведь они не пересекаются… Вот видишь, я по доске веду… Ну что, пересекаются?
— Пока нет.
— Хорошо, смотри, вот я по стене веду… Пересекаются?
— Нет.
— Что тебе еще надо?
— А дальше, за стеной?
— Теперь я понял. Ты просто хулиган. Ты все прекрасно понимаешь. Ты назло мне не хочешь согласиться.
— Но я правда не понимаю.
— Ну хорошо, Евклиду ты не веришь. Его ты не знаешь. Но меня ты знаешь? Так вот, это я тебе говорю, что они не пересекутся… Ну, что ты молчишь?
— Думаю.
— Ну вот что, Сидоров. Или ты сию минуту признаешь,