А сейчас — жженой резиной и железом!
Пороховым дымом и ромашкой!
Можжевельником и подсолнухом!
Ирисками и зеленым овсом!
Петушками и анисом!
Куриным пометом и розами!..
Вдруг Тихая замолчала. С опаской Аня вгляделась в лицо за стеклом гермошлема, но глаза Тихой были открыты, а рот поджат. Аня решила, что старушка наконец образумилась, но та опять принялась за свое: известкой пахнет, купоросом, жареными семечками, пустырником, карамелью «Дюшес», мхами и лишайниками!
Аня хотела урезонить Тихую, но ей сделали знак, чтобы не мешала. Оказалось, к старушке давно прислушиваются, и даже магнитофон потихоньку включили.
Но в это время зазвенел сигнал тревоги — стало плохо Бабоныке. Аня и Заряна бросились к ней. Матильда Васильевна уже приходила в себя. С самого начала она стонала, что не в состоянии переносить эти запахи, а потом взяла и зажала трубку воздухоподачи, как в другое время зажала бы, наверное, нос. Сколько уж она зажимала и разжимала трубку, пока ей стало плохо, неизвестно. Приведя Бабоныку в чувство, Заряна погрузила ее в сон.
***
Между тем роботы под наблюдением Сергея Сергеевича провозились часа два, но повреждений в обшивке корабля не нашли. Да уже и так было ясно, что дело не в обшивке. В конце концов, будь хоть малюсенькая трещина, туда давно бы просочилась атмосфера Флюидуса. Но ничто, ничто не проникало в корабль, кроме запахов!
Михеич приказал усилить защитное поле корабля, и запахи стали слабее. Скафандры разрешили снять.
На следующий день только и разговоров было, что об этих запахах.
Аня размышляла: может, с ними идут на контакт? Может это что-то вроде послания, где не слова, а запахи? Пусть запахи неприятны. Ну и что? Когда говорят между собой глухо немые, их мимика, их жесты тоже непривычны.
На робкий ее вопрос за столом, не может ли оказаться, что досаждающие им запахи — просто-напросто послание «флюидусян», Володин ответил своим носовым не то смешком, не то хрюканьем, а Маазик сказал рассеянно:
— Все может быть.
— Позвольте, позвольте! — вдруг включилась в разговор Матильда Васильевна. — Пусть они желают познакомиться с нами и посылают вместо букетов запахи, но-о… откуда же они знают, как пахнет, скажем, резеда? И зачем они посылают запах тухлых яиц? И откуда они знают, как пахнет, скажем, куриный навоз?
— Они это «вылавливают» в вашей голове, — хмыкнул Володин.
— В моей голове?! — ужаснулась Бабоныка. — Но, пардоне муа, я не думаю и думать не желаю о курином навозе!
— Не навоз, а помет, — презрительно поправила ее Тихая.
Но Бабоныка поправки не приняла:
— Необразованное вы существо! Помет — это котятки или щенушки! Скажите ей, Юрий Михеич!
Она упорно считала, что Михеич — это не фамилия, а отчество.
Но Михеич, хотя был он неизменно предупредителен с Матильдой Васильевной, на этот раз, кажется, даже не слышал ее. Всё над чем-то размышлял.
— Попытка это контакта или что другое, — сказал Володин, — по совести говоря, не самое интересное. А вот каким все же образом проникает запах в корабль… — Он развел руками и даже хрюкнуть забыл.
И поднялись споры о том, как это возможно, чтобы запах проникал в герметически закупоренный корабль. Обмахиваясь веером, Бабоныка благосклонно выслушивала каждого, словно старались именно для нее. А потом встала и сказала мягко, но решительно:
— Короче говоря, я убедительно вас прошу, сообщите э-э… корневым жителям… Как ты говоришь, Анюня? Коренным? Но ведь они у корней живут, девочка! У корней, а не у одного корня! Так вот, передайте корневым жителям, чтобы они впредь этими неблаговонными посланиями нас не обременяли.
И величественно удалилась.
Вечером Аня разговаривала с Фимой — с помощью Мутички, разумеется. Фима то и дело перебивал ее и просил рассказать подробнее. Потом он замолчал, и Аня даже подумала, не отвлекло ли его что-нибудь от разговора, но он просто думал. Когда он снова заговорил, Аня услышала его голос еще прежде, чем Мутичка начала ей пересказывать:
— Конечно, от частиц вещества защитное поле отгораживает практически полностью. Но от гравитационного и некоторых других полей оградить почти невозможно, ты же знаешь!
— Фимочка, но ведь запах — это и есть частицы вещества, разве не так?
