-- Слухи способны опередить даже крылатое существо, не говоря уже об экипаже баронета. Кстати, а поместье так и называется "проклятым".
-- Нет, что вы, это было бы не очень привлекательно для покупателей.
-- Только не для меня, - учтиво возразил я. - Оно ведь находится по соседству с землями очаровательной графини.
Он понимающе усмехнулся. Усмешка вышла гадкой и ядовитой.
-- Если мы поспешим, то через четверть часа прибудем прямо туда.
-- Тогда пойдемте! - согласно кивнул я, пропуская его вперед, во избежание новых попыток попутчика прикоснуться к моему венцу или, возможно, к содержимому карманов.
-- Вам повезло, к поместью не прикреплены никакие крестьяне. Вы сможете наслаждаться покоем и одиночеством, - с хитрой ухмылкой продолжал без умолку болтать странноватый паренек.
-- Одиночеством? А почему вы решили, что я не захочу устраивать шумных приемов, как это делают все феодалы.
-- Ну, учитывая обстоятельства...- замялся он. - Разве только это будут приемы для избранной публики.
Прохвост знал чуть больше, чем ему полагалось, и позволял себе делать тонкие намеки. Я терпел его общество всю дорогу до красивого беломраморного дворца с фасадом, украшенным рядом кариатид и стройными рядами колонн. Падающие снежинки ложились на скульптуры, навевая чувство запустения. Дверное кольцо, крепившееся к медной голове льва, протяжно звякнуло, когда двери распахнулись. Мы вошли в просторный холл, мой болтливый провожатый снова заговорил, и гулкое эхо устремилось к бельведеру стеклянного купола.
Сквозь стекло бледный дневной свет ложился на ступени широкой лестницы. Перила покрывал слой пыли и паутины, алый ковер выцвел, шпалеры поблекли. Слова провожатого сливались в одно далекое жужжание, и я прислушивался к ним не больше, чем к писку надоедливого комара. Меня заинтересовали совсем другие звуки, тихая трогательная мелодия скрипки. Музыка скрашивала тишину, но была слишком далекой, чтобы разобраться, насколько талантлив сам музыкант, правильно ли он следует нотам, берет ли без фальши очередные аккорды. Исполнитель мне был безразличен, главное сама скрипка. Звуки, издаваемые этим инструментом, я бы не спутал ни с какими другими. Я так хотел снова взглянуть на золоченой корпус той скрипки, которую поклялся достать хоть из-под земли, что безотчетно двинулся вперед, переступая через ступени замусоренной лестницы.
-- Не ходите туда, - вдруг вцепился в мою руку назойливый провожатый.
-- Почему? - я обернулся и удивленно посмотрел на него. В душе шевельнулась надежда - давно позабытое, благословенное чувство. Может там она - моя призрачная скрипачка?
Но вместо стройного прозрачного силуэта, мимо нас со скрипкой подмышкой пронесся какой-то юноша, одетый во все черной и поспешно выскользнул за дверь, перед этим успев чуть не сбить с ног моего временно компаньона.
-- Очередной покупатель, у которого есть титул, но не хватает средств для покупки собственной резиденции, - самодовольно пояснил он, будто радуясь тому, что аристократ, как и любой смертный, тоже может опуститься до нищеты. - Ему очень хотелось купить поместье, поэтому я позволил ему иногда приходить сюда и играть на его ...скрипочке.
Паренек презрительно скривился, смотря на все еще распахнутую дверь, за которой скрылся так называемый неудачник.
-- А вы знаете, что неподалеку находится чертова мельница?
-- Прекратите ругаться, - оборвал его я. Порядком уже надоело слушать от сопровождающего всю дорогу, что каждая сторожка в округе имеет полное права именоваться "злачным местом". - Если верить вашим определениям относительно всего этого, - я обвел рукой просторный холл, - то дом со всеми угодьями не стоит и пары грошей.
-- Для пугливых людей - да, но для смельчака или музыканта, привыкшего к одиночеству, такое место приобретает особую цену, - он особо выделил музыканта, будто желая осторожно напомнить, что тот тоже был бы не прочь все это приобрести. Намек на возможную конкуренцию должен был подтолкнуть сомневающегося покупателя к быстрому принятию решения.
Если бы некогда роскошное поместье хоть немного было приведено в порядок, то потянуло бы тысяч на сто червонцев, но, учитывая плачевное состояние дома, я предложил только половину этой цены. Предложение было принято с восторгом. Не откладывая заключение сделки в долгий ящик, я вручил ловкому агенту сундучок с пятьюдесятью тысячами монет, забрал необходимые бумаги и стоя в пролете входных дверей, наблюдал, как непоседливый продавец с трудом утаскивает сундук, по дороге расточая в мой адрес наилучшие пожелания. Снежинки влетали в холл и оседали на пыльном ковре, промозглый ветер пронизывал до костей, но я следил за угловатой фигурой, постепенно исчезающей в гуще сильного снегопада.
Вряд ли кто-то бы осмелился купить поместье, овеянное дурной славой, даже за четверть назначенной цены. Живя при дворе, среди сплетен и суеверий, я привык к тому, что от того, кто всего лишь раз побывал в злачном месте, шарахаются, как от чумного. Однако щедрость я проявил не бескорыстно, будучи хозяином поместья мне было гораздо легче завоевать доверие графини и ее соседей.
Просьбу Франчески я не выполнил и явился так же неожиданно, как и в прошлый раз. Зачем мне было проходить в ворота, мимо выставленной охраны и пылающих факелов, которые легко могли высветить бледность кожи и тем самым натолкнуть простолюдинов на опасные предположения. Внезапно появившись на пороге бальной залы, прямо перед изумленным лакеем, я бросил ему свой плащ и смело двинулся к многолюдному собранию. Напольные канделябры и настенные бра давали слабое освещение. Я сразу выделил из толпы Франческу. Элегантно одетая и по-своему грациозная она резко отличалась от множества бесцветных, одноликих блондинок. В ней был свой шарм и немногие смогли бы под внешним лоском рассмотреть ее мрачный секрет. Сложная прическа из локонов и кос придала изящества ее гордо вздернутой головке. Длинные черные ресницы резко контрастировали с платиново-светлыми кудрями. Бардовый шелк платья был усыпан блестками, как цветок росой. Рядом с наряженной для бала дамой, фигура, затянутая в черный костюм выглядела, как тень.
Я остановился рядом с колонной и перехватил лукавый взгляд Винсента прежде, чем он коснулся губами руки графини. Как сильно он переменился. Даже на расстояние чувствовалось, что его окрыляют надежды, целый сонм восхитительных грез. От этого юное лицо с тонкими скулами и большими, выразительными глазами казалось похорошевшим и одухотворенным. Лишь изредка мрачные мысли хмурили гладкий лоб. Теперь Винсент говорил и действовал с чувством собственной значимости, хотя в его жестах сохранилась все та же ловкость и нагловатость. Одно ухо было проколото то ли на цыганский, то ли на разбойничий манер. Сережка с кроваво-красным рубином странно контрастировала с однотонной черной одеждой. Винсент выделялся на фоне безымянной толпы гостей, как вестник смерти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});