Читать интересную книгу «Я с Вами привык к переписке идеологической…»: Письма Г.В. Адамовича В.С. Варшавскому (1951-1972) - Георгий Адамович

Относительно моей книги: да, она — о старших, потому что о младших начни писать, так надо бы потом застраховать свою жизнь. Да и старшие — далеко не все, так, избранные — не столько по вкусу, сколько потому, что были о них у меня статьи. А о молодых — все сочиняй наново, а я ничего не помню, что они писали! Не сердитесь, к Вам это никак не относится, а о Вас я еще напишу. Хотел бы где-нибудь и что-нибудь написать об Иваске, — но где и что?[141] В Париже его не любят, какие-то счеты, и в одной из недавних статей Терапиано это «выперло» до неприличия[142]. А он — лучше них, во всех смыслах.

Ваша книга очень меня интересует. Но — поменьше цитат, побольше Вашего! И не очень уж вспоминайте Бергсона (простите за советы!). Да, кроме «Рудина» — для темы «русских мальчиков» — хорошо бы вспомнить «Былое и думы» (глава о гегельянстве и Моск<овском> университете) и воспоминания Тургенева о Белинском («мы не решили о Боге, а вы — чай пить!»)[143]. Свою статью «Неужели кончилось?» я, кажется, мог бы Вам прислать, но можете обойтись и без нее, если подберете цитаты из авторов более почтенных.

Еще два слова — об Алданове. Что «противного» в «Ульм<ской> ночи»?[144] Если бы Вы знали, какой это милый, умный и грустный человек, то его не бранили бы. И притом — редкостно джентльменский, без позы и усилия. Я его очень люблю, malgre vous[145], ну, а о литературе — «сами все знаем, молчи». Хотя и литература много все— таки лучше, чем принято говорить! До свидания. Как Вы живете? Как нога?

Ваш Г. А.

Я недавно послал стр<аниц> 50 Александровой в «Чех<овское> изд<ательст>во». В ответ получил две строчки: «ждем дальнейшего». Очевидно, они еще существуют? Если Вы у них бываете, пожалуйста, ничего у них не говорите из того, что я пишу Вам о своей книге.

17

104, Ladybarn Road

Manchester 14

20/I-55

Дорогой Владимир Сергеевич

Хотя Вы пишете, что «давненько не получали от меня писем», но по-моему это Вы мне не писали, а не я Вам! Впрочем, память моя обанкротилась окончательно, так что, м. б., Вы и правы. Passons.

Книга моя действительно в Чех<овском> изд<ательст>ве прошла. Контракт подписан, аванс получен (но полностью ушел на погашение терзавшего меня ростовщического долга, сделанного 2 года назад, — но и то хорошо!). Насчет славы, сомневаюсь. Entre nous — но совсем entre nous, честно! — книга слабоватая, кое какая. Пожалуйста, только не разглашайте этого! Цитируете Вы «обожраться славой и деньгами» — неверно. Это Зинаида встретила Бунина, вернувшегося из Стокгольма: «ну, что, облопались славой?»[146] Он дрожал от злости, вспоминая это, еще 20 лет спустя. О том, что Рейзини наконец облагодетельствовал Иванова, я сообщил aux interesses[147]. Но почему от моего имени? Я во всяком случае просил Ив<анова> никому не рассказывать о рейзиневских щедротах. Перикл действительно очень болен. Но он все последнее время болел, и жаль мне — как это ни постыдно! сознаю, — не столько его, сколько М<арию> Ивановну, совсем им замученную. О чем Вы пишете книгу — мне так и не ясно. Цитаты, — но о чем и у кого цитаты? Что полкниги будет из Бергсона, я не сомневаюсь, но кто еще? Наверно книга будет интересная, в этом я не сомневаюсь, но не очень скромничайте, укрываясь за цитаты, пишите от себя! Кстати, у Вас голова, по-моему, вовсе не комментаторская: это не упрек и не комплимент, а «констатирование». Вам лучше писать прямо от себя, чем вдохновляясь другими. И еще кстати: сегодня со студентами я читал самые первые три-четыре главы «Детства» Толстого — и все думал: на кого это похоже? А это похоже на Вас, в особенности об отце (прочтите, если не помните — тон Ваш, до странности). Приехать бы в Нью-Йорк я очень бы хотел, но едва ли! Летом жарко и пусто, зимой я не могу. А что Рейзини, в принципе, все еще согласен оплатить мне дорогу, весьма трогательно. Богатство обычно ведет к скупости. У него, кажется, не привело.

Кого Вы в Нью-Йорке видите? Иваск мне пишет довольно часто — пространно, он по письмам — душка, хотя и с неврастенией. Но русский человек совсем без неврастении обычно — хам, или почти. Лучше быть Иваском. А что Зайцев заважничал и возомнил себя главой русск<ой> литературы — я слышал не только от Вас. Он — не глава, а Божья коровка с крошечным (но настоящим) талантом и провинциальным душком.

До свидания.

Хотел написать письмо вразумительное, а пишу чепуху. Не отвечайте тем же.

Ваш Г. А.

18

104, Ladybarn Road

Manchester 14

5/III-55

Cher ami Владимир Сергеевич

Спасибо за письмо (13 февраля, — редкий случай, что проставили число!). Простите, что отвечаю не сразу. Но это оттого, что одолеваем немощами, в частности глазами, мешающими мне писать и читать. Очевидно, старость: стал разваливаться.

