Читать интересную книгу Коса с небес - Нина Горланова

- Справимся, - вяло ободрил его Феликс Прогар.

- Лука ты наш, Лука!

Феликс с жаром вспомнил:

- Привезли, помнишь, Ефимовских? Кричали: последняя стадия (он проглотил слово). А старик пошел в туалет, кровь хлынула горлом, оказалось просто язва.

Скачкову тоже вдруг захотелось, чтоб все было уже позади и он бы выпил немного спирту и пошел по палатам - править позвоночники желающим. Но капельница вот она, больная интубирована, Афанасьич дал отмашку: "Начинайте".

А Юле все-таки показалось странным, что наркоз на нее не действует. Она догадалась, что бригада хирургов ждет какого-то командира. И вот он пришел человек в черной маске. И то снимет ее, то наденет. Ходит тут, раскомандовался, всем под руку говорит... Снимет маску - хирурги двигаются бодрее, глаза - заводные! Наденет командир свою черную маску - все тайком вздыхают, глаза утомленные...

Феликс почувствовал, что пот змеится по переносице. "Повернись", сказал он операционной сестре и вытер лоб - об ее халат сзади.

- Пульс нитевидный. Она уходит!

Юля удивилась, зачем этот неприятный надел маску на все тело. Черную.

- Эта дренажная трубка здесь нужна, как слону сифилис, - заскрежетал Скачков.

- Метастаз на метастазе сидит, - голос Феликса оборвался.

И тут, как будто всего этого было еще мало, раздался частый стук в окно. Феликс подошел еще в маске: с той стороны две синички долбили клювами стекло. И это соединилось у него с упоением, с которым они бились за эту дистрофичную красавицу.

- ...! - сказал он, удивляясь, что восторг не прошел, а перешел в нечто вроде: "Теперь уже не будет мучиться - летальный исход наступил". Мелькнуло и замерцало: хорошо? Да, хорошо, а вдруг бы не было такого фокуса природы, как смерть? И захватывающий восторг до вечера продолжался, мысль о всеобщем космическом избавлении жужжала, не ослабевая. Что-то патологическое? Зима очень холодная, авитаминоз, может, нервы. И в этом году он перестал ходить в шахматный клуб, вот что. Раньше его не очень раздражало, что там (втихую от властей) играют на деньги. А нынче почему-то не смог этого выносить. Пальцы загнул - посчитал. До отпуска оставалось четыре месяца. И тут снова две синички постучали к нему в окно кабинета.

- И вы замерзли? Да, холода стоят... как никогда!

Засиял свет, но не тот, что трогает наш студенистый глаз. Яркость такая милосердная, какую Юля никогда не видела еще. Все было просто и унесено отсюда. Вечные глаза ловили этот нетленный свет, это бесконечное струение Сути. С каждым мигом все помогало. Она выхватила взглядом-шаром все вокруг.

Выделились две фигуры. Две и в то же время одна.

- Мы все знаем. Арсика ждет детский дом.

Тут Юля заметила, что отец выделился ярче:

- Я буду Богородицу просить за внука!

- Проси, чтобы Юлю вернули назад! - озабоченно добавила Любовь.

Вспышки, отрывки каких-то музык, затем помрачения с долбящими ритмами это были сигналы ухода всяких сил. Юля понимала, что она ощущает только в этом вечную борьбу. "На земле мы себя ощущаем отдельно от всех, а здесь границы устанавливаются взаимной любовью!" Ей было навечно ясно, что родителям уже хорошо.

- Мы не хотим, чтобы он оказался в детском доме...

Как только это отзвучало, в небесной обстановке произошла наводка на резкость, и в нижнем углу появилось тухлое здание, битком набитое одинокими детскими существами. Лицо матери Юли было наполнено сияющими слезами, а отец говорил голосом надежды, зовущим со всех сторон:

- Госпоже наша, Богородице, да святится имя Твое, помоги!

Юля увидела вмиг, что слова тут - уже и дела. Только отец упомянул о просьбе, Дева уже встала вдали перед самым большим сгущением Света и, видимо, собралась попросить за горестную Юлю, которая вот-вот оставит сына сиротой. Но это желание Ее уже было молитвой. И все мгновенно вложилось друг в друга. И Сын ответил:

- Верните ее на землю!

- Но у нее обрезаны волосы!

- Так дайте ей косу.

Юля даже не разглядела ангела, который вручил ей обрезанную ее косу. Мелькнул, восшумел и все. Она словно уже знала, что нужно перебирать по косе вниз. И вот уже телебашня завиднелась сбоку, на земле. Значит, уже точно близко земля, есть верх и низ. И все другое. Арсик, скоро я увижу тебя, родной! Она сообразила, что до больницы надо взять левее, пусть эти хирурги зашьют меня как следует, а то что - на живую нитку сметали! Юля поняла: надо взять левее, она искосила косу, а может, ангел помог ей в этот миг, потому что опять что-то восшумело над головой. И тут Юля увидела нянечку Георгиевну, которая выполняла ее просьбу и надевала крестик на тело еще теплое. Еще Юля в своем нисхождении видела, сколько, оказывается, входов и выходов есть во всех наглухо закрытых помещениях. И сверху, и снизу в них беспрестанно входили утешители и соблазнители... Значит, весь мир прорыт этими входами?

