Читать интересную книгу Охота на президента - Франсуа Бенароя

— Давай рассказывай, Надя, что там у тебя произошло. Не забывай, что после смерти отца ты у меня одна. Надеюсь, ты на меня не обиделась за приглашение твоих друзей. Все-таки это твой день рождения. Ну расскажи мне, расскажи, что там у тебя стряслось…

— Что тебе рассказать, мама, я не знаю. Ты же можешь себе представить, что я почувствовала, когда подстрелили Сергея. Я же так испугалась, у меня стучали зубы, я не могла говорить… Не каждый же день кто-то падает замертво у тебя на глазах. На пальто пятна чужой крови. Ты понимаешь?.. Ты считаешь, что не из-за чего нервничать?

— Но ты же не будешь говорить, что мы приехали сюда среди ночи, потому что ты вторые сутки не спишь и переживаешь из-за этого бедняги Сережи. Что-то я ничего не понимаю. Скажи мне правду!

Надя взвешивала про себя все «за» и «против». Сказать матери про премьер-министра? Она ведь ничего не поймет и испугается ещё больше. Не пойдет ли она ещё обсуждать это с соседками? И вообще, может ли она ей помочь? Риск был очень большим. Хотя… мама спала, когда я включала компьютер.

— Помнишь, когда я кончала университет, часто происходили подобные вещи: заказ на убийство конкурента. Сейчас намного меньше. Но все-таки случается. Не повезло… И этот выстрел я не забуду до конца моей жизни.

Мама тяжело вздохнула, взяв дочь за плечи:

— Не повезло? Что ты такое говоришь? Всем этим «новым русским», включая твоего Петра Владимировича, не везет? Ты что? — Она даже топнула ногой. Эти коррумпированные круги… Они же совсем задушили нашу страну…

Надя рассердилась. Ой, сейчас она скажет матери какую-нибудь грубость, только бы не сегодня. Но ведь мать сейчас начнет повторять: «А вот раньше…» Это уже невозможно слушать, и потому она сказала спокойно:

— Перестань валить всех в одну кучу. Зачем ты путаешь мафию, бандитов и банкиров? Так делают одни только дураки журналисты. Ведь убили не Ульянина, а Сергея, прекрасного молодого человека, который великолепно делал свое дело, чтобы зарабатывать на жизнь. И все было нормально.

— Видишь, ты же не споришь, что твой Ульянин вор, — заметила мать.

— Не в этом дело, мама, вор или нет, тебя же вполне устраивает то, что я тебе каждый месяц даю пятьсот долларов. Ты их берешь, хотя говоришь, что я работаю у вора. Как бы ты жила, мамочка, с твоей зарплатой в школе в полторы тысячи рублей, если бы я не работала в банке? Ты что, стала бы продавать газеты возле метро или стояла бы с протянутой рукой?

— Ну я как-нибудь устроилась бы. Но было бы лучше, если бы ты работала в каком-нибудь приличном институте… на достойной работе…

— Знаю я все, что ты скажешь дальше. Ты что, забыла, сколько получают преподаватели в институте? За свою, как ты выражаешься, достойную работу? Всего сто долларов в лучшем случае. Ты хочешь, чтобы я пошла на панель или что?

Мать замолчала на мгновение, несколько озадаченная вопросами дочери. В это время залаял Путч.

— Но ведь я не против тебя сейчас выступаю… Ты же не будешь спорить, что прежде были какие-то правила. Люди жили согласно какой-то системе. Уважали стариков, наконец.

— А ты помнишь, сама мне рассказывала, как приезжали за неугодными среди ночи и увозили их, часто навсегда. Ты этого хочешь? Вы же жили в состоянии постоянного унижения и страха.

На улице залаяла собака. Надя вдруг заплакала, она не знала, не понимала, что ей следует делать, о чем говорить, в чем убеждать свою мать, которая, говоря о порядке, конечно, была права. Но ведь это ужасный был порядок. Ей снова стало страшно.

— Ты права, мама, — сказала она наконец. — Надо с этим кончать и уезжать отсюда не знаю куда. Завтра я должна отправляться с Ульяниным в командировку в Алалабад… Но я не поеду, не хочу!

— Надя, одумайся! Сейчас это невозможно. Как мы дальше жить будем? И что я буду делать, если ты уедешь за границу? У тебя разве кто-нибудь там есть? Тебя что, кто-нибудь там ждет? Ты должна продолжать делать то, что делала до сих пор, и ехать в эту командировку. Мы обо всем ещё подумаем, но только не надо за границу… Оставайся пока со своим Ульяниным. Все образуется, может быть…

Надя ещё никогда не говорила таким тоном со своей матерью, преждевременно постаревшей из-за смерти отца. Мать всю себя посвятила дочери и жила её жизнью. Если бы о Наде так заботился Петр, как думала о ней постоянно её мать…

— Я выйду подышать, — сказала Надя и, накинув меховой жакет, вышла на улицу.