Вот, умер бедный Пира. И Кнут помер, и другие. Марии Ивановне я сейчас же послал сочувственное письмецо, но ответа не получил: верно, написал не так, как надо бы. Кстати, надо бы и в «Н<овое> р<усское> сл<ово>» написать что-нибудь![148] А еще кстати, почему Вы не пишете в «Н<овое> р<усское> с<лово>»? Даже при Вашей всем известной тяжести на подъем, могли бы иногда тиснуть статейку. И третье «кстати»: читали ли Вы в «Нов<ом> журнале» Ульянова, с упоминанием о письме насчет Вашей книги?[149] Мне Ульянов не нравится: блестяще, гладко, самоуверенно — все то, чего я лично не терплю. Но Кантор почему-то этой статьей возмущен до крайности, уверяя, что Ульянов ничего не знает, ничего не понимает и что ему надо ответить, посадив его на место[150]. Qu’en pensez vous?[151] (Пожалуйста, ответьте на это, и что вообще думают об этом у Вас, в Ваших тамошних сферах?)

Получил письмо от Иваска, пишет, что Вы на собрании «Опытов» произнесли замечательную речь (а также о<тец> Шмеман). Не знаю, его или Ваша это идея о «скриптах», мысленно обращенных туда, в Россию — но мысль это очень хорошая. Я сразу даже почувствовал зуд в пальцах, хочется писать, и было бы хорошо даже выпустить весь №, сплошь (или почти сплошь) из таких писем, если найдется достаточно авторов. Главное, надо бы сказать: зачем вы все ведете к тому, чтобы ложь правила миром, в противоречье со всем тем, к чему всегда шла Россия? Но если я очень распространюсь, Вы, пожалуй, у меня скрадете мыслишку, значит останавливаюсь. (Не принимайте этого всерьез, как с Вами случалось на моей практике.)

Да, вот что верно, и надеюсь, Вы тут пустите в ход все свое влияние на Иваска и Марию Самойловну. Зачем Иваск хочет выпускать № 5 еще до лета. Тысяча доводов против этого, — я их ему привел[152] — а главное: он неизбежно тянет спешить, брать все, что попадется — к чему?! Теперь все так редко, так трудно дается: даже на 1/100 не стоит портить журнала из-за стремления к аккуратности! Надо, чтобы № 5 вышел в сентябре, а № 4 будет всю весну еще книжкой «новой». Убедите их в этом, пожалуйста — и вот тогда к осени можно и «скрипты» собрать: Вы, Яновский (я думаю, он к такому делу и склонен, и подходит очень); Степун, если не ударится в «штучки»; Кантор едва ли, по характеру, но, м. б., Маклаков, который, если бы захотел и загорелся, начал бы хорошо, не очень вдаваясь в политику, — ну и другие.

До свидания. Что же, соберетесь Вы в Европу и когда? Вы спрашиваете, что я делаю в Манчестере вне лекций? Больше всего смотрю в потолок и думаю, как бы я стал жить, если бы выиграл 1 000 000. Антисемит пишется через е, а не симит, как Вы изволили написать об Иваске.

Пишите, пожалуйста. Вы моя моральная поддержка, опора и связь с мировой душой.

Ваш Г. А.

19

104, Ladybarn Road Manchester 14

29/IV-55

Дорогой Владимир Сергеевич

Как обычно, письма наши «расходятся». Почему-то мне кажется, что разойдется и это с Вашим, если только Вы собираетесь мне написать.

Получил сегодня письмо от Иваска, но не отвечу сразу, т. к. еще не все прочел в «Опытах», а он просит именно о них ответа. Он, между прочим, сообщает, что на собрании у Мар<ии> Сам<ойловны> все хором журнал бранили[153]. Это жаль в том смысле, что может подействовать на издательницу. Журнал вовсе не плох, но «жидковат» (внутренне) и удивительно похож на редактора. Я поклонник и сторонник «задумчивости», «декадентства» и всего такого, но это должно быть не от недостатка жизни, а как преодоление ее грубости. В «Опытах» все еще «до», а не «после». Но это относится к общему тону, в общем все-таки благородному и достойному. Ваша статья[154] очень хорошая в отдельных замечаниях, и очень хорошо написана, но почему Вы не сопоставили Н<абокова> и П<оплавского>, как обещает заглавие? В частности, все о П<оплавском>, по-моему, интереснее и вернее, чем о Н<абокове> и этом его несчастном «Приг<лашении> на казнь» с лубочно-обывательским его замыслом, достойным Газданова или Одоевцевой. Простите за непрошенную критику, а кстати, спасибо за цитату из меня[155], кот<орую> я забыл и которая мне очень понравилась (откуда она?). Слышал, что Ваша книга принята, и очень за Вас рад, во всех смыслах. Я получил уже корректуру своей, должна выйти осенью. Мог бы я написать книгу много лучшую, если бы издательство пожелало взять то именно, что я пожелал бы ему дать. Но оно просило книгу об эм<игрантской> лит<ературе> — и этим я был связан. Письма Галя очень трогательные[156], а Марков мне не нравится, хотя Иваск писал о нем заранее с волнением и трепетом[157]. Трещотка какая-то, с отдельн<ыми> хорошими кусками. В Париже я провел время с обычными развлечениями и суетой. Парижа почти нет. Видел раза два Кодрянских, и Вас вспоминали «с теплыми чувствами», как пишет Бахрах.