Анница, очень скоро подружилась с Варежкой, они нашли много общего и теперь сами совместно обучали своих детей основам других, не менее важных жизненных наук: верховой езде, фехтованию на мечах, саблях и все больше входящих в моду тонких франкских шпагах, а также, разумеется, стрельбе из лука.
Во время этих занятий, которые обычно проходили в небольшом леске неподалеку, Варежка часто жаловалась Аннице:
— Господи, кто бы знал, как мне надоел город! Как мне хочется в настоящий большой лес, в его тишину, покой… Я обожала в детстве смотреть, как лучи солнца падают веером сквозь ветви на зеленую траву, а в этих лучах снуют мошки и бабочки… Боже, я хочу жить в лесу!!!
— Дааа! — Подхватывала Анница — Я тебя так хорошо понимаю, я ведь тоже провела в лесу всю свою жизнь …
Однако, пока обеим молодым женщинам суждено было жить в шумной столице, и казалось — ничто не в силах изменить этот уклад.
Лето 1496
… Две молодые женщины, живущие в городе, тосковали по лесу, а один немолодой человек, живущий в лесу, решил про себя что, пожалуй, он сыт этим лесом по горло, и пора, наконец, готовиться к тому, чтобы навсегда с ним распрощаться…
Антипу Русинову было уже пятьдесят семь лет и, несмотря на многолетний опыт, привычку и максимальные удобства, которые создавал себе в каждом новом лагере разбойничий атаман, ему с каждым годом становилось все труднее и труднее переносить промозглую осеннюю сырость, от которой всегда болела, давно отрубленная московским палачом правая рука, зимнюю стужу, весеннюю капель и летнюю невыносимую жару в сочетании с огромным количеством комаров, клещей и мошек…
— Торжественно объявляю вам всем, — сказал он на ежедневном сборе у костра мужской части отряда, где обсуждались результаты прожитого дня, — что это последний год нашей трудовой деятельности. — Через год, мы, переведя предварительно всю нашу добычу в золото и камни, честно и прилюдно поделим ее, согласно предварительным долевым договоренностям и навсегда покончим с нашим темным ремеслом. Все согласны?
— Да–а–а! — нестройным хором вялых и неуверенных голосов ответили собравшиеся бородатые мужики.
Высокий и стройный, щеголевато одетый Макс фон Карлофф, кисло поморщившись, покачал головой из стороны в сторону, как бы говоря: «Не знаю, не знаю, как по мне, так и дальше можно было бы так жить…», а потом заговорил тоном убеждения:
— Антип, мне кажется, не имеет смысла заканчивать наше дело в разгар сезона — летом у нас всегда самая хорошая добыча, может поближе к холодам…
В отличие от Антипа, который хотел, поменяв имя, поскорее отправиться к дочери и внукам, одинокий Макс, для которого разбойничий отряд давно стал родной семьей, плохо представлял себе жизнь без него. Однако Антип видел, что Макс выражает мнение большинства:
— Что ж, давайте подумаем, — сказал он, — мне кажется, это должен быть день, когда на дорогах много людей, среди которых легко раствориться и остаться незамеченным… Илейка, — обратился он к старому карлику в рясе — какой у нас крупный церковный праздник осенью к началу холодов?
Илейка прикинул в уме, шевеля губами:
— В будущем году ПОКРОВ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ придется на первое сентября…. — начал говорить он.
— Вот и славно! — воскликнул высокий длинноусый Богдан Вишня — с нового года[3] и начнем новую жизнь.
Остальные одобрительно загудели.
— Ну что же — это хорошая символическая дата, — согласился Антип. — Итак, решено: в последнюю неделю августа рушим лагерь — все наши вышки, смотровые гнезда, землянки, а на праздник — семейные на телегах, остальные пешком — расходимся в разные стороны и начинаем с нового года новую жизнь! А теперь всем отдыхать — завтра у нас тяжелый день…
В эту ночь Антип долго не мог уснуть.
…Еще год…. Еще всего лишь год…. И все это кончится… Я буду рядом с моей доченькой… Моей Варежкой…. С моими внуками… Господи — у меня уже внуки…. Как быстро проносится жизнь…. А кажется совсем недавно рубил мне палач руку на Красной площади, совсем недавно бежал я с малюткой-Варежкой, прижимая ее к груди левой рукой и оставляя за собой след из красных капель, от обмотанного наскоро и кровоточащего обрубка правой…. Как же незаметно пролетели эти годы…. И нынешний пролетит быстро… И тогда… Наконец…
Наконец он уснул, и ему приснилась смеющаяся Варежка–дочь и Варежка–внучка, которую он крепко прижимал к своей груди сильной и могучей правой рукой, точно такой же, какой она была когда–то давно, еще до того как сверкнула на солнце занесенная во взмахе секира великокняжеского палача…
Никому кроме Господа, не ведомо, где, как и когда завяжется в узелок нить человеческой судьбы, где она истончится, а где и разорвется вовсе…
…. — Ну, рассказывайте, что сегодня сделали и что добыли? — обратился на следующий день вечером Антип к Максу и Нечаю Олехно, поскольку первый отвечал за разработку, а второй за исполнение намеченных операций.
— Две кареты остановили, — доложил Нечай. — В одной какая–то купеческая дочь с мамашей ехали в Менск за покупками, — ну мы им как всегда половину оставили, пусть купят хоть что–нибудь, раз уж собрались…. А во второй Макс распорядился все забрать — и там прилично золотишка оказалось, так что в целом где–то около сотни флоринов добыли…
Антип нахмурился.
— В чем дело, Макс? Мы же решили не возбуждать особо против себя наших окрестных местных кормильцев и отнимать у них лишь половину ценностей! Нам еще год жить здесь! Ты подумал об этом? И вообще — почему ты нарушаешь мои приказы?
— Антип! — Взмолился Макс. — Позволь, я все объясню, и ты сам решишь, прав я был или нет. Уверен, что на моем месте ты поступил бы точно так же! Во–первых, эта карета не местная, и вряд ли ее владелец станет на нас жаловать
ся, во–вторых, то золото, что в ней везли, добыто путем, похожим на наш, только куда более низким, и, в-третьих, когда ты узнаешь, кому принадлежит карета, ты спросишь меня, почему я вообще отпустил живыми ее сопровождающих — а их, между прочим, было четыре человека, и они попытались оказать вооруженное сопротивление! Более того, они даже ранили Богдана Вишню, и нам пришлось….
— Чья карета? — невозмутимо перебил его Антип.
— Нашего старого знакомого, князя Семена Бельского, который чуть не уморил до смерти твоих друзей, из–за чего, помнится, нам пришлось всю ночь не спать и срочно разрабатывать операцию по их спасению в замке Горваль…
— Как? У князя Семена Бельского завелись деньги?
— В том то и дело! Деньги вез его приближенный Осташ Курило, и четверо вооруженных людей на конях охраняли карету. Нам пришлось с ними немного повоевать, правда, совсем немного, потому что наши ребята посыпались на них с деревьев, как спелые яблоки, когда потрясешь яблоню, но все же нашему Богдану не повезло — он напоролся на что–то острое…