Как считают ряд историков (С. В. Мошкин, И. С. Иванов[32]), внешнеполитическая активность Москвы на турецком направлении в тот период была в известном смысле предсказуемой, так как победа над Германией привела к небывалому росту военного и политического влияния СССР во всем мире и дала И. В. Сталину уникальную возможность закрепить советское присутствие во всех сопредельных странах мира. Более того, профессор С. В. Мошкин считает, что де-факто это был реальный «шанс на реализацию давней мечты большевиков о мировой революции», что, на наш взгляд, безусловно, не так. Причем в отношении Турции эта тема приобрела особую актуальность, поскольку она оставалась единственной пограничной державой, не попавшей в сферу прямого влияния Москвы.
Следует сказать, что послевоенный «турецкий вопрос» давно вызывает жаркие дискуссии как в отечественной, так в и зарубежной историографии. Одни авторы (С. В. Мошкин, Дж. П. Гасанлы, М. Акгюн[33]) утверждают, что за ним де-факто скрывался вопрос о реальных территориальных претензиях Москвы к Анкаре. Но их оппоненты (Н. И. Егорова, И. С. Иванов[34]) убеждены, что эти претензии стали лишь средством давления на Анкару для решения главной проблемы — пересмотра режима Черноморских проливов и отмены Конвенции Монтрё, подписанной в июле 1936 года.
Хорошо известно, что «турецкий вопрос» стал одним из важнейших в повестке Дня Потсдамской конференции, проходившей в июле-августе 1945 года. Именно здесь советские лидеры впервые после 1921 года официально поставили вопрос об «исправлении» советско-турецкой государственной границы и во время работы конференции не раз возвращались к этому вопросу, в том числе в личной беседе В. М. Молотова и британского министра иностранных дел Антони Идена, во время «разъяснений» В. М. Молотова У. Черчиллю в ходе одного из официальных заседаний конференции и, наконец, во время выступления И. В. Сталина 23 июля на седьмом заседании лидеров «Большой тройки», когда он особо подчеркнул, что в переговорах с турками речь шла не об «исправлении», а «о восстановлении границы, которая существовала до Первой мировой войны». Конкретизируя свою позицию, он прямо заявил, что «я имею в виду район Карса, который находился до войны в составе Армении, и район Ардагана, который до войны находился в составе Грузии. Вопрос о восстановлении старой границы не возник бы, если турки не поставили бы вопрос о союзном договоре между СССР и Турцией. А союз — это значит, что мы обязуемся защищать границу Турции, как и Турция обязуется защищать нашу границу. Но мы считаем, что граница в районе Карса и Ардагана неправильна, и мы заявили Турции, что, если она хочет заключить с нами союз, нужно исправить эту границу, если же она не хочет исправлять границу, то отпадает вопрос о союзе». На данный пассаж советского лидера президент Г. Трумэн заявил, что данный «вопрос касается только Советского Союза и Турции и должен быть решен между ними»[35]. То есть чисто формально лидеры США и Великобритании уклонились от принятия какого-либо решения по данному вопросу. Однако на деле это означало, что союзники не поддержали требования Москвы и выступили против любых попыток И. В. Сталина добиться расширения советской территории за счет турецких провинций.
Между тем, как уверяют ряд современных авторов, в частности И. Г. Атаманенко, вышедший победителем из войны И. В. Сталин был настолько уверен, что получит от Турции некогда утраченные территории, что уже в июле 1945 года Политбюро ЦК утвердило слушателя Высшей школы парторганизаторов при ЦК ВКП(б) Антона Ервандовича Кочиняна в должности первого секретаря Карсского обкома Компартии Армении, а бывшего председателя Президиума ЦИК Грузинской ССР Михаила Григорьевича Цхакая — в должности первого секретаря Тао-Кларджетского райкома Компартии Грузии. Однако в реальности такого решения Политбюро ЦК в архивах найти не удалось, нет намека на принятие подобного решения в мемуарах того же А. И. Микояна и самого А. Е. Кочиняна, которые вряд ли обошли бы стороной этот очень важный для них вопрос. Наконец, нет упоминания о таком «сенсационном» решении и в работах наиболее авторитетных знатоков сталинской эпохи и данной темы, в частности Ю. Н. Жукова и Дж. П. Гасанлы[36]. Вероятно, эта информация стала широко «гулять» по различным интернет-ресурсам и в печатных публикациях благодаря мемуарам многолетнего сотрудника Международного отдела ЦК КПСС К. Н. Брутенца[37].
