Максим снова чуть улыбается:
— Да, бесплатный, верно. Извини, малая, что обидел днем. Я был на стрессе и не разобрался, что к чему.
Вся кровь, что есть в моем теле, устремляется к лицу. Сердце так дико колотится под ребрами, что я едва за него не хватаюсь. Голова кружится. Наверное, у меня прямо сейчас происходит какой-нибудь инфаркт.
Подгибаю пальцы ног — мозоли дают о себе знать, я чувствую боль и прихожу в себя.
— Вы спасли двух человек. Женщину и ребенка. Даже если бы вы меня послали на три буквы и влепили пощечину, я бы не обиделась.
Максим издает короткий смешок и качает головой:
— Это точно было бы лишним.
— Да, вы правы. — Прикусываю язык.
Наши глаза встречаются, я улыбаюсь и вновь смотрю на море. Какой сегодня удивительный день, столько интересных людей вокруг и нового опыта.
— У тебя все в порядке? — нарушает молчание Максим.
— Д-да, у меня перерыв. — Бросаю взгляд на часы: — Еще пять минут. Я спустилась отдохнуть перед финальной уборкой. Немного устала, если честно.
— Я обратил внимание, что ты усердно трудишься.
— Спасибо.
Он молчит, смотрит на прибрежные огни, потом на усыпанное звездами небо. Я догадываюсь, что его откатило. Если у папы был сильный стресс, — например, когда волки подошли к нашей деревне и напали на корову, а еще до этого хулиганы побили его учеников, — он пил и долго восстанавливался.
Максиму невесело, он, вероятно, прокручивает в голове спасение двух человек и проживает его снова и снова.
— Вам было страшно? — спрашиваю. — Мне бы точно было.
— Я занимался плаванием, был уверен, что все получится.
— Ну да, ну да, — качаю головой. — Рассказывайте.
— Что?
— Вы такой крутой, что ежедневно прыгаете со скалы головой вниз прямо в ботинках! Притворюсь, что поверила.
— Уж сделай одолжение.
— Чисто из уважения к тому, что вы гость, а я на зарплате.
— Будь так добра.
Мы переглядываемся, я понимаю, что он прикалывается надо мной, и смеюсь. Потом мы смотрим вдаль и одновременно улыбаемся. Все очень хорошо и замечательно, эта минута такая крутая, что... вот буквально одна из лучших в моей жизни!
Максим оборачивается, доходит до лавки, берет плед и накидывает мне на плечи.
В груди тепло-тепло становится! Намного жарче, чем плечам, которые теперь греет шерстяная ткань.
— Спасибо.
— Не за что.
Интересно, какая она — его девушка? Наверное, особенная во всем. Я понятия не имею, кто она, но почему-то очень за нее обидно, если Максим изменит ей с танцовщицей этой ночью. При этом осознаю, что, если вдруг меня спросят — я ни за что его не сдам. Из-за пледа, шуток и всего вместе.
— Как вам праздник?
— Хороший.
— А танцовщицы? Обалденно красивые, да?
Максим мимолетно хмурится и отвечает довольно скучающим тоном:
— Полуголые девицы хороши, как и все полуголые девицы. Других танцовщиц гоу-гоу в своей жизни я еще не видел.
Беседа явно перестала его развлекать. Я понимаю, что нащупала предел, больше нам говорить не о чем.
— Но вас они не впечатляют?
— Мне же не шестнадцать.
Спросить хочется много. И про его девушку, которая, очевидно, не в восторге, что Максим сиганул со скалы в бушующее море. И как прошло спасение. И что он думает о Льве, танцовщицах, празднике, монгольском иге. О чем угодно!
Но я молчу, потому что никак не могу собрать слова в умное предложение, а тупить перед ним стыдно. Он извинился, и этот факт выбил почву из-под ног. Передо мной еще никогда никто из взрослых не извинялся.
— Я схватил ее за волосы, — произносит Максим, не глядя в мою сторону. Я обращаюсь в слух. — Она поэтому меня поцарапала, из-за охрененной боли. Она паниковала, лезла сверху и душила, не реагировала ни на просьбы, ни на мат. Я перестал видеть голову ребенка. Дернул ее за волосы вверх, чтобы вдохнула побольше, и отбросил к берегу, сколько было сил. Только после этого смог выловить мальчика. Ей было ужасно больно, но иначе мы бы утонули втроем. Думаю, у нее еще долго будет болеть голова.
