Когда же хоть одним словом упоминалась Лариса, глаза у Виктора загорались, он смотрел на отца с радостным возбуждением.
Лариса стояла на мостике с низкими перильцами и смотрела на широкое поле. Под мостиком спокойно, с тихим говорком текла речка. Какой ласковой и красивой стала теперь эта речка! Берега зеленые, мягкие, так и манят к себе. Вода чистая, прозрачная, на дне каждый камушек виден.
А кажется, еще совсем недавно речка была бурной и грозной. Вода шумела под самым настилом мостика и несла мелкие льдины и почерневшие комья снега. Страшно было подумать, что произойдет, если вода поднимется еще хоть на несколько сантиметров. Неудержимые потоки сорвут тогда мостик и понесут его в другую, большую реку, а оттуда - прямо в море.
Страшно тогда было стоять на этом мостике одной. Но с Виктором забывался всякий страх.
В тот день они вдвоем осматривали участок, отведенный под лен. Не везде еще можно было пройти, так что всего поля не осмотрели. После воды и вязкой грязи под ногами они почувствовали на мостике такую легкость, словно стояли на клубной сцене. Лариса оперлась ладонями о сухие и, казалось, даже согретые дневным солнцем перильца. Короткий полушубок с серой барашковой отделкой расстегнула. Кубанка из такой же самой овчинки держалась, видно, только на тугом узле темно-русых волос. Весь лоб у девушки был открыт, щеки розовели от долгой и трудной ходьбы и вешнего ветра.
Виктор был в ладно скроенном бушлатике, в летней фуражке с едва заметным следом на том месте околышка, где недавно была красная звездочка. Он наклонился над перилами, пытаясь достать рукой воду, и Лариса вскрикнула, неожиданно для себя схватила парня за плечи. Виктор выпрямился, с радостным удивлением посмотрел на девушку.
- Мне показалось, - со смущенной улыбкой проговорила она, - что перила зашатались.
Виктор ласково взял ее за руки.
- Тут все сделано прочно, - сочувственно произнес он. - Только долго не смотри в воду, может голова закружиться. Смотри лучше на меня, Лара.
- А ты на меня смотришь?
- Смотрю, Лариса, с малых лет я на тебя смотрю, если хочешь знать.
- Не вспоминай лучше, - все еще продолжая шутить, сказала Лариса. Житья мне не давал!
- Потому что любил, - крепко сжимая ее руки, сказал Виктор, - только сам об этом не знал. Лариса, милая! Теперь-то я знаю! Днем и ночью думаю о тебе. - Он потихоньку, несмело привлек ее к себе.
Девушка не вырывала рук, а только смотрела на Виктора как-то совсем-совсем по-особенному. Молчала и смотрела, даже не улыбалась. Глаза ее блестели, и казалось в весенних сумерках, что речка, стремительная и неугомонная, отражалась в них.
Вдруг она сильным рывком высвободила свои руки. Виктор вздрогнул. Но не успел он прийти в себя, как девушка, так же мгновенно и порывисто, обхватила его за шею и упала лицом ему на грудь.
...Пускай бы и снесло в эту минуту крушниковский мостик! Пускай бы он мчал их на бурных волнах в самое синее море! Не страшно! Поплыла бы Лариса хоть на край света, но только вместе с Витей, только бы держать его вот так в первых своих девичьих объятиях и чувствовать радостный, неудержимый стук его сердца...
В тот вечер Лариса не могла усидеть в хате. Ей казалось, что мать посматривает на нее с каким-то укором и подозрением, что Павел все время хочет сказать что-то смешное по ее адресу и только ждет удобного случая. Девушка наскоро поужинала и выбежала на улицу. И тут не в компанию ее потянуло, не к подругам. На сердце было такое, о чем не расскажешь никому: ни матери, ни самой близкой подруге. Даже Виктору Лариса не смогла бы теперь сказать ни единого слова. Хотелось побыть одной, только одной. Идти куда-то и идти, думать, вспоминать. И если бы сутки шла так, в одиночестве и в тишине, все равно не терялась бы свежесть тех чувств, которые приходят, пожалуй, один раз в жизни. А как хотелось бы сохранить их долго-долго! Поэтому - одиночество и молчание. Скажешь кому-нибудь слово, и уже не будет этого неизведанного трепета в груди, этого волшебного света, хлынувшего в душу.
Незаметно Лариса вышла в поле и оказалась на той самой дороге, по которой совсем недавно шла с Виктором домой. Пройти еще километра два - и мостик. Но зачем же теперь идти на мостик? Для того разве, чтобы все повторилось снова? Не надо туда идти, потому что и мостик, и Виктор все время перед глазами: в ушах звучит его тихий, голос, на щеках и на устах горят его поцелуи.
Лариса повернула назад. Шла уже медленней. Не хотелось входить в деревню: еще встретишь кого-нибудь. Вечер был тихий и совсем не холодный: первый настоящий весенний вечер...
Прошло с тех пор много весенних дней и вечеров. Каждый день Лариса с радостным волнением встречала в поле первый солнечный луч, а вечером, как бы поздно ни приходила с работы, какой бы ни была усталой, все равно перед сном думала про Витю. Мысли эти были такими светлыми и радостными, что часто гнали прочь сон. И все же назавтра Лариса снова вставала до солнца, не чувствуя усталости.
Сначала, когда ее назначили звеньевой по льну, она долго тревожилась, переживала: как будет работать, хватит ли сил, знаний, умения? Прежде, бывало, только в мыслях ей хотелось многое исправить в бригаде. Видит, что то или иное дело идет не так как следует, а взяться исправить не может. Не хватало решительности. А теперь Лариса не нарадуется своей работой. Пока все выходит не хуже, чем у людей.
Возможно, трудности еще впереди, но они не пугают Ларису. На участке вон уже какой лен!..
Лариса стоит на мостике и любуется своим льном. А лен уже зацвел. Глянь на небо и глянь на землю - не заметишь разницы. Сколько раз за свою жизнь Лариса видела, как цветет лен! С малых лет знакомо ей это цветение. И никогда еще не видела она такой красоты, не переживала такой радости, глядя на море синих цветочков. Какими особенными, необыкновенными казались ей теперь эти цветочки! От них трудно было оторвать взгляд. Чувствовалось тут что-то свое, родное, дорогое до бесконечности. Словно глазки детей посылали Ларисе свою свежую ласку и тепло, словно песни тех девчат, что тут работали, и запевки самой Ларисы превратились в сине-голубое волшебное марево.
Когда Данила узнал, что сын собирается жениться на Ларисе, то дня два ходил, надвинув на брови старую овчинную ушанку. Жалко все-таки было приданого, которое мог дать Шандыбович. Потом ему сказали, что дочь Криницкого может стать в этом году богаче Ольги.
- Как это она богаче станет?
- А заработает на льне.
Данила верил этому и не верил. На его памяти еще не бывало такого, чтобы кто-нибудь у них в бригаде после войны очень много зарабатывал. Но ведь в других-то колхозах зарабатывают люди. Так, может, и Лариса заработает. Пусть зарабатывает на здоровье.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});