Читать интересную книгу Эсхатология - Александр Ясинский

– Довольно! – закричал он. – Прекратите вы все! Возможно, не всем присутствующим известно, что ранним сиротством я обязан «нерожденному». Несчастливая случайность, что поделать, один шанс из тысячи, пренебрежительно отмахнетесь вы. А для меня именно месть круто изменила жизнь, стала самоцелью, я видел окружающий меня мир черно-белым и плохо различал оттенки. Едва окрепнув, будучи еще, в сущности, мальчишкой, каждое новолуние я бродил по рощам и разыскивал коконы «нерожденных», эти вскакивающие гнойники на божественном челе. А с каким непередаваемым наслаждением увесистый булыжник пробивал их вязкую скорлупу, превращал в кашу гнусные зародыши! Я съедал их органы сырыми, впитывая силу и туша клокочущую ненависть, – Сандр перевел дух, слова, изрекаемые холодным, дрожащим от едва сдерживаемой ненависти голосом тяжело падали, как звенящие металлом бруски, погребая возражения, подчиняя. – Однажды наставник отвел меня в лес, чтобы показать такой кокон, появившийся в неурочное время. Сидя на пеньке, он говорил, что ненависть моя бессмысленна, что отсюда может одинаково появиться как преданный друг, который в будущем, возможно, не раз спасет мою жизнь, так и заклятый враг, который непременно ее отнимет, и что человек сам скульптор реальности. Затем он ушел, оставив размышлять над сутью бытия. Что ж, может, я воспринял его слова чуточку буквально, только в усадьбу я вернулся с окровавленным кинжалом. Так вот, подумайте, если я не пощадил потенциального спасителя, то что я сделаю с вами, ленивыми скотами, если вам вздумается стяжать предначертанную мне с рождения славу!

Сандр кипел от гнева, казалось, вот-вот он наброситься на любого дерзнувшего возразить. Суровые вояки хмуро смотрели исподлобья.

– Вы должны меня слушаться, я же теперь ваш господин, заклинаю… – голос Сандра внезапно охрип и начал предательски дрожать. Но тут, когда настроение собрания весело буквально на волоске, Дмитр, не дав секундной слабости испортить положение, пламенно воскликнул:

– Да, возлюбленные чада безумия и разврата, мы идем войной на Вету, покровителя и укрывателя уродов, нас ждет всех прекрасное развлечение и добыча!

– Хвала князю! Кровь и честь! – поддержал воевода.

– Слава! Слава!

– Мы сожжем казармы и усадьбу, подпалим, уходя, так, чтобы освещало гать до самого Мора, – промолвил Сандр в след удаляющимся спинам, когда шатер опустел. – Мы вернемся домой с почетом и славой, богатые как императоры, либо возвращаться нам будет некуда.

– Ты напомнил мне покойного господина, – подал голос воевода. – Не было такой гнусности, такой мерзости которую он бы не сотворил, тщась привлечь внимание божества даже ценой собственной жизни и жизней многих. Пресытившись, князь пустился в другую крайность – стал аскетом и щедрым благодетелем, но только все напрасно, равнодушный, если, конечно, он действительно существует, так и остался равнодушным. В конце концов, он просто махнул на все. Но в одном ты действительно прав – этот сброд, что гордо именуется войском, крайне нуждается в хорошей встряске, цели. Но не стоит доверять жрецу сладкоречивому.

Сандр едва удержался, чтоб не отвесить зазнавшемуся воеводе пощечину.

– Не смей недооценивать меня, солдафон! Мне суждено стать величайшим правителем, я верю, и я им стану, чего бы этого мне не стоило!

Почувствовав намеренье юноши, воевода дернулся, затем побледнел.

– Возможно, я говорил чересчур прямолинейно, и прошу меня простить. Возможно, нам предстоит узнать друг друга лучше. Но сейчас, вспоминая историю Падшего Бога, имею честь сказать только одно: разрешите удалиться готовиться к походу.

– Разрешаю. К первому.

Падший Бог. Еще несколько лет назад он обитал в отдаленной местности на границе порченых земель.

– Что это за патологическая тяга ко всему ветхому, разрушенному, заброшенному? Копаться в прахе, реанимируя своим присутствием отзвучавшие голоса, находя замурованных в покосившихся стенах мертвецов и воспоминания? – брюзжал Констант, когда Сандр спешивался, чтобы с интересом осмотреть остатки жилищ изобилующих в том без сомнения некогда богатом краю. – Определенно, быть беде!

– Молчи, старый, – смеялся юноша, вновь забираясь в седло.

И вновь – дорога, заиндевевшие камни, пушистый ковер морошки, да пронзительная синева неба. Малочисленные невежественные обитатели разбросанных тут и там среди равнины селений влачили нищенское полуживотное существование, и не могли оказать достойный прием, даже если бы очень захотели, боязливо прячась в вонючих землянках. Лишь грязные, голые дети с воплями носились, никого не опасаясь, невинные и убогие, подбегая к спутникам, они дергали за стремена и хвосты скакунов, распевая:

Стук в ночи!

