Читать интересную книгу Восхождение язычника - Дмитрий Шимохин

уважаемо по местным меркам, у нас при капище их всего пять, до того же Щецина нам далеко, там тридцать десятков храмовых стражей. Родичи не находятся постоянно у храма, а осуществляют свою деятельность, так сказать, вахтовым методом, заодно и за порядком в городе смотрят. Живет наша семья отдельно не в городе, с прадедушкой и другими родичами, а в большом селе: не любит отец подолгу в городе находиться, хоть и приходится.

А вот в остальное время отец занимается фермерством, небольшой торговлей, рыбалкой и совсем чутка разбоем, у нас даже ладья есть. А вот двоюродный дядя промышляет международной торговлей: и в Персию ходил, и в Царьград, вот отсюда и проистекает конфликт с семьей моего не совсем друга. Есть и другие семьи, которые занимаются торговлей, но основной конфликт идет с родичами шакаленка. Его родной отец — прямой конкурент моего двоюродного дяди. Сначала была просто конкуренция, а сейчас дело движется к конфликту. В прямое столкновение лезть ему силенок не хватит, в особенности при поддержке прадеда и отца с дядей, так как за ними подтянется и вся храмовая дружина, а это семьдесят два неслабых аргумента в любом споре, вооружённых и очень опасных. Да пять десятков храмовой дружины, это семьдесят два бойца, так как десяток не означает, что в нем ровно десять бойцов. Просто наименование такое, количество людей, состоящих в одном десятке, может разниться.

— А почему же я не могу поступить как шакал? — Ведь будучи весьма молодым и горячим, Яромир, улучив момент, просто бросился бы в драку, несмотря на последствия. А сейчас, можно сказать, у меня две субличности с разной памятью, разной жизнью и с разным отношением к этой жизни.

Может быть, это не совсем правильно, вести диалоги с самим собой, но рассуждать так легче и смотреть на тот или иной вопрос с двух точек зрения, от Яромира и от Кощея, полезнее.

— Сейчас тебе дядюшка Кощей все популярно объяснит, фактически на пальцах.

— Законов в нашем обществе нет как таковых, но есть традиции, что иной раз посильней любых законов будут. Так почему я не могу поступить как шакалёнок? А здесь все просто, я ведь не малолетний дебил.

— Предположим, если бы этот мордофиля[1] кого-нибудь другого покалечил или убил, что было бы?

— А было бы то, что его семья просто отделалась бы вирой, и все, вероятно, на этом бы и закончилось. Так что деньгою заплатила бы семья шакаленка, обидно, но ничего страшного, выпороли бы шакала и все. Все равны, но есть равнее.

— Кому-то можно больше, кому-то меньше, а кому-то совсем ничего. Весьма острая социальная тема, не правда ли?

— Только есть еще одна традиция, Яромир, и ты о ней знаешь, а дядюшка Кощей тебе о ней напомнит. Традиция кровной мести. Если ты не согласен с вирой и тебя гнетет обида, можешь взять топорик и надавать своему обидчику по голове, ты в своем праве, например, за убийство сына или отца. Неизвестно, получится ли, но попытаться можно.

— И дядюшка Кощей думает, если бы со мной случилось что-то такое случилась, семья малолетнего дебила вирой бы не отделалась. Устроили бы наши родичи ночь тысячи кинжалов, а что — повод есть, и в своем праве. Мне, конечно же, приятно осознавать, что за меня отомстят, но мертвому будет все равно.

— Думаешь, не определили бы их вину, так у прадеда Рознега сильно не забалуешь, сам его знаешь. Раскрутил бы он их легко и непринужденно, а если бы вдруг не смог, в чем я сомневаюсь, так просто наши родичи назначили бы их крайними, я уже был бы мертв, а так всяко польза для семьи выйдет.

— Так что, если просто и без затей его покалечить или убить на глазах у всех, это, вероятно, спровоцирует межродовой конфликт. Вот если шакаленок меня спровоцирует, а еще лучше бучу затеет на глазах у видаков, здесь можно будет себе позволить многое. Многое, но далеко не все. Есть у меня одна мысля, как его не покалечить и не убить, а интерес свой соблюсти и обрести кое-какое спокойствие, без развязывания конфликта между семьями. Да, в случае прямого столкновения моя семья их затопчет, но зачем лодку расшатывать? А интерес мой всего лишь в том, чтобы юный мальчишка не мешал, это можно сделать и без большого членовредительства, хоть и хочется душу отвести.

Вроде такой пустяковый вопрос о порче лица ближнему своему, а размышлений на полдня. Если бы не столь острые отношения между семьями, можно было бы не заморачиваться.

Подходя к лагерю, я обратил внимание на шатер наставника: полог был завязан. Значит, наставника нет. Когда он в лагере или где-то рядом, полог всегда откинут.

Приветливо махнул рукой знакомым ребятам, сидящим у костра и пытающимся что-то приготовить в общем котле — судя по запаху, похлебку из рыбы и кореньев.

У нас был различный инструмент общего пользования, включая пару котлов, и воспользоваться им мог любой, только приведи в порядок, перед тем как вернуть, и не затягивай с этим. Поначалу были драки по этому поводу, но со временем все решилось. Хотя у нас драки по любому поводу могут случиться, а что — в одном месте собрали подростков пубертатного периода, которым обязательно надо доказать, что они самые лучшие и сильные. Это особо активно случалось в первый месяц, а потом установилась своя иерархия.

Зайдя под сень леса, я спокойно направился в шалаш. Интересно, ребята там или где-то шастают?

Я жил не один, а со своими товарищами. И шалаш у нас был большой, со стенами и крышей, а подстилкой служили не только наломанные ветки и лапы елей, но и сухая трава, а сверху пара старых облезлых овечьих шкур, номер люкс со всеми удобствами.

И, подходя к шалашу, я услышал, как спорят мои други, Гостивит и Дален. Они были не только моими друзьями, но еще и соседями в селе. А между собой они были родичами, двоюродными братьями. И по внешности весьма схожи, широколицы и русоволосые, настоящие рязанские рожи. Только глаза у Гостивита были голубые, да и чуть выше он своего родича, а у Далена зеленые. Оба жилистые и крепкие ребята.

— Зря мы тебя послушали