Пройдя несколько шагов, она снова услышала, как рычит и лает Путч. Она даже не попыталась его успокоить, а просто спустила дворнягу с цепи. Полетев в конец сада, к опушке леса, он продолжал все так же громко лаять. Ей показалось, что она заметила красную точку сигареты за забором, и позвала собаку. Лай утих. Видимо, кто-то стоявший в темноте у забора со стороны леса ушел.

Секунду поколебавшись, Надя вышла за калитку и увидела на снегу притоптанный пятачок. Возле заиндевевшей, одиноко стоявшей березы валялись окурки. Следы вели в лес. Оглядевшись вокруг, Надя вздрогнула от пронизывающего порыва ветра.

— Все, Путч, идем домой.

Она быстро пошла к дому. Собака бежала вслед. Около крыльца она нагнулась, чтобы прицепить собаку, но Путч зарычал.

— Что там у тебя. Выплюнь!

Путч выпустил из пасти мокрый от слюны окурок. Надя знала привычку собаки пробовать «на вкус» все, что ей попадается за пределами «ее территории». Это был окурок «Мальборо». Чаще здесь курили «Приму». Усталая и замерзшая, она едва стояла на ногах.

9

Самолет оторвался от летной дорожки Домодедова и начал набирать высоту. Глава Урабанка наблюдал за пейзажем в иллюминаторе. Он любил Россию. Сначала самолет поднялся над лесом и припорошенной снегом пашней. Поплыли маленькие поселки, потом городки, перемежаясь с лоскутами леса и черной земли. До Туркменистана было четыре часа лету. Надя сидела с Ульяниным рядом.

— Как хорошо, что мы едем вместе. Ты успокоишься, обо всем забудешь, мы отдохнем. — И он начал целовать её в ухо, гладить шею и ласкать грудь, постепенно раздевая её. Надя это ненавидела. Охранники были в этом же салоне — через несколько рядов. Но остановить Ульянина она не могла и сопротивляться тоже. Впрочем, он и не обращал ни на кого внимания, грубо занимаясь тем, что ему сейчас так хотелось. Подняв подлокотники нескольких сидений, он завалил Надю на образовавшийся узенький диван и взгромоздился сверху, не слушая её тихих возражений. Ей ничего не оставалось, как терпеть. Ощущение риска разжигало Петра и совершенно опустошало Надю. Она не могла отрешиться от мыслей о четырех мужиках, пьющих минералку или листающих журналы о спорте или сексе. Наконец он кончил, легко целуя её и уже думая о другом. Наде же пришлось долго приходить в себя, прежде чем пройти в конец самолета мимо казавшихся невозмутимыми парней. Когда она вернулась, Петр читал последний номер «Евромани», попивая «Лагавюлен», виски, которое он не сумел оценить, но которое, он знал, придает ему значимость во время командировок в Англию.

Надя и Петр спускались по трапу из самолета в Алалабаде. Весеннее солнце буквально их ослепило. Так же, впрочем, как огромных размеров портрет отца нации на здании нового с иголочки аэропорта. В этот час здесь было много самолетов туркменских авиалиний, аэробусов Люфтганзы, полдюжины «Туполевых» и несколько «боингов». Ежегодный салон «Oil and Gas», на который они приехали, был здесь, в этом удаленном от большого мира месте, заметным событием.

У самого трапа самолета московского банкира ждал «мерседес». В то время как подручные Ульянина занимались билетами и багажом, банкир вместе с Надей поехал посмотреть город. Удобно устроившись на заднем сиденье, он спросил Надю:

— Ты в первый раз здесь?

Молодая женщина кивнула. Ее всегда поражала способность Петра, что называется, менять регистры. Только что он был хамом — и вдруг заговорил как обаятельный мужчина:

— Вот увидишь, тебе здесь понравится. Восток — дело тонкое. Когда-то здесь жили турки-сельджуки, накануне революции в основном туркмены, а теперь здесь много русских, казахов, узбеков. Потом здесь занимались ирригацией, прорыли оросительный Каракумский канал, по берегам которого выращивают дыни. Однако на дынях далеко не уедешь, и сегодня бахчеводству предпочитают торговлю газом. Отец нации вообще собирается сделать свою республику вторым Кувейтом. Он без комплексов. Но ему надо найти серьезного покупателя, потому что афганцы не в счет. Узбеки тоже. Русские, да. Они же и все сделали, чтобы добывать газ, поэтому им надо его продавать в первую очередь. Туркмения также граничит с Ираном. — И Петр указал на покрытые снегом гребни гор. — Однако иранцам газ не нужен, у них есть свой. Газ нужен в Европе, в Турции или в Китае. Надо строить газопроводы. Поначалу американцы объявили, что они проложат газопроводы по дну Каспийского моря. Поговорили, поговорили — и замолчали. Почему-то ни одна из компаний не захотела заниматься финансированием этого проекта.