шиллингах, которые он заплатил за удовольствие иметь ящик для перчаток, красная цена которого составляет едва ли одну пятую суммы, отданной за него.
Дом ночных увеселений Кейт Гамильтон
Многое из того, что можно, строго говоря, назвать женственным, забыто. Скромность исчезла совершенно, и стыд перестает существовать. Все они в большей или меньшей степени пьют.
«Когда мне грустно, я пью, — сказала нам однажды одна женщина. — Мне очень часто бывает грустно, хотя я кажусь, на ваш взгляд, беспечной. Ну, мы не переживаем из-за того, что могли бы быть леди, потому что у нас никогда не было такого шанса. Но мы лишены все же этого положения, и, когда мы думаем о своем падении и о том, что никогда уже не сможем вернуться туда, откуда спустились, а иногда и пожертвовали всем ради мужчины, разлюбившего и покинувшего нас, мы выходим из себя. Сила этого чувства ослабевает немного, но нет ничего лучше джина, чтобы заглушить чувства. Каковы мои привычки? Ну, если я не получила писем от своих друзей или мне никто не наносит визит, я встаю около четырех часов, одеваюсь в домашнее платье и обедаю. Потом я час-другой могу погулять по улицам и подцепить любого, с кем сведет судьба, — то есть если мне нужны деньги. Потом я иду в Холборн немного потанцевать, и, если я кому-то понравлюсь, я веду его к себе домой. Если нет, я иду на Хеймаркет и брожу от одного кафе к другому, от «У Салли» до Карлтона, от «У Барна» до «У Сэма», и, если я никого не нахожу, я иду, если есть настроение, в курительную комнату. Больше всего мне нравится «Гранд Туркиш», но, как правило, ни в одной из таких курительных комнат нельзя найти хороших мужчин. С нами иногда случаются странные вещи: мы можем умереть от чахотки. Но недавно одна моя приятельница в кафе «У Сэма» познакомилась с джентльменом, а вчера утром они поженились в церкви Святого Георгия на Гановер-сквер. У этого господина, я полагаю, куча денег, и он немедленно уехал с ней в Европу. Верно, это необычный случай, но мы часто выходим-таки замуж, и довольно неплохо. А почему бы и нет? Мы милы, мы хорошо одеваемся, мы умеем поговорить и постепенно проникать в сердца мужчин, взывая к их страстям и чувствам».
Это была рассудительная и умная девушка, возможно, более рассудительная и умная, чем обычно бывают девушки ее профессии. Но ее признания достаточно для того, чтобы немедленно рассеять глупое представление у мужчин и женщин, которое давным-давно уже должно было быть опровергнуто, но которое и по сей день не исчезло полностью. Оно состоит в том, что век проститутки короток и проходит быстро, и у нее нет никакого движения вперед, морального или физического; и как только ее бросают, она всегда должна превращаться в распутницу.
Другая женщина рассказала нам, что она была проституткой в течение двух лет; ею она стала от нужды. В целом ей нравился ее образ жизни, она не думала о грешности своего занятия. Бедной девушке нужно как-то жить. Она ни за что не стала бы прислугой, ее занятие гораздо лучше. Когда-то она была горничной одной дамы, но потеряла место из-за того, что не вернулась домой и провела ночь с мужчиной, который соблазнил ее. Впоследствии он покинул ее, и тогда она стала падшей женщиной. Больше всего она любила хорошо одеваться. В среднем раз в неделю она получала новую шляпку, а платья — не так часто. Она любила бывать в казино и обожала Креморнские сады. Она терпеть не могла прогуливаться взад и вперед по Хеймаркету и редко делала это, если только ей не были очень нужны деньги. Холборн ей нравился больше, чем Арджил, там она всегда танцевала.
Пансионерки
Пансионерками называют тех, кто отдает часть заработка хозяйке борделя в обмен на предоставление полного пансиона. Как у нас уже был случай заметить, количество борделей в Лондоне или в отдельных приходах подсчитать невозможно не только потому, что они часто переезжают из одного района в другой, но и потому, что наше общество ненавидит все, похожее на шпионаж, и власти полагают, что не стоит заниматься подобными подсчетами. Из этого можно легко понять, как сложна задача статистика. Возможно, будет достаточным сказать, что этих женщин гораздо больше, чем можно представить себе на первый взгляд, хотя тех, кто отдает весь свой заработок в оплату за свое питание, проживание и одежду, еще больше. В Ламбете есть огромное количество таких домов самого низкого пошиба, и лишь не так давно владельцы восьми или десяти самых худших из них были вызваны в полицейский суд, и приходские полицейские, которые заявили на них, выступили на его заседаниях в качестве обвинителей. Остается лишь очень пожалеть, что при разборе таких дел судопроизводство не ведется быстрее, и оно не менее дорогостоящее. Давайте возьмем для примера одно из дел, на которое мы ссылались. Одного мужчину открыто обвиняют в содержании притона, полного жалких женщин, лишенных малейшей крупицы скромности и утративших всякий стыд, которые в действительности занимаются тем, что грабят, мошенничают и обворовывают неудачливых мужчин, которые настолько глупы, что позволяют им поймать себя в свои сети, — из человеколюбия будем надеяться, что это с ними случается в состоянии опьянения или по слабости. Очень хорошо; вместо простого недорогого судопроизводства патриоты, посвятившие себя разоблачению такого бесстыдного жульничества, оказываются втянутыми в нудное уголовное преследование и в случае неудачи оставляют за собой свободу действий. Загадочные исчезновения, трагедии на мосту Ватерлоо и решения присяжных о том, что человек был найден утонувшим, достаточно распространены в этом огромном городе. Кто знает, сколько таких необъяснимых дел могло быть задумано, спланировано и доведено до конца в каком-нибудь гнусном притоне в одном из самых худших кварталов наших чрезвычайно развращенных столичных приходов! Но сейчас мы будем рассматривать более высокую категорию таких домов. В ходе своих изысканий мы познакомились с девушкой, которая проживала в доме на улице, отходившей от Лэнгхэм-плейс. Внешне этот дом выглядел достаточно респектабельно. На нем не было никаких признаков, указывающих на занятие или образ жизни его жильцов, разве что из-за опущенных штор в спальнях могло возникнуть предположение, что в доме проживает инвалид.
Когда вас вводили в дом, можно было увидеть, что комнаты обставлены хорошей, хоть и дешевой мебелью. Там были обитые саржей «кобург» стулья и диваны, стеклянные канделябры и красивые зеленые