– Наверное, то же, что и вас, господин инспектор, – ответствовал Клим Пантелеевич. – Всего несколько часов назад, к нам в контору заявился этот американец вместе со своими помощниками. Он сообщил нам, что, будучи ещё в Америке, получил несколько писем с угрозами. Вымогатель составил для него и его окружения, включая даже домашнего питомца, прейскурант жизни, в котором были указаны суммы, позволяющие мистеру Баркли здравствовать в течение августа, а потом и сентября месяца. Вот потому-то он с большим удовольствием пересёк океан, и, судя по всему, чувствовал себя здесь в безопасности.
– Прейскурант жизни? – прикуривая трубку, удивился инспектор. – Такого я ещё не слыхал.
– Да, представьте себе.
– И что же этот толстосум от вас хотел?
– Он просил меня отправиться вместе с ним в Америку и отыскать преступника.
– И поэтому вы здесь?
– Почти. Я протелефонировал в «Де сакс», чтобы с ним встретиться, а мне сообщили, что мистера Баркли увезли в карете скорой помощи. Приехав сюда, нам поведали и о вас. Вы не знаете в какой он больнице?
– На Франтишку.
– Где прозекторская доктора Гольдберга?
– Да.
– Что с ним? – поинтересовался Войта.
– Не знаю, – пожал плечами полицейский. – Врачи обнаружили у него признаки то ли удара[5], то ли паралича сердца[6], то ли грудной жабы[7]. Шут их разберёт. Если судить по рассказу переводчицы и двух молодых людей, они всей компанией сидели здесь, в номере, и обсуждали дела. Баркли налил себе немного виски и закурил сигару. Потом явился коридорный и передал американцу письмо. Тот прошёл в другую комнату, судя по звукам, распечатал конверт. Вернулся злой. Снова налил виски и выпил. Покурил. Вдруг схватился за сердце, и, начав задыхаться, осел в кресло. Его положили на диван, расстегнули сорочку и открыли окно. Срочно вызвали доктора. Американец этот, видно, большая шишка. Сам полицмейстер распорядился, чтобы я приехал и проверил, не было ли в отношении него, какого-либо злоумышления. Но нет, всё чисто, если не считать вашего рассказа.
– А что в письме?
– Понятия не имею. Судя по всему, он сунул его себе в карман.
– А виски?
– На журнальном столике.
– Позволите мне взять с собой бутылку?
– Зачем она вам? Если бы в ней был, допустим, цианистый калий, у него бы пена на губах выступила. Но доктора говорят о болезни сердца. А впрочем, – он выпустил дым, – можете забирать. Мне не жалко. Виски там почти не осталось.
– Благодарю вас, инспектор, – проронил Ардашев и поднялся. Пожалуй, завтра мы наведаемся в больницу к мистеру Баркли.
– Дело ваше. Я доложу начальству, что никакой уголовщиной здесь не пахнет. В Америке у него, может, и есть проблемы, но не в Праге. Поэтому меня мало интересуют душещипательные истории этого миллионера.
– Откуда вы взяли, что он миллионер? – встрял в разговор Войта.
– Ворона прилетела со Старомнестской ратуши и накаркала! – полицейский повернулся к Климу Пантелеевичу и выговорил раздражённо: – Иногда ваш подопечный меня удивляет, задавая детские вопросы. Любому понятно, что Баркли богат, как Крез, если остановился в самом дорогом отеле столицы Чехословакии. Но он и скряга знатный: поселил троих подчинённых в одной из самых дешёвых гостиниц Праги – в «Золотом Гусе», что в Кобылисах.[8] К тому же, переводчица проболталась, что у него золотой счёт в «Легиа-банке» и он у них почётный клиент.
– Ясно, – Ардашев улыбнулся и сказал: – Замечу лишь, что этот, как вы изволили выразиться, «мой подопечный», знаком со мною немногим более года. А всю сознательную жизнь сыскного агента он провёл с вами. И, как я понимаю, благодаря этому, многому от вас научился и даже кое-что перенял.
– Вот-вот, – поддакнул Войта, – всё плохое у меня от бывшего начальничка. Поэтому и не женюсь никак.
