Читать интересную книгу Эти двадцать убийственных лет - Валентин Распутин

– Есть критики – и Валентин Курбатов, и Владимир Бондаренко, и Лев Аннинский, и другие. Они ведут в журналах и газетах критические дневники и обзоры, откликаются на книги, на явления литературной жизни, дают портреты писателей. Но нет критики, которая влияла бы на общественный вкус, была эхом народного мнения. Нет критики, способной идти впереди литературы и влиять на ее ход. Но такой критики сейчас, при хаотической разнонаправленности литературы, вероятно, и быть не может.

– За последние годы телевидение и пресса определенного толка очень старались, да и стараются до сих пор, причинить Распутину побольше боли. Удалось ли вам выработать хоть какой-то иммунитет против этого?

– Мне пришлось отрастить толстую кожу, и я давно отношусь к этому как к неизбежным эпизодам нашей необычайно занимательной жизни. «Не нравиться дурным – для человека похвально», – говорил мудрый Сенека. А с чего бы я стал нравиться убийцам нашей культуры, нравственности, государства? Мы разной породы.

– Что вы думаете о небывало масштабной и интенсивной продолжающейся кампании по уничтожению отечественной культуры? Удастся ли в конце концов ее остановить? И насколько необратимы результаты?

– Если власть бросила на произвол судьбы армию, оборонку, науку, на чужой манер проводит реформу образования, на что тут рассчитывать отечественной культуре?! У нас благополучествует только одна «культура» – «культура» Васильевского спуска, холуйствующая перед властью.

Все остальное постепенно вымарывается нищетой и порядками, напоминающими оккупационные. Бедствуют Ясная Поляна и Михайловское, Тарханы и Спасское-Лутовиново, все провинциальные театры и музеи, библиотеки и клубы. Знаменитую Некрасовскую библиотеку в Москве на Бронной гонят прочь, чтобы занять ее помещение под ночной клуб. Культура наша, наполовину погубленная, настолько в тяжком положении, что любых слов уже недостаточно, чтобы оплакать ее. А министр культуры больше всего занят сейчас тем, как вернуть Германии трофейные ценности, рассчитывая, вероятно, на титул очередного «лучшего немца» или хотя бы «немца года».

Восполнимы ли эти утраты? Конечно, невосполнимы. Но Россия богата и культурой своей, и, если бы удалось вернуть ее к нормальной жизни, она бы еще и запела, и заплясала, и выставила бы свои сокровища не на аукционы, а для духовного обогащения народа.

Хотелось бы еще напомнить, что самая долгая и беспристрастная память даже не у истории (историю можно подправлять и переписывать), а у культуры. О нашем окаянном времени ей будет что передать потомкам. Петр Первый, под которого подравнивается наш президент, в истории высится как преобразователь России, окно в Европу прорубил, а в сказаньях народных он – Антихрист, ломавший безжалостно и веру, и обычаи, и порядки. И еще триста лет пройдет – Антихристом и останется. Но как бы то ни было, а Антихрист – фигура серьезная. А о шутах гороховых и слава будет незамысловатей.

– Есть ли хоть что-то отрадное для вас в нынешней литературной нашей жизни?

– Да, есть, об этом можно говорить определенно. Писатели, или сбросив оцепенение после подлого захвата России, или оставив политическую стезю, возвращаются к перу, все больше появляется издательств при местных писательских организациях и все живее и обнадеживающее жизнь в провинции; число литературных премий отечественного происхождения и всероссийского звучания перевалило далеко за дюжину. Среди них такие заметные, как Бунинская в Орле, Есенинская в Рязани, Аксаковская в Уфе.

Союз писателей России продолжает проводить совещания молодых литераторов; последнее из них, во Владимире в прошлом году, показало еще раз, что талантами Россия не оскудела. Притом в литературу идут, прекрасно зная, что писанием в наше время не проживешь, видя в литературе поприще для духовного жертвенного служения Отечеству.

И еще одно доказательство того, что русская словесность на подъеме, – положение литературных журналов. Положение не блестящее, но впервые за последние годы подписка на журналы «Наш современник» и «Москва» не упала. И редакционные портфели с рукописями там и там становятся все толще.

Не последнее дело – и общее настроение в нашем литературном кругу. А оно такое: не похороните!

– Помнится, нашу беседу в конце 1993 года вы озаглавили: «Нет, не кончено с Россией…». Минувшие три года прибавили вам в этом смысле оптимизма или, наоборот, пессимизма?

