Похоже, он рад. Ему приятно слышать эту версию. Он уставился в лобовое стекло.
— Ой, я забыл тебе кое-что сказать.
Я смотрю на него с беспокойством.
— Что еще?
— Я переехал. Живу по-прежнему в Фарнезине, но теперь у меня квартира с аттиком.
— Наконец-то позитивная новость.
— Хорошая?
— Просто супер. Тебе надо ее увидеть. Сегодня ночуешь у меня, идет? Номер телефона тот же. У меня друг в «Телекоме», он помог перевести номер на новый адрес.
Он улыбается, наслаждаясь этим своим мелким могуществом. Черт, как же я об этом не подумал! Слава Богу, что у него тот же телефон, он же у меня на визитке. Той, что я дал стюардессе. Еве, кнельке.
Улыбаюсь про себя.
Корсо Франча, Винья Стеллути, дальше — площадь Дельфийских Игр. Еду мимо улицы Колаянни, дальше — площадь Джачини. У светофора неожиданно тормозит мопед. Девушка. О Боже. Это она. Длинные светло-пепельные волосы выбиваются из-под шлема. Она теперь еще носит и кепку с козырьком. На ней — голубая курточка, точь-в-точь под цвет ее глаз, голубой i-pod. Да, похоже, она… Притормаживаю. Она раскачивает головой в такт музыке и улыбается. Останавливаюсь. Она трогается. Пропускаю ее. Она весело объезжает нашу машину. Благодарит меня кивком… сердце мое бешено стучит. Нет, не она. Но меня охватывают воспоминания. Как если бы ты стоял в море ранним холодным утром и кто-то тебя окликнул. Ты оглядываешься, здороваешься. Но когда оборачиваешься обратно и хочешь идти дальше, на тебя вдруг набегает волна. И вот я снова, против своей воли, оказываюсь в том месте, где я стоял два года назад, как потерпевший кораблекрушение. Ее предки уехали за город. Она мне позвонила и пригласила к себе. Поднимаюсь по лестнице. Дверь не заперта. Она оставила ее приоткрытой. Медленно вхожу.
— Баби, ты здесь? Баби…
Тишина. Закрываю дверь. Иду на цыпочках по коридору. Дохожу до спален. Из родительской едва слышна музыка. Странно, ведь она сказала, что предки уехали в Чирчео. Дверь полуоткрыта, за ней — слабый свет.
Подхожу ближе. Открываю дверь. И прямо у окна вижу ее, Баби. На ней — одежда матери: длинная кашемировая юбка с рисунком, прозрачная шелковая блузка песочного цвета расстегнута. Под ней виден бюстгальтер кремового цвета. Волосы заплетены во множество косичек. Баби кажется немного старше. Ей хочется выглядеть старше.
Она мне улыбается. В руке у нее — бокал, наполненный шампанским. Второй она наливает мне. Бутылку ставит в ведерко, наполненное льдом, стоящее на тумбочке. Вокруг горят свечи, и нас постепенно окутывает запах дикой розы. Она ставит ногу на кресло. Юбка распахивается, теперь виден ее высокий ботинок и нога, обтянутая тонким, медового цвета чулком в сеточку, на резинке. Баби выжидающе смотрит на меня, держа в руках два бокала, взгляд ее неожиданно меняется. Как будто она в один миг стала взрослой.
— Возьми меня, как будто бы я — это та… Та, которая тебя не хочет, та, которая каждый день изводит меня, стараясь нас разлучить.
Она протягивает мне бокал. Я выпиваю шампанское одним махом. Холодное, вкусное, великолепное. И целую ее со всей силой своего желания. Наши языки пахнут шампанским, они еле двигаются, усыпленные, опьяневшие… И вдруг они оживляются. Я провожу рукой по ее волосам и тут же запутываюсь в заплетенных косичках. И так держу ее голову в руках, она моя, вся моя… ее поцелуи становятся настойчивее. Она полностью овладела моими губами, такое ощущение, что она хочет проникнуть внутрь меня, проглотить меня, добраться до самого сердца. Но что ты делаешь? Остановись, оно уже и так твое.