Приблизившись к окну, Юля успела увидеть картино-мысли Георгиевны, которыми та жалела сироту Арсика. Но тут Юля соединилась со своим телом, и все выключилось. Человеческими глазами она смотрела на глухие стены морга и пыталась кричать:

- Люди! Люди же! Зашейте меня еще раз.

Но голос почти не выходил из горла. Нездешний свет появился еще раз и пробежался бликом по стене, делая ее в своем пробеге прозрачной. И Юля увидела, что по двору деловито ступают люди.

Вроде бы прошло какое-то время. Закутанный от мороза сторож въехал с каталкой, на которой лежало очередное тело из терапии, о чем говорили штампы на простыне. Усталое лицо санитара-сторожа выражало: "Ну когда же вы перестанете! Я хотел сейчас прилечь немного... А вы сюда да сюда! Одна из хирургии, один из приемного прямо, два ДТП. Куда в такой холод вас понесло, а?" Навидался он здесь родственников. Вот что странно. Все ведь атеисты, а тут атеизм словно слетает. "Как же я на военную хирургию пойду - не поспал, с дымной головой?!" (Забегая вперед, скажем: напрасно студент Б. тревожится о своей голове - на экзамен он не попадет- его увезут с реактивным неврозом.)

Юля попыталась его поманить бескровной рукой, он закричал: "А-а-а-а" и с этими "А-а-а" вбежал в корпус. От страха его крик звучал как бы дурашливо.

- Что случилось? - спросил дежурный врач Скачков.

- Я чуть глаза там не оставил! Как человек медицины понимаю: эта бескровная рука... это пришла! А-а-а! Оживают они!

- Ужысь, ужысь, - вздыхала над ним санитарка.

Она недавно похоронила мужа, но если Никанорыч встанет и снова будет пить да ее бить?! Значит, зря радовалась, что он навсегда успокоился...

Скачков лично отправился в морг. Когда он подошел к Юле, она все еще не могла говорить, а словно шелестела:

- Ра-дуй-ся...

- Что?

- Радуйся, безнадежных надеждо!

Он взглядом умолял ее растаять, как мираж. А словами обещал немедленно зашить-перешить-посмотреть-увезти...

В прожекторе жизни Юля сразу увидела себя - школьницу, потом - невесту, наконец - разведенную жену. И вспомнила огнезрачный престол, который дважды видела в печи... Зашьют, сто свечей поставлю Богородице!

В операционной Феликс Прогар снова услышал стук в окно. Он уже знал, что это синички. После такого решил внимательно их рассмотреть, но ничего особенного не нашел: птички как птички, ну разве что похожи на двух горбоносых старушек.

- Так, - сквозь зубы проговорил Скачков, - метастазы где?

- Ошиблись. Это были не метастазы, а просто похожие...

- А похожие... где?

- Не знаю.

- Не был бы я кандидат медицинских наук, в Бога поверил бы!

...Потом, когда хирурги все перешили и оправились, они говорили друг другу, что, конечно, природа так сильна, и у организма такой запас прочности! Кутузов тут мелькнул с турецкой пулей, пролетевшей через всю голову, и Ленин, конечно. Так уговаривали они друг друга, выставляя на стол заветные мензурки со спиртом. Лишь один растущий молодой талант Клинов перед тем как выпить перекрестился. Тут все навалились на него с жалостью: путевку в Усть-Качку дадим, курс антидепрессантов... А он им говорит:

- Мне и так хорошо. Я все понял.

Афанасьич, анестезиолог, за спиной Клинова покрутил у виска: мол, все больше ему не говорите ничего. И вообще об этом не надо. Но остановиться было невозможно.

- Она же ушла у нас на столе, - разводил руками Феликс. - А вот дышит, и глаза блестят. Я специально глаза посмотрел - блестят.

- Ну и что блестят? Подумаешь, - Афанасьевич видел, что мужики натурально не в себе, но значит, мало выпили; он подлил всем побольше.

Скачков заговорил отрывисто, как пародист на эстраде:

- Ну, я вскочил, лечу, прибежал, говорит... "Радуйся!"

Клинов, приняв добрую порцию спирта, решился на целый рассказ: мол, дед по секрету... Это... к Сталину приезжал один священник, и ему было видение-знамение или как... что надо вокруг Москвы обнести икону Богородицы, тогда немцы не войдут, а уже куда обнести - они на подступах, и что придумал Сталин - на самолете облетели с иконой!

- Вот что интересно: кто она такая, что ее вернули сюда? - спросил Феликс Прогар. - Надо изучить... по карточке. История болезни, то-се.