— Аня, вспомни Фабра,[1] у тебя ведь хорошая память! Вспомни Фабра, это очень важно!..
***
Бабушка Матильда прервала ее разговор с Фимой. И Аня теперь ходила и думала, что же именно у Фабра должна она вспомнить, и даже искала, нет ли в их корабельной библиотеке пленки с книгами Фабра. Не было.
Между тем начались горячие деньки. Готовили к выходу на Флюидус роботов со сложной программой. И надо же было Михеичу, распорядившись о подготовительных работах, прибавить, причем вполне серьезно:
— А вы, Тихая, поприсутствуйте, пожалуйста, при отладке систем, присмотрите вашим острым глазом!
— У меня, между прочим, не один глаз! — только и проворчала Тихая.
А Козмиди и Сергеев молча переглянулись.
И вот теперь Тихая совалась буквально во все: и кто придумал роботов, и дорого ли они стоят, и кто за них отвечает, и есть ли запасные части. Работа, наверное, вдвое быстрее бы шла, если бы не Тихая.
Ну и фигура, кстати сказать, была: в спортивном костюме, как все, а сверху юбка напялена. Сапожки с утяжелителями в платформах — точь-в-точь как земные ее кирзовые сапоги. И неизменная конфета за щекой. Постукивая костяшками пальцев по корпусу робота, она настойчиво вопрошала:
— На лектричестве, что ль? Выжирают, чай, помногу? А электричество из чего берут? Неужто на проводах болтаться будут? Сколь же это проводов надобно?
— Едят не больше нас, — отвечал терпеливо Сергей Сергеевич, — зато работают за десятерых. А проводов им, бабуся не надо. У них, как у верблюдов, горбы с припасами, только не снаружи, а внутри.
— Умно, — соглашалась, подумав, Тихая и снова приставала с вопросами.
Козмиди отделывался шуточками, а Сергей Сергеевич иной раз и сердился:
— Если у вас есть вопросы по существу, задавайте. А так — нам некогда.
Но Тихую это не смущало. Это еще цветочки были — бесконечные вопросы. По-настоящему допекла она Сергеева и Козмиди, когда узнала, что нет у роботов «нюхала».
— Это как же так? — в буквальном смысле слова вцепилась она в Сергеева. — Это что же они смогут, ежели чуять не умеют?
— Да что же это в конце концов?! — даже покраснел от возмущения Сергей Сергеевич. — Я в таких условиях работать не в состоянии!
Козмиди попробовал успокоить Тихую:
— И охота вам время на эти роботы тратить?! Сидели бы у себя и конфеты сосали. Честное слово! А за роботов не волнуйтесь, милая Тихая: все, что требуется, они увидят и на корабль передадут. — И запел — наверное, чтобы заглушит Тихую:
Сердце красавицыСклонно к измене…
Тихая как из пулемета строчила:
— Ой, врешь, куманек! Как же без нюхала? Ой, смотри, запоешь тогда, да поздно будет. Пропадут роботы! Такие средства угробите — под суд вас отдать, деловые какие нашлись. Все Михеичу выскажу! Он вам покажет! Он вас на Хлюидус без нутряных мешков отправит!
И на этот раз обстановку разрядил Сергей Сергеевич:
— Разрешите проиллюстрировать это ма-лень-ким анекдотом из далекой древности…
— «Из древности», — обиделась Тихая. — Ты сам-от и есть из древности…
***
На следующий день начался спуск роботов в заданный район. Все, конечно, сидели у телеэкрана. Но не то связь не ладилась, не то роботы чего-то не умели. Половина датчиков не работала. Изображение было мутное. Показатели электромагнитного поля все время менялись.
— Поля пляшут, — сказал как-то обиженно Сергей Сергеевич.
А Володин неопределенно хмыкнул.
С Аниной же точки зрения, плясали не поля, а роботы — так странно они продвигались. Но она помалкивала — может так и должно быть в дебрях Флюидуса. Когда-то давно она ведь и робота представляла иначе — чем-то вроде водолаза костюме или громоздкого человека, у которого все четырехугольное: ноги, руки, туловище, голова. Роботы для Флюидуса, однако, с самого начала были задуманы по-другому. Хотя они умели видеть, записывать, давать показания, самонастраиваться и принимать решения в соответствии с заданием и обстановкой, в них не было ничего похожего на водолазов или громоздких людей — довольно объемные шары с выдвижными усиками, плавниками и чем-то вроде упругих цеплялок. Флюидус был не такой, как Земля, и роботы были здесь другие. И то сказать — где уж в такой жиже-воздухе ходить ногам:
И все-таки странно они передвигались! Аня молчала, помалкивали и другие. А вот Матильда Васильевна молчать не собиралась.