– Нет, просто дамы видят твою гнилую душонку, – съязвил инспектор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вацлав махнул рукой, как саблей, и сказал:
– Всё! В «Три дикаря» больше с вами не ногой!
– Ага! – хохотнул Яновиц. – Зарекался козёл в огород не ходить. Да кроме меня и господина Ардашева ни один порядочный человек с тобой в портерную не сунется. Только мы тебя и терпим.
Не обращая внимания на перепалку старых знакомых, Клим Пантелеевич изрёк:
– Сдаётся мне, что в деле мистера Баркли нам мы отыщем не один скелет в шкафу. Даст Бог, разберёмся. Честь имею, инспектор.
– Всего доброго.
Уже на улице Войта осведомился:
– Что же за письмецо получил Баркли? Неужто из Америки?
– Всё может быть. Если помните, он нам так и не показал четвёртое послание Морлока.
– Да, похоже, насчёт тёмных сторон жизни Баркли вы правы.
– Посмотрим. Ловите таксомотор или извозчика. Едем в контору. Я хочу проверить содержимое этой бутылки.
II
Когда Ардашев, скрипнув дверью, вышел из лаборатории. Войта, ожидавший начальника за своим столом, тотчас же подскочил и направился в его кабинет.
– И что там было?
– В бутылке содержится примесь сульфата морфия. Войдя в соединение с алкоголем, он образует симптомы, сходные с сердечной недостаточностью и может привести к смерти. Всё зависит от концентрации.
– Неужели Морлок – один из трёх его подчинённых? На эту смуглую лапочку даже думать не хочется, так уж она прелестна. Ну и помощник тоже не производит впечатление убийцы. А вот историк – сам себе на уме.
– Первое впечатление часто бывает обманчиво, друг мой. Вы это знаете не хуже меня. Давайте не будем гадать, а лучше с утра наведаемся к мистеру Баркли и хорошенько его расспросим.
– Не спорю.
– Тогда пора отдыхать.
– День был длинный, как хвост удава.
– Сегодняшних событий хватило бы и на неделю. До завтра, Вацлав.
– До завтра, шеф.
– Я закрою контору и подышу воздухом.
Войта кивнул и исчез за входной дверью. Клим Пантелеевич неторопливо замкнул кабинет, потом приёмную и, наконец, повернул ключ в замке входной двери.
На улице пахло сырой листвой. Ветер доносил издалека гудок паровоза. Витрины магазинов уже зажглись. Окрашенный ализарином чернил вечер опустился на Прагу, придав домам, крышам, и даже реке, сине-зелёный цвет, не свойственный наступившей осени.
В квартире Ардашевых горел свет, и в окне маячила головка Паши. «И всё-таки, я бы не стал жаловаться на судьбу, – мысленно рассудил частный сыщик, – она подарила мне Веронику и Пашу. Да и на хороших людей мне везло больше, чем на плохих. Хотя правильней было бы сказать, что плохих я нахожу сам. Охота на них – моя профессия».
Глава 5. Больница
На набережной Влтавы, в центре чехословацкой столицы, находилась та самая больница, куда и доставили американского банкира. Дорога от детективной сыскной конторы «1777» до дома 847/8 на Франтишку была короткой. Не прошло и четверти часа, как Ардашев и Войта, рассчитавшись с водителем таксомотора, стояли перед зданием больницы. Четырёхэтажное здание, фасадом выходящее на улицу У Милосердных, производило впечатление массивного и добротного строения.
– Смотрите, Вацлав, на фронтоне какие-то статуи.
– Это святые. Их установили в середине XVIII века. Тогда же здесь появился и анатомический театр. А вообще, условия нахождения в больнице в те времена мало напоминали сегодняшние. Пациенты платили за питание пять крейцеров в сутки, что всего на один крейцер больше, чем тюремное меню.
– А кто не мог оплатить?
– Их лишь трижды в день кормили скудной похлёбкой. И лежали они в коридоре, а не в палатах. Сёстры милосердия и доктора спали вместе с больными. В углу каждой палаты стояла дровяная печь. Как пишут в старых книгах, в коридоре был стол и два стула, на них лежали медицинские инструменты, препараты и вещи дежурного врача. С открытием этой больницы был сделан большой шаг в избавлении горожан от хворей. Не сравнить со средневековьем.