Читать интересную книгу Сердце в опилках - Владимир Кулаков

Партнёры по номеру успокаивали расстроенную девушку:

– Ничего, Москва не сразу строилась, получится…

– Этот трюк удавался немногим…

– Тише едешь – дальше будешь…

– Дольше будешь! – делая акцент на первом слове, Валентина резко прервала «соболезнования» своих партнёров. – Так что мне эта поговорка, Женечка, не подходит! – Валя, спрыгивая с сетки на манеж, обратила свой строгий взор к самому «говорливому» и вечно улыбающемуся партнёру. Тот, словно сдаваясь, поднял руки вверх.

– Если птице обрезать крылья… – пафосно было начал «Женечка», но тут же осёкся, увидев жёсткий взгляд руководителя номера, отца Валентины.

– Всё! Умолкаю навеки! – он приставил указательный палец к виску. – Быджщ-щь!!! – громко озвучил он «выстрел». Театрально изобразив смерть героя, Женька полетел с верхотуры подвесного моста в сетку и там, покачиваясь, замер.

– Ладно, «самоубийца», прощён, воскресай. – Отец Валентины скупо улыбнулся. – Сетку освободи, я схожу.

Руководитель полёта, крепкий мужчина средних лет, отпустил ловиторку и, раскинув руки, спиной тоже приземлился на сетку.

Валентина только сейчас заметила Пашку, всё это время стоящего в боковом проходе цирка. В её оживших глазах заиграли лучики прожекторов и какие-то явно хитроватые, потаённые мысли.

– Иди сюда! – позвала она его. – Хочешь полетать?

Пашка Жарких нерешительно пожал плечами. Он тут же вспомнил походы на колосники. Особого желания «летать» у него не было.

– Не трусь, попробуй! Это легче, чем на канате у Абакаровых. – Валентина белозубо и по лисьи хитро улыбнулась. – Правда, папа?

– Хм, угу… – двусмысленно хмыкнув, не разжимая губ, согласился «папа». Лёгкость этих жанров он испытал на своей шкуре.

– Я и не трушу! – блеснул бесстрашием Пашка.

– Виктор Петрович! – подал голос недавний «самоубийца» Женька. – Пусть попробует, пока нет «какашки»!

Пашка, чувствуя подвох, настороженно поинтересовался о какой какашке идёт речь.

– Здрасьте! – веселился Женька, – это твой «лучший друг» – инспектор манежа, Александр Анатольевич!..

Пашке коротко объяснили, что нашего инспектора давно зовут в цирке сокращённо – «А.А.» Ласково – «Аашка». Кто-то догадался прибавить к этому прозвищу первую букву фамилии инспектора и получилось то, что получилось. Об этом варианте своего «имени» Александр Анатольевич не догадывался. Прозвище ни в коей мере не соответствовало ему ни как профессионалу, ни тем более как человеку. Невзирая на строгость, он был любим и уважаем артистами.

…Молодые ребята, воздушные гимнасты, с улыбкой смотрели на парня, так легкомысленно согласившегося познать вкус «свободного парения».

– Лонжу не забудь надеть, Икар! – Отец Вали, сам любитель розыгрышей, держал в руках стропы страховки. Пашка затянул на поясе широкий кожаный ремень, от которого отходили страхующие верёвки.

– Давай по лестнице на мостик. Трапецию подадут…

Валентина с интересом и нескрываемым удивлением провожала глазами неуклюже карабкающегося по верёвочной лестнице молодого парня. Тот, часто срываясь, не попадая в узкие, то и дело ускользающие из-под ног перекладинки-ступеньки, медленно двигался к площадке подвесного моста. Отец Вали, Виктор Петрович, вовремя успевал подтянуть лонжу, лестница вновь оказывалась в объятиях Пашки. Ободрённый его голосом, шаг за шагом, он двигался к цели.

Начинающий воздушный гимнаст, поднявшись метра на три от сетки, глянул вниз и на секунду замер, переводя дух.

– Давай, давай! – подбадривали снизу. – Это тебе не на лошадях скакать!..

«Посадить бы вас всех на лошадей, да промчать галопом пару кругов – я бы на вас тогда посмотрел, летуны!» – злился на себя за опрометчивый поступок Пашка.

– Ещё немного, давай! Шайбу! Шайбу! – резвился Женька.

Рубашка на Пашке взмокла, местами вылезла из-под брюк. Пот заливал глаза, мешая взбираться. Вот наконец и мостик. Он оказался узкой полоской из хромированного металла и потёртого оргстекла. Пашка навалился на него грудью, цепляясь за тонкие нити крепёжных тросов. С замиранием сердца, медленно, но мужественно выпрямился во весь рост. Как на этом шатком мостике умещались сразу несколько гимнастов для Пашки было загадкой. Он не знал за что хвататься, чтобы не свалиться вниз. Его страховал, прижимая к себе одной рукой, партнёр Валентины, другой он держал трапецию на вытянутой руке.