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Как известно, советскому руководству так и не удалось добиться от Анкары каких-либо территориальных уступок на Южном Кавказе. Напротив, как считают многие историки (В. О. Печатнов, С. В. Мошкин, Дж. П. Гасанлы, М. Акгюн, В. М. Зубок, С. Т. Плешаков[38]), бескомпромиссная позиция и крайне жесткие дипломатические демарши советской стороны привели к прямо противоположному результату: США и их союзники в Европе оказали Анкаре политическое покровительство и выступили в роли заступников от территориальных претензий Москвы. По сути, турецкий вопрос превратился в фактор «пробуждения» Запада и смены приоритетов в его «восточной стратегии». Жесткое давление СССР на Турцию было воспринято вчерашними союзниками не только как стремление включить ее в сферу советского влияния, но и как попытка Кремля расширить с помощью «турецкого плацдарма» свое военное и политическое присутствие в Средиземноморье, в регионе Ближнего и Среднего Востока. В устах политической элиты Запада все чаще стали звучать озабоченность по поводу усилившихся великодержавных тенденций Москвы и даже призывы к политике сдерживания экспансионистских устремлений Советского Союза. Это видно из многих тогдашних документов июня 1945 — марта 1946 года, в частности «длинной телеграммы» Дж. Кеннана, Фултонской речи У. Черчилля, ряда заявлений тогдашнего американского посла в Турции Е. Вильсона и секретного доклада Оперативного управления штаба сухопутных войск США под названием «Позиция США по отношению к экспансионистским устремлениям Советов», где прямого указывалось, что наибольшей угрозе подвержена Турция, что выход СССР к Карсу и Черноморским проливам в перспективе выльется в контроль Советов над Эгейским морем и восточным Средиземноморьем — так называемой «двойной блокадой Малой Азии». Поэтому совершенно не случайно, что еще 2 августа 1945 года в официальном сообщении об итогах Потсдамской конференции за подписью И. В. Сталина, Г. Трумэна и К. Эттли не было ни слова о Турции, о Черноморских проливах и вообще о советско-турецких отношениях. Таким образом, несмотря на видимую готовность советского руководства решить турецкий вопрос в Потсдаме, навязать свою концепцию вчерашним союзникам ему так и не удалось. А принятое решение о пересмотре Конвенции Монтрё хоть и попало в итоговые документы Конференции, было очень расплывчато и сугубо декларативно. Поэтому, когда в начале августа 1946 года Москва обратилась к Анкаре с нотой, в которой выдвинула пять требований по Черноморским проливам, она при полной поддержке западных союзников отвергла ее.
Более того, как установили ряд историков (Дж. П. Гасанлы[39]), в июле-октябре 1946 года выходит целый ряд секретных документов, в частности доклад директора Центральной разведки генерала Хойта Ванденберга «Внешняя и военная политика СССР», секретный меморандум начальника Управления по ближневосточным и африканским делам Госдепа США Лойя Хендерсона и телеграмма зам. госсекретаря Дина Ачесона, в которых они прямо заявляли: 1) что для СССР регион Среднего Востока «является крайне притягательным с точки зрения расширения границ и представляет для него даже больший интерес, чем Восточная Европа, так как здесь находится жизненно важная для него бакинская нефть — возможный объект воздушного нападения в потенциальной войне»; 2) что «если Советский Союз добьется контроля над Турцией, то будет трудно помешать Советам взять под контроль Грецию и весь Ближний и Средний Восток», поэтому «для Америки жизненно важно предотвращение любых советских планов силой или угрозой применить силу добиться своего в отношении Дарданелл и Турции», и 3) что политические последствия установления военного контроля СССР над Турцией приведут к крайне болезненным последствиям для США в Средиземном море, регионах Ближнего и Среднего Востока, поэтому необходимо «оказать Турции дипломатическую, моральную, экономическую и военную помощь».