Мурашки бегут по телу. Я хотела откровенности, но не была готова к ней. Застываю от ужаса, явственно представляя весь кошмар ситуации.
Ледяное море, соль во рту и в глазах, сильные волны, паникующая мать, ребенок, который уже уходит под воду... Я делаю громкий вдох, парализованная воображением. Зябко тру предплечья.
Максим улыбается и меняет тему:
— Пошли наверх, холодно.
— Да, мне уже пора. — Иду первой.
— Аня.
Оборачиваюсь, удивляясь, что он запомнил мое имя.
— Сегодня не ходи больше одна. Даже если по работе будут заставлять. Уберешься, и в каюту до утра.
Внутри взрывается миллион вопросов, которые тают на языке. Я сглатываю и киваю.
Мы вместе поднимаемся на верхнюю палубу, где работают обогреватели и намного теплее.
— А вот и ты! Макс, да твою мать, я обыскался! — кричит жених. — Мы тосты двигаем, свадьбу репетируем, а свидетеля нет!
— Ему Олеся позвонила, я же сказала, — подхватывает невеста. — Я бы на ее месте уже на вертолете сюда вылетела, после случившегося.
— Всё, давайте уже последний тост и отдыхать! Я пиздец устал. Кто у нас остался? — оглядывает гостей Георгий.
Они бурно радуются Максиму, меня никто не замечает, но это и к лучшему: и без того много внимания.
У всех , кроме Максима, в руках стаканы с напитками. Срываюсь с места и спешу к бару, но когда возвращаюсь с виски, — а он пьет именно виски, — Максим уже держит напиток. Кто-то меня опередил?
Лев Васильевич стоит неподалеку с микрофоном и рассказывает тост. Долго рассказывает. Какую-то притчу, на которую к четырем утра ни у кого нет сил. Поначалу слушают с улыбкой, затем лица становятся кислыми.
Гости перекладывают бокалы из руки в руку, мы с девочками переминаемся с ноги на ногу. Спать! Так сильно хочется спать! Они сейчас уйдут, а нам еще мыть и чистить. Ну же, скорее!
— …Поэтому за молодых до дна! — наконец кричит Лев Васильевич и пьет.
Все с радостью следуют его примеру. Максим тоже осушает свой стакан до дна. Музыку выключают, и народ начинает расходиться по каютам, а мы принимаемся за уборку.
Краем глаза я замечаю, что рядом с Максимом идет та самая эффектная танцовщица, смеется, касается его руки.
Нда.
Поджимаю губы. Ну вот, а говорил, что все танцовщицы одинаково красивы и ему по фигу.
Значит, не одинаково. Или не по фигу. Сегодня он спас двух человек, у него откат. Мой отец пил, но он алкоголик. Максим хочет других радостей. Ну и пусть. Заслужил, наверное.
Я остервенело оттираю стол, когда слышу, как меня окликают:
— Аня! Анют, подойди.
Даже голову поднимать необязательно, чтобы понять кто. За вечер я запомнила и голос, и интонации. Передергивает.
Лев Васильевич о чем-то говорил с женихом, но прервался, чтобы меня подозвать.
Вопросительно смотрю. Глаза слипаются, приходится постараться, чтобы не нагрубить.
— Шампанское, — произносит он. — Принеси бутылочку, зайчик.
Ар-р-р. Слушаюсь. Но едва собираюсь вернуться к работе, Лев пихает бокал под нос.
— Выпей с нами, Анют.
— Спасибо, я не пью.
— Жора, разреши девушке выпить, — улыбается Лев Васильевич. — Она весь день носится, как та белка из мультика.
— Я правда не пью алкоголь совсем. И я на работе...
— Можно, — пьяно и добродушно улыбается жених. — Бокальчик еще никому не повредил, а вы и правда молодцы сегодня. Накину всем премию за праздник, отработали как надо.
— Очень приятно, я передам Стасу. То есть Станиславу Олеговичу.
Лев Васильевич вручает бокал, я нерешительно замираю, но Жора одобрительно качает головой. Мы втроем чокаемся.
— Не волнуйся ты так, всё в порядке, — отмахивается Жора. — Молодцы! Все! — кричит. — Все молодцы! А я уже едва стою. Бля... — Он действительно чуть не падает, вовремя опирается о перила. — Простите, поползу-ка я к своей Мари спать. Завтрак не раньше десяти.
Киваю.