Кто стучит?

Крик в ночи!

Кто кричит?

Это я стучу, это я иду,

Твоей крови хочу, тебя съесть хочу!

Затем они, дразнясь и хохоча, скрывались в кустах, чтобы вновь появиться чуть позже. Без толку поохотившись в бесплодном лесу – то скорее было испытание на выносливость, – они вернулись на место стоянки. Слуги, тягловые животные, поклажа да утварь – все исчезло!

– Образумься! – кричал семенивший следом Констант, но Сандр упорно следовал по гигантским следам, избороздившим черную почву. – Я ведь предупреждал. Нужно вернуться за подмогой, если тебе так дороги эти безделицы, да только все одно уже поздно!

Но Сандру нужны были не верные слуги, ни выносливые буйволояки, ни дорогие удобные вещи – всего этого предостаточно имелось в усадьбе приемного родителя, нет – осторожный прагматичный наставник не понимал взыгравшей гордости да застарелой ненависти. А посему, он в отчаянье повернул назад, заранее оплакивая гибель безрассудного юнца.

Он был как трое рослых мужчин поставленных друг другу на плечи, плотного телосложения, длиннорук, обрюзгший и заросший. Из берлоги смердело, повсюду разбросанные объедки, гниющее награбленное добро, кучи помета. Тут же рядком лежали выпотрошенные тела слуг и животных. Зажав в пудовом кулаке еще кровоточащее тело, Падший Бог воткнул несчастному в зад вертел и вдавливал, пока острие не вылезло из ключицы.

– Проваливай прочь, щенок! – проворчал он, едва покосившись на пришельца. – У меня достаточно пищи и забавных игрушек на много дней вперед, ты мне не нужен!

– Подумать только, во что превратился наш Адонис, бог красоты, покровитель кротости! Заповедовавший когда-то, что, собирая плоды – оставь немного на древе том, и, пожиная злак, не жни весь, часть разбросай и оставь на поле, чтобы была пища птицам небесным да зверям лесным, ибо как ты заботишься о малых сих, так и я воздам почитателям моим.

– А, это.… С тех давних пор понятия о красоте сильно переменились. Этот сгнивший труп у тебя под ногами не родит более ни плодов, ни птиц, ни зверья, лишь нарывы нерожденных покрывают его лик, да и все мы – паразиты, кишащие на его шелудивой коже.

– Ха! Поведай что-нибудь новое! Лучше тебе пасть ниц, вор и немедленно просить прощение, а то я велю разрезать тебя и накормить мясом всех нуждающихся в жилище отца моего. Как тебе понравиться быть Съеденным Богом?

Великан расхохотался, обдав гнилостным дыханием:

– Ты не посмеешь, я же все-таки бог!

– Отчего же? Не так уж и трудно сотворить нового кумира! – запальчиво выкрикнул Сандр.

Зарычав, оскорбленный исполин запустил вертел с нанизанным в Сандра, однако юноша умудрился увернуться. В свою очередь он выхватил из-за голенища сапога нож, просвистев в воздухе, три вершка голубой стали утонули в жирном брюхе. Но великан даже не заметил ранения, растопырив волосатые пятерни, он грозно ринулся в атаку.

Должно быть, где-то в ночи властелины судеб сгрудились у игрового стола, бывшего планетой.

– Все, теперь никто не поставит на него и ломаного гроша.

– Я ставлю! – и монета взлетела сверхновой.

А Сандр, ожидавший хладнокровно нападения, в последний момент приседает, и когда исполинская туша проноситься над его головой обеими руками на всю длину всаживает саблю в промежность противнику. Взревев так, что заложило уши, а с потолка посыпались комья, великан падает, сотрясая своды пещеры, и эфес оружия ломается.

Падший скуля и рыдая катается по полу, силясь выковырнуть глубоко засевшее лезвие, раздирает рану острыми когтями. Сандр увертывается и прыгает в диком танце, выкрикивая насмешки и оскорбления, покудова великан не обессиливает, и тогда юноша осторожно приближается к тяжело дышащей куче, держа наготове подобранную в углу увесистую дубинку. Раз за разом, снова и снова он бьет поверженного противника по голове до тех пор, пока череп не лопается, забрызгав лицо и одежду кровавыми ошметками.

По возвращению из мрачной обители, казалось, проклятие убиенного божества все же настигает отважного юношу, и Сандр долго болеет прикованный к постели. Ему все хуже и хуже, и бессильные изгнать духов ворожеи вместе со своими магическими бубнами, по приказу безутешного князя, зашиты в мешки и утоплены в озере, и разочаровавшие лекари со своими склянками заживо зарыты в землю; вот уже приготовлены роскошные удобные погребальные носилки, когда Сандр вдруг встает совершенно выздоровевший и только глубоко на дне его глаз таиться насмешка.