– Казалось бы, никаких оснований для оптимизма нет, положение в стране все хуже, вокруг трона не убавляется число бесов, продолжающих «реформы». Минувший год, к позору России, добавился еще двумя постыднейшими событиями – капитуляцией перед Чечней и участием американских советников в предвыборной кампании президента. А впереди готовится новое грандиозное надругательство – второй поход А. Лебедя на Кремль. Запад бравому генералу устроил смотрины, и Западу Лебедь понравился. Вполне возможно, что в Вашингтоне уже теперь подбирается новая группа специалистов по одурачиванию российского избирателя.

Да, оснований для оптимизма мало, и все же я продолжаю верить в Россию еще больше, чем три года назад, которые миновали после нашего с вами разговора. Эти три года даром не прошли. Богатые стали еще богаче, бедные еще беднее; ныне противопоставляются друг другу не только разные слои населения, но и территории: Москва, Петербург, забитые криминальным капиталом, живут за счет ограбления сырьевых земель и дальнейшего обнищания несырьевых. Окраинная Россия поумнела, губернские выборы подтверждают это. Хитроумной чехардой в правительстве пыль в глаза не пустить. Ненависть к президентским фаворитам типа Чубайса достигла последней степени, их неуклюжие попытки сменить плутовскую личину на патриотическую никого обмануть не могут. Государственная административная машина, громоздкая, неуклюжая и алчная, качается под ветрами одинокой конструкцией, вокруг которой России нет, она ушла в свою жизнь.

Конечно, это положение еще не самое боевое, но нельзя не видеть, что власть вместе с ее «реформами» Россия не приемлет совершенно откровенно.

– А что из своих конкретных впечатлений последнего времени, во глубине России и в столице, назвали бы наиболее обнадеживающим и что особенно огорчило вас?

– Сначала два впечатления из ряда, так сказать, «дубиной по голове». Первое. В моей родной деревне Аталанка в Иркутской области год назад сгорела школа. Никто, разумеется, и пальцем не пошевелил, чтобы строить новую.

Школьников перевели в помещение детсада – тесное, неприспособленное. Выпускной класс, восьмой, занимается в туалетной комнате.

Второе. Известный и горячий патриот, председатель думского Комитета по культуре Станислав Говорухин геркулесовыми усилиями – к великой радости «демократов» – протащил в Думе в первом чтении закон об ограничении оборота сексуальной продукции в России. «Ограничение оборота» – это дымовая завеса, в действительности же это легализация и полное узаконивание разврата. Мы-то с вами, дорогие читатели, по наивности считали, что в скором времени с нравственным геноцидом нашего народа будет покончено, а выясняется, что и в Думе есть патриоты, которые наравне с демократами торопятся индустрии секса придать непреложный и окончательный характер.

Чтобы не было сомнений в искренности этих усилий С. Говорухина, приведу его слова на пресс-конференции после «сексуального» события:

«Может быть, попробовать поступить, как цивилизованный мир? Америка гораздо более нравственная страна. Не надо говорить: русский народ – особый народ. Никакой он не особый, а может быть, и хуже всех остальных. Рабский народ. Никакой бы немец… не выдержал того, что выдерживает русский народ… Ничего, попробуем поучиться у цивилизованного мира. Весь мир цивилизованный более нравственный, чем мы».

Рабскому народу, стало быть, туда и дорога – в грязь, в бесстыдство, в разврат.

Из впечатлений обнадеживающих и радостных: молодая Россия не выбирает ни пепси, ни американскую культуру, ни чужую мораль. Мне пришлось убедиться в этом за последнее время и в Москве, и в Иркутске. Мое убеждение, разумеется, имеет оговорки, и даже серьезные, но в сути своей, я уверен, оно правильное.

– Неизбежный вопрос: над чем сейчас работаете?

– Работаю над рассказами. Новые мои рассказы будут опубликованы в третьем номере журнала «Москва» и в пятом номере «Нашего современника».

Март 1997 г.

Глава II

А век двадцатый близится к закату

У нас – поле Куликово, у них – «Поле Чудес»

Виктор Кожемяко: Дорогой Валентин Григорьевич! Истекает XX столетие. В свое время, в разгар так называемой перестройки, нас, читателей ваших, буквально обжег опубликованный вами «Пожар». Очень точный возник образ всего переживавшегося нами тогда и вместе с тем – состояния души самого писателя. А есть ли у вас какой-то емкий художественный образ для выражения нынешнего состояния России? И чем стал в вашем видении XX век для нашей страны?