Он в бешенстве развернулся в мою сторону всем корпусом.
– Как? – гаркнул он. – Как ему может быть хреновее… какое хорошее свежее слово! Он сейчас упивается поклонением своих придворных, преклонением всего народа!.. У них никогда еще не было такого короля, чтобы вот так за них, быдло сраное, отдавал жизнь… А теперь есть!
Я покосился на Ланселота, бледное лицо первого рыцаря пошло розовыми пятнами, но все еще не находит слов, дабы восстановить ровное течение дипломатической процедуры приема послов, и я сказал торопливо:
– …но вы ее, его жизнь, не взяли! И тем самым не дали королю Арнольду обрести сан святого мученика, который куда выше, чем сан короля… Вы ему поднасрали куда больше, Ваше Величество, чем он вам. Да-да, он там бесится, на стены бросается… наверняка. Потому что умереть красиво вы не дали, а вот жить так же красиво он не сможет.
Он кипел от ярости, но сдержался, прорычал люто:
– Почему? Что ему помешает?
– Его слава, – объяснил я. – Он сейчас святой, вы абсолютно правы, Ваше Победоносное Величество. Ну а дальше? К святому и требования повыше, чем к королю. Одно дело – совершить подвиг вот так красиво, на рывке, на глазах у всех, другое – жить… подвижнически. Вы думаете, сможет? Голову кладу на плаху – не сможет. Могу даже свою. И никто не смог бы. Даже Иисус Христос не смог бы, останься он жив, а уж король Арнольд совсем не Иисус.
Священник, пугливо молчавший подле трона, сказал предостерегающе:
– Кто ты, смеющий так богохульствовать про Иисуса, сына Божьего?
Я покачал головой:
– А что бы Иисус сказал о кострах, на которых сжигаете несчастных, которых он не давал побивать даже камнями?.. Что он сказал бы о… Ладно, не будем увязать в теологии. Ваше Непобедимое Величество, уверяю: это вы одержали победу!.. О вас говорят как о справедливом короле, который поступил правильно… это мы с вами понимаем, что вас просто приперли к стенке, как медведя рогатиной, но народу удалось засадить по самые… словом, другую версию!.. А вот Арнольду сейчас надо играть роль святого и дальше. А такое ни Арнольд, ни кто другой не потянет.
Священник кряхтел, явно хотел поспорить, но видел, как король понемногу начинает оживать, и умолк, забился за трон подальше и поглубже. Главное, мне удалось слегка развеять тоску короля, дать ему кончик веревки, по которой можно выбраться на божий свет со дна чернейшей и глубочайшей депрессии.
Конрад еще рычал в бешенстве, но в глазах появилась надежда. Он взглянул на меня почти с мольбой, не брешу ли, как попова собака? Только не бреши… или бреши, но не признавайся, что брешешь.
– Не… потянет?
Я нагло улыбнулся.
– А что, по-вашему, кто-то на земле потянет?.. Если честно? Так что для Арнольда сейчас начинается падение. Долгое падение!
– Гм… – прорычал он в затруднении. – Если бы!
– Правда, Ваше Величество, – заверил я. – Ну, представьте себе, если бы вы вдруг предстали перед народом святым… как бы вам… э-э… дальше? Денек можно походить гоголем, в павлиньих перьях, а другой, третий?.. Арнольду теперь такое всю оставшуюся жизнь.
Конрад призадумался, в лице проступил страх. Он зябко передернул плечами.
– Святым?.. Нет, ни за вечное спасение!.. Лучше вот таким… грешным, но не так уж чтоб и совсем… Но Арнольду, собаке, так и надо!.. Пусть, гад, помучается с белыми крыльями за спиной.
– А вы, – сказал я настойчиво, – выглядите в глазах народа… как Алемандрии, так и Галли, а также всех воинов, – не важно, какого королевства, – как могучий и свирепый король, который одинаково наделен всеми рыцарскими доблестями!.. Вы знаете, какие слова труднее всего выговорить мужчине?
Священник и король задумались. Я видел, что и все рыцари заскрипели мозгами, думают. Даже Ланселот и вся наша свита впали в тяжелое раздумье.
Конрад нетерпеливо буркнул:
– А что тут думать?.. «Ты сильнее меня» – вот самые гадкие слова..
– Нет, Ваше Величество. Мужчине труднее всего сказать: «Я был не прав». На какие только ухищрения ни идут, только бы не сказать их!.. А вам даже не пришлось их говорить. Вы захватили королевство Арнольда, а потом вернули по своей королевской воле. Никто у вас не отнял, вернули сами. Теперь же вам просто стоит чуть-чуть закрепить свой имидж… то есть образ в глазах своих людей и вообще всего мира… Для этого, например, самое простое – отправить хотя бы тысячу воинов в крепость Зорр… тысячи, конечно, мало, но даже такой поступок сразу возвысит вас в глазах христианского мира. Или выставить на границах своего королевства заслоны против проникновения агентов Тьмы…
Священник торопливо забормотал молитву, глаза испуганно и с великой надеждой следили за мной. Король призадумался, прорычал:
– Да это нетрудно… Что для меня тысяча!.. Могу и пять, да надо ли?
– Вообще-то, – сказал я осторожно, – король Арнольд отправил в Зорр пять тысяч воинов.
Священник сказал суетливой скороговоркой:
– Благое дело сотворил, благое…
Конрад рыкнул, походил взад-вперед перед троном.
– Но я тогда и сам превращусь в иисусика!.. Меня заплюют мои же рыцари. Скажут, что вот-вот отрастут крылья, как у большого жирного гуся. И над головой уже нимб… хотя я знаю, что это просто рога срослись.
Я сказал проникновенно:
– Ваше Величество!.. Нет в Зорре иисусиков, нет. Есть нормальные здоровые рыцари. Что такое рыцари? Это крепкие мужчины с отвагой в сердце и…
Пальцы мои тем временем сняли с пояса молот. Конрад насторожился, глаза сузились, рука потянулась к рукояти меча. Я с силой метнул, держа взглядом скульптурную группу из руин Кельтуллы. Молот пронесся с диким воем, мраморная статуя треснула, взорвалась тысячью мельчайших осколков. Они еще летели через зал, а молот, описав красивую дугу, смачно шлепнулся в мою подставленную ладонь.
Я улыбнулся Конраду, что не сводил с меня глаз, повесил молот на пояс и учтиво поклонился.
– Как видите, Ваше Величество… А я ведь воин Зорра, христианского королевства.
В зале стояла потрясенная тишина. Рыцари застыли с выдернутыми из ножен мечами. Конрад кивком велел спрятать железо в ножны, посмотрел на меня, насупив брови:
– Что за чертов молот у тебя, рыцарь?
– Языческий, – ответил я. – Который, вон посмотрите, ваш священник не одобряет.
Священник, белый от ужаса, крестился, бормотал молитвы, руки мелькали со скоростью ветряной мельницы во время урагана. Он упал на колени и звучно бился лбом о мраморный пол, усеянный останками мраморной композиции.
– Да-а, – сказал Конрад с удовольствием. – Да ты еще и богохульник?.. Тебя ж за эту статую церковь проклянет!.. И на костер, на костер… Еще и танцы вокруг костра устроит.
– Наша, – сказал я и выдвинул по-ланселотьи нижнюю челюсть, – что в Зорре, не проклянет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});