Баби отрывается от меня и смотрит мне в глаза. Она и вправду похожа на свою мать. И мне страшно от ее напористости, я впервые вижу ее в таком состоянии. Она берет мою руку, приподнимает сбоку юбку и проводит ею… ведет ее выше и выше… по ноге. Откидывает голову назад. Глаза закрыты. На губах играет улыбка. Я ясно слышу ее громкий вздох. Она ведет мою руку все выше и выше. Медленно, медленно подводит ее к трусикам.
Вот они. Она медленно сдвигает их, и я пальцами попадаю прямо в нее. Баби вздыхает еще громче. Она расстегивает мне брюки и полная нетерпения, быстро их стягивает, я никогда ее прежде такой не видел. И нежно находит его. И замирает. Смотрит мне прямо в глаза. И улыбается. Лижет мне губы. Кусает меня. Она голодна. Она хочет меня. Она опирается о стенку, толкает меня, упираясь лбом в мой лоб, улыбается, испускает вздохи, начинает ласкать меня рукой по всему телу, и ее голодные глаза теряются в моих… Потом снимает трусики, дарит мне последний легкий поцелуй и нежно гладит меня под подбородком. Задрав юбку, встает на кровати на четвереньки. Переворачивается на спину и поднимает ко мне лицо.
— Стэп, прошу тебя, возьми меня силой, как если бы я была моей матерью, сделай мне больно… Прошу тебя, клянусь, я так хочу.
Это невероятно. Но я так и делаю. Я повинуюсь, и она начинает кричать, как никогда прежде, а я почти теряю сознание от удовольствия, от желания, от абсурдности всей этой ситуации, от любви, о которой я и мечтать не мог. Я все еще закипаю от удовольствия, вспоминая это, я закипаю…
— Эй, Стэп!
— Да?
Внезапно я очнулся. Рядом Паоло.
— Что с тобой? Ты встал посреди дороги.
— А?
— Вот теперь ты меня действительно удивляешь. Мы такие вежливые стали? Ни разу не видел, чтобы ты так делал: уступил дорогу девчонке, которая, к тому же, не права. Невероятно. Или Америка так на тебя подействовала, или ты и вправду поменялся. Или…
— Или?
— Или эта девчонка кого-то тебе напомнила. — Паоло поворачивается ко мне и смотрит в упор.
— Эй, не забывай, что мы братья.
— Вот именно. Именно это меня и беспокоит… Это я сострил, если ты не понял.
Паоло смеется. Я трогаю машину с места, стараясь совладать с собой. Мне это удается. Делаю глубокий вдох. Еще глубже. Как же больно осознавать, что эта волна будет накатывать на меня до конца жизни.
4
«BMW Z4» — классная машина. Не знаю, что бы я отдал за такую. Клаудио Джервази едет мимо Порта Пинчиана и останавливается перед витриной салона «BMW». Смотрит на нее как ребенок: восторженно, жадно, упрекая судьбу, которая лишила его надежды иметь такую вещь. Если бы Раффаэлла только знала, о чем он мечтает, проблемы ему были бы обеспечены. Если бы она узнала и все остальное — конец, ему крышка. Лучше об этом не думать. Она никогда не узнает. На этой мысли он останавливается, так как уже запарковался напротив входа в салон. Значит, можно бы и войти. Нет ничего плохого в том, что у тебя есть желания. Или это тоже считается грехом перед обществом? Клаудио — мастер аналогии. Так я хоть немного себя займу… Я только спрошу, сколько бы мне дали за мою машину в случае обмена. Может, мой старенький «Мерседес» прилично потянет. Конечно, пробег у него ого-го. Но зато он в отличном состоянии, я слежу за ним… Он обходит вокруг машины. Только одна царапинка, — это из-за Баби и Даниелы, вернее, из-за их манеры ставить «Веспу». Ну, посмотрим, что они мне скажут…