Пашка глянул вниз – внутри всё замерло и похолодело. Во рту моментально стало сухо. Манеж, такой привычный и просторный, казался отсюда небольшой розовой тарелкой, а широкая страховочная сетка – узкой, в мелкие квадратики, лентой.

– Блин, здесь страшнее, чем на колосниках! – вспомнил Пашка о своих первых ощущениях под куполом цирка. Но там под ногами были металлические и деревянные перекладины не шире десяти сантиметров, а тут – бездна…

Пашка с трудом воспринимал смысл советов: как раскачаться на трапеции, когда её отпустить, чтобы при сходе спиной упасть на сетку, как это делают все воздушные гимнасты. Сейчас он видел только узкую клетчатую полоску, в которую ему предстояло упасть. Но она была так далеко внизу…

Назад дороги не было. Павлик поправил лонжу, стараясь выиграть время и хоть немного убрать предательскую дрожь, постучал ладонями о мешочек с магнезией, как это делали воздушники, и приготовился. Облако порошка на мгновение закрыло манеж. Кисти рук стали сухими. Полётчик с улыбкой подал Пашке гриф трапеции, в который он вцепился, как хватается за соломинку тонущий в океане. Сердце Пашки бешено колотилось. Он ещё раз глянул вниз и увидел, нет, скорее ощутил, насмешливую улыбку Вали.

Павлик набрал в лёгкие воздуха, помедлил секунду, закрыл глаза и отчаянно бросился с мостика в бездну неизвестности. Трапеция, словно гигантский маятник, качнулась из одного конца цирка в другой, увлекая за собой худое тело Пашки Жарких, его юное существо, вцепившееся мёртвой хваткой в перекладину и во что бы то ни стало пытающееся выжить. Дыхание у него перехватило, судорога сжала горло…

– Сход! – скомандовал пассировщик с земли, перебирая верёвки страхующей лонжи. Теперь Пашкина жизнь всецело находилась в его опытных руках. Прежде чем начинающий воздушный гимнаст разжал онемевшие пальцы и понёсся спиной в сетку, команда «сход!» прозвучала не менее пяти раз на разные интонации, и однажды даже сдобренная словами, которые не говорят при женщинах и детях. Пашку скорее заставили разжать пальцы, вцепившиеся в гриф трапеции, буквально стащив его лонжей. Но этого он даже не заметил…

Несколько секунд полёта показались ему вечностью. Вдруг падение замедлилось. Жёсткая сыромятина спасительной лонжи впилась сначала в спину, потом в живот и новоиспечённый гимнаст благополучно приземлился на шею, не сломав её и даже не повредив.

Лёжа на ещё покачивающейся сетке и выходя из полуобморочного состояния Пашка услышал аплодисменты гимнастов и голос Виктора Петровича:

– Хватит лежать, герой, ниже уже падать некуда!

Нетвёрдой походкой Пашка подошёл к барьеру и сел на него.

– Ну, Пашка, ты просто молодец! Та-ак красиво летел! Голова цела? – в серых глазах Валентины плясала целая толпа маленьких вредных чёртиков. Вдруг она сделала озабоченное и заботливое лицо. – Я что-то не пойму: ты или так магнезией запачкался или очень бледный? – Она звонко рассмеялась и выпорхнула с манежа за малиновый бархат занавеса.

Её смеющийся голос ещё долго стоял в ушах теперь уже «состоявшегося» воздушного гимнаста Пашки Жарких…

Глава девятая

Детей приобретают по-разному. Одних с доставкой на дом приносит аист, других покупают в «Детском мире», третьих находят в капусте. А вот семья акробатов Рыжовых нашла своего сына в цирковых опилках, во всяком случае так они объяснили ему его появление на свет.

По старой традиции о всех потомственных артистах говорили, что они «родились в опилках». Таковым являлся и Валерка Рыжов.

Это был хорошо упитанный, флегматичный и на редкость ленивый парень, которого с великим трудом родители приобщали к цирковому делу.

Работал он вместе с матерью и отцом в номере «Весёлые мушкетёры», насыщенном комическими прыжками, каскадами и фехтованием.

Почти семнадцатилетнему Рыжову-младшему удивительно подходила его фамилия. Он был огненно рыжим, или, как его окрестил Пашка Жарких, – «гнедым». Характер он имел задиристый, но трусливый. За цвет волос, ненадёжность и за несколько белых пятен на лице кто-то назвал его «мухомором». Так и прилипло.

Предметом воздыхания для Валерки являлась всё та же Валя, с которой они вместе учились в очередной школе. Цирковые дети меняют школы и классы в каждом новом городе. Последние полгода гастроли акробатов Рыжовых совпадали с гастрольными городами воздушного полёта, а значит и школа у ребят была одна. До этого они закончили учёбу в Новосибирске, летом отдыхали, и вот теперь Валерка снова гордо сидел за одной партой с Валентиной. Наступил финальный учебный год перед получением аттестата.