Конечно, Индурского ценили. Его наградили четырьмя высокими по тем временам орденами, дали почетное звание, приглашали в президиумы. Но он-то знал, что и расправиться с ним могут в любой момент. Такое уже случалось.
В 50-е годы Индурского, прошедшего к тому времени школу столичных газет «Красный воин» (без отрыва от службы в армии) и «Рабочая Москва» (нынешняя «Московская правда»), куда он писал как военный корреспондент в годы Великой Отечественной и где продолжал работать в послевоенное время, уволили в одночасье за чужую ошибку и милостиво позволили устроиться рядовым редактором в книжное издательство. К газетной работе ему удалось вернуться лишь после смерти Сталина.
Архивы сохранили удивительные документы, которые большинством в 70—80-е годы воспринимались – во всяком случае внешне – как нечто обыденное.
Каждый, кому предстояло ехать за рубеж, должен был представить в райком партии положительную характеристику от «треугольника» (администрации, парткома и месткома профсоюза). В характеристике необходимо было указать, что претендент на выезд политически благонадежен и морально выдержан. Редактор городской партийной газеты, член горкома партии, депутат Моссовета, орденоносец Индурский не вправе был рассчитывать на особое благорасположение. В личном деле Индурского, хранившемся отделом кадров, – около двух десятков таких «характеристик». В 1973 году, к примеру, 60-летний главный редактор почувствовал необходимость полечить желудок. В райком сообщается, что он политически грамотен, и редколлегия, партбюро и местком «рекомендуют его для поездки на лечение в Карловы Вары».
Политически неграмотных лечиться не пускали… Это мы сегодня смеемся. Тогда многие плакали.
Он умер утром в день своего 76-летия, 15 января 1988 года, так и не успев получить удостоверение пенсионера. Медицинский эпикриз свидетельствовал, что смерть была в общем-то неизбежна из-за тяжелой болезни. Но почему именно в такой день?! Да, он находился в больничной палате, но дела шли на поправку, и врачи считали, что гостей с поздравлениями можно будет к имениннику допустить. Никто не успел.
Полагаю, что существовал некий психологический фактор, ускоривший конец. О чем думал Семен Давыдович в день своего рождения, зная, что в редакционный кабинет он уже не вернется?.. Он был во главе газеты 22 года из 32 лет работы в ней. Отметив незадолго перед тем 75-летие, Индурский понимал, что перестройка и связанные с ней кадровые новации его не минуют, и ждал их. Ни популярность газеты, тираж которой превысил в ту пору 600 тысяч, ни очереди за ней у киосков не могли служить аргументом, что «старик все еще тянет». Установка Сталина о том, что «незаменимых не бывает», продолжала действовать. А Борис Ельцин за два года своего пребывания на посту первого секретаря МГК КПСС не нашел времени поговорить с главным редактором городской партийной газеты. Это был симптом, понятный для старого газетного «волка».
Осенью 1987 года его вызвали в отдел пропаганды и от имени хотя и опального, но еще не ушедшего Ельцина предложили подать в отставку. И никто не удосужился сказать прилюдное спасибо человеку, который отдал столичной прессе почти шесть десятков лет и стал классиком вечерней журналистики. Эти слова, правда, сказаны были на гражданской панихиде одним из секретарей МГК, пребывавшим в этой должности без году неделю.
Между тем феномен Индурского – не столько в том, что никто другой не возглавлял так долго «Вечерку», сколько в том, что именно при нем газета стала непременной, неотъемлемой частью быта москвичей, главным источником житейской информации. Не тех новостей, которые пугают и шокируют, а тех, которые полезны, интересны, порой занимательны. У старой «Вечерней Москвы» была, разумеется, политическая ангажированность, неизбежная в советское время. Но газету Индурского помнят и ценят за то, что она входила в каждую московскую семью как искренний друг.
Семен и его команда
Александр КУЗНЕЦОВ
Уроженец местечка Дунаевцы Каменец-Подольской (ныне Хмельницкой) области, он повился в советской столице с семьей своего дяди совсем юным парнишкой. Но на что жить?
Ему повезло: на бирже труда дали направление на работу курьером в редакцию газеты «Рабочая Москва». Это был 1930 г. С курьерской должности и началась его жизнь в журналистике.
Была армия, был газетный техникум. В годы Великой Отечественной и.о. зав. военным отделом в «Московской правде» выезжал в действующие войска. А в «Вечерней Москве» Семен, как его попросту называли между собой сотрудники, появился в 1956 году: ответственный секретарь, заместитель редактора, последние 22 года жизни – редактор, сменивший на этом посту ушедшего в «Литературную газету» В.А. Сырокомского. «Вечерка» стала для Индурского вторым домом – родным и любимым.
В этом доме жили профессионалы, досконально знавшие Москву и москвичей – метростроевцев и спортсменов, работников городского хозяйства и деятелей культуры, академиков и врачей. С такими вездесущими сотрудниками редактор мог быть спокоен: никакое городское событие не останется без внимания газеты.
Надо отметить, что С.М. Индурский тщательно, а порой и с осторожностью подбирал свою команду. Во всяком случае, так было со мной. Однажды мне позвонили: «Не могли бы заглянуть в «Вечерку» на огонек? Есть необходимость познакомиться». Заглянул.
Разговор с редактором (я видел его впервые) был, казалось бы, о том о сем, но с элементами деликатного тестирования. Забегая вперед, скажу, что деликатность была присуща ему всегда. Бестактность по отношению к подчиненным припомнить просто невозможно. Ему платили тем же, хотя порой беззлобно подтрунивали над ним. Впрочем, это удел любого начальника – быть мишенью для шуток или пересудов подчиненных. А возвращаясь к беседе, скажу: для меня она закончилась предложением поработать заместителем редактора.
Ну и какая тут тщательность и осторожность в подборе кадров, спросите вы. Уже примерно через полгода работы я спросил: «Семен Давыдович, почему вы остановили выбор на совсем незнакомом человеке?» И он, глядя на меня хитрющими глазами, с улыбкой ответил: «Почему незнакомом? Мы о вас многое и без вас узнали. Например, в «Правде» ваши документы ждали своего рассмотрения». Я был поражен, так оно и было. Вот это осведомленность!
А в центральной газете, откуда я перешел в «Вечерку», надо мной иронизировали: «Ну, поменял шило на мыло, сплетни по Москве собирать будешь?» Но это был ничем не обоснованный снобизм, взгляд свысока на городскую прессу.
Давайте с высоты прожитых лет посмотрим на «Вечернюю Москву» времен Индурского. Тираж 600–650 тыс. экземпляров – побольше, чем у иных центральных изданий. Очереди у киосков, когда вечером газета поступала в продажу. Отсутствие скучных, назидательных передовиц и длиннющих отчетов с пленумов и партактивов. Это была газета новостей только со словами «вчера», «сегодня», «завтра». Новостей, но никак не сплетен. Те же центральные газеты нередко ловили в «Вечерке» заинтересовавшую их информацию и трансформировали ее в